Часто на крах империй смотрят лишь с точки зрения их катастрофичности. Реже видят в нем эпизод перехода человечества в новую эру. Между тем именно он наметился в ХХ веке и был ярко очерчен Первой мировой войной. На него восстали тоталитарные режимы. Но после их частичной гибели в 1945 году путь к «исторической победе глобального капитализма», как называет его философ Ален Бадью, стал мягче.
Но коммунизм, с 1917-го менявший мир по своим «прописям», продолжал, как считали его вожди, наступать на всех фронтах. В Европе его главной целью стал ее стратегический центр — уникальное порождение Второй мировой войны — Западный Берлин.
В 1945-м столица поверженного Рейха стала символом победы над нацизмом. Но вскоре ее превратили в знак угрозы.
Победители разделили Германию на четыре зоны оккупации. Как и Берлин, лежащий в центре советской зоны. Здесь, пока союзники занимали запад страны, СССР строил жизнь по своим правилам. Как и везде в Восточной Европе. Что ее ждет, стало ясно к 1946 году, когда, по словам Черчилля, «от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике... опустился «железный занавес».
Красная тирания собралась подчинить континент. Помешать ей можно было, только быстро восстановив Западную Европу и Германию. По плану Маршалла на это пошло около $13 млрд. Но СССР не взял ни цента. И вот теперь в Германии два мира — два кумира: в одном — бизнес, в другом — Сталин. Он объявляет блокаду Западного Берлина, где теперь твердая марка и рынок.
Город снабжают по воздуху. Длина воздушного моста равна 200 полетам на Луну и обратно. В Рождество в аэропорту Темпельхоф детишки встречают «Летающие шоколадки» — американские самолеты с 53 тыс. подарков. В мае 1949-го блокаду снимают.
Это — первый Берлинский кризис. Второй — кровавые протесты 1953 года, подавленные советскими войсками.
Западный Берлин — бастион капитализма и демократии — заноза в сердце Восточного блока. Хрущев желает объединить город под флагом ГДР. Но президент США Кеннеди отвечает, что один из «четырех союзников по Второй мировой войне хочет… нарушить права трех других», а «мы должны быть готовы защитить наши права и обязательства. Сейчас в Берлине мир. Источник напряженности — в Москве… И если начнется война, то в Москве, а не в Берлине».
Кеннеди не хочет конфликта и «всегда готов к переговорам, если переговоры могут помочь». Но объявляет, что увеличит армию, флот и авиацию. А также военный бюджет.
Его слышат в Кремле. Но считают слабаком. Во многом из-за неверных сведений от посла Михаила Меньшикова, который, «желая потрафить Хрущеву», писал, что Джон Кеннеди и его брат Роберт — «мальчишки в коротких штанишках». Пока «петушатся», а дойдет до дела — «накладут в штаны» и «не станут воевать из-за Берлина».
Между тем и в Москве не все хотят конфронтации, но в целом подход можно описать словами советского посла в Париже. Когда де Голль, поддержавший Штаты, но боявшийся ядерной войны, сообщил ему об угрозе, надеясь, что тот донесет ее до Кремля, то в ответ услыхал: «Тогда умрем вместе».
7 августа 1961 года Хрущев объявляет о возможном увеличении армии и призыве части резервистов. ГДР закрывает границу. 11-го ее переходят последние беженцы. А в ночь на 13-е начинается одна из самых трагических строек XX века. Западный Берлин окружают стеной. На 28 лет.
И уже скоро появляется анекдот:
Через стену перекликаются мальчишки.
Западный: А у меня апельсин!
Восточный: А у нас социализм!
Западный: И мы захотим — устроим социализм!
Восточный: Ха! Думаешь, тогда у тебя будет апельсин?
Строя стену, Хрущев брал Кеннеди на слабо. Зря.
21 октября США издают данные о превосходстве в области стратегических ракет. Их мощь «так велика, что действия противника, которые заставят их использовать, станут для него самоубийством».
22-го американский дипломат Аллан Лайтнер едет из Западного в Восточный Берлин. Полиция ГДР требует у него паспорт. Он не дает, признавая право на проверку только за советскими властями. Его не пускают. Он возвращается с военным эскортом и проезжает.
А вскоре американские танки М-48 и бульдозеры идут к стене. На Востоке решают, что сносить. И навстречу мчит 7-я рота 68-го танкового полка 6-й мотострелковой дивизии — десять танков Т-54. Но к бою готова вся группа войск: полмиллиона человек, 7,6 тыс. танков, 2,5 тыс. самолетов, 8,1 тыс. БТР. У Штатов за стеной — 5,8 тыс. солдат и 30 танков. В ФРГ — 40 тыс. В Европе — от 225,7 тыс. до 1 млн. «Выполнить любую задачу» готовы и 311 тыс. солдат бундесвера.
Но Советы готовы брать Берлин. Ведь «кто владеет Берлином — владеет Германией. Кто владеет Германией — владеет Европой» (В.И. Ленин).
Маршалы Иван Конев и Родион Малиновский — командующий Группой войск в Германии и министр обороны — спешат: Конев — в ГДР, Малиновский — в командный бункер. Советские части в Восточной Европе и западных военных округах, Балтийский флот, РВСН и ПВО подняты по тревоге.
26 октября 1961 года. Между танками 100 ярдов. Экипажи глядят в прицелы. Случайный выстрел и — война. Почти точно атомная.
А 27-го советские машины уходят. Следом уходят американцы. Мир с облегчением выдыхает. Но почему они ушли? Это было возможно только при наличии взаимных гарантий. Кто их обеспечил?
Есть ряд гипотез. Так, журналист Сеймур Херш в книге «Темная сторона Камелота», историк Александр Фурсенко в тексте «Георгий Большаков — связной Хрущева с президентом Кеннеди» и другие авторы указывают на особую роль в кризисе «офицера советской разведки, через которого… брат президента тайно общался с Кремлем» — Георгия Никитовича Большакова. Но гипотезы ждут подтверждения.
А пока Америка славит Кеннеди, который «показал Хрущеву, что блефом тот ничего не добьется». В ноябре 1961-го напряженность спадает. Западный Берлин остается Западным. 26 июня 1963 года туда триумфально въедет Кеннеди и скажет знаменитую речь «Я — берлинец».
Его самолет не успеет взлететь, а слово уже облетит мир. Не зря его называют наследником Рузвельта. Тот не допустил самоизоляции США, ибо в глобальном капитализме успешен тот, кто, владея военной и хозяйственной мощью, плотнее всех включен в систему мирового производства и финансов. Союзники сокрушили глобальные амбиции Гитлера и ограничили аппетиты Сталина востоком Европы. Кеннеди не допустил новой красной экспансии. И расширил влияние США в мире, несмотря на жесткие действия соперника.
Он знал: играя с огнем, Кремль хочет доказать, что он — мировая сила. Но это не так. Признания этой роли может добиться лишь равный конкурент. А Советы, как ни требуй «догнать и перегнать США!», слабее. Вот и проверяют мир страхом.
Хрущев это умел. Возможно, считал, что наращивает капитализацию своей системы, т.е. рыночную стоимость корпорации и ее главы на час решающего торга. Разве этим начало 60-х годов XX века не схоже с нашим днем?
«Ставки повышаются», — сообщает CNN, описывая нынешние отношения России с Западом уже не как «новую холодную войну», а как «прямой конфликт». Это касается проблем «от Сирии до Восточной Европы…» The New York Times вопрошает: «Обама уходит, кто отстоит демократию?» Между тем, «что ни неделя… Владимир Путин пугает мир», сообщает The Economist в статье «Угроза из России». При этом называя ее экономические проблемы «могильными».
И вряд ли переименование кофе «американо» в «русиано» изменит ситуацию. Можно звать «Бюргер-Кинг» — «Бутер-Царь», считая это пинком партнеру в сфере тонких сил. Но сложно спорить с Путиным: «Америка — великая держава. Сегодня, наверное, единственная сверхдержава. Мы это понимаем».
Как это понимание вяжется с мнением ряда российских и западных экспертов, что Кремль «хочет решить внутренние проблемы за счет обострения за рубежом»? Разве не так же, как слова Хрущева о жажде мира с его действиями в Берлине?
«В ответ, — требует The Economist, — Запад должен быть един и силен». Назначения в команде Трампа говорят, что и ему не чужд этот подход. На том же настаивал и Кеннеди 55 лет назад.
Возможно, и он, и Берлинский кризис, и Хрущев — лишь эпизоды вступления мира в новую эру. Но, очевидно, их урок стоит усвоить.