«Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской (возле кладбищ)» — такие объявления на листках серой оберточной бумаги были расклеены по всему городу. В этот несчастный день, холодный и дождливый, с утра через весь город в сторону кладбищ тянулись люди с чемоданами, узлами и колясками, со скарбом на спине.
Согласно Донесению РСХА о событиях в СССР №101 от 2 октября 1941 года, число «казненных» составило 33 771 человек. И это только за два дня — 29 и 30 сентября, а ведь евреев продолжали убивать и после — тех, кто спрятался.
Всего две недели понадобились оккупантам, чтобы всех выявить, — добровольных помощников среди киевлян хватало.
В этом проклятом месте убивали еще целых два года. Каждое новое убийство — подпольщиков ли, партизан, военнопленных — так или иначе «мотивировалось». Евреев же, как когда-то отметил Виктор Некрасов, убивали только за то, что они были евреями.
Вот уже 75 лет минуло. Над Бабьим Яром поднялись новые памятники, среди них и еврейская менора, и кресты в память погибших православных священников и даже украинских националистов, вообще-то холокост поддержавших, — такова уж в сопредельной стране новая политкорректность.
А вот самого Бабьего Яра давно нет. Над ним лежат наслоения песка и отходы расположенного по соседству кирпичного завода. После войны овраг перегородили земляным валом. В 1961 году дамбу снесло, образовавшийся селевой поток оставил под собой соседний район, и вновь на том же месте погибли люди. Позже овраг засыпали вновь.
Эти слои песка и земли никуда не денешь. Но почему бы не попробовать снять наслоения лжи с истории злодеяния?
…Через пять дней после взятия немцами Киева, 24 сентября 1941 года, в два часа дня прогремел мощный взрыв в помещении «Детского мира». От детонации сработало взрывное устройство в соседнем здании — гостинице «Спартак», где размещалась немецкая комендатура. Жертвами взрывов оказались около трехсот немцев, количество погибших киевлян никто не подсчитывал.
В тот день было ветрено, и пожар быстро распространился по городу. От большей части Крещатика — одной из красивейших улиц предвоенной Восточной Европы — остались руины.
В ответ на диверсию оккупационные власти немедленно приступили к подготовке массового убийства.
«Комендант Киева сначала подозревал саботаж со стороны населения, пока мы не захватили план подрыва, — рассказывал 4 июня 1946 года на Нюрнбергском процессе начальник оперативного штаба вермахта генерал-полковник Альфред Йодль. — Этот план подрыва включал 50 или 60 объектов Киева, которые уже давно были подготовлены к взрыву и который, как немедленно показало расследование саперов, был правильным… Оригинальный план подрыва я лично держал в руках».
Может, комендант Киева генерал Эберхардт и подозревал население, но обвинил в саботаже одну только его часть — евреев. Каких таких евреев — оставшихся в городе стариков, женщин и детей? Казалось бы, при чем тут евреи? Но при всей нелепости обвинения расчет был точен, для берлинских чинов оно могло выглядеть убедительно. Ну как же, всем известно, из-за чего немцы проиграли Первую мировую — из-за «еврейского саботажа», конечно. И другое известно: евреи и коммунисты — одно и то же.
Порой и те, кто сочинял, сами начинали верить в собственные выдумки.
Два пишем, три на ум пошло — «еврейская» версия подрыва Крещатика была выгодна армейскому и полицейскому руководству. Как иначе снять с себя ответственность за промахи своих разведслужб, за размещение штабов в непроверенных зданиях, да и просто изобразить активность в ответ на диверсию? А к моменту обнаружения плана минирования Киева вопрос о правдоподобии поклепа уже никого не волновал.
До сих пор точно неизвестно, кто и как заложил взрывчатку и привел ее в действие.
Советская пропаганда — и во время войны, и после — изображала взрыв Крещатика как очередное варварство фашистов.
Понятно, когда отступающая армия взрывает мосты, заводы, арсеналы. В Киеве же взрывали мирный квартал, сердце города, с жилыми домами, магазинами, гостиницами и театрами. А почему бы нет? Не случайно в первый военный год столь часто поминали Кутузова и московский пожар 1812 года. При сносе в середине нулевых старого здания гостиницы «Москва» в подвале обнаружили забытые запасы взрывчатки (больше тонны тротила), оставленные в 1941-м на случай сдачи города. Как и в Киеве, их могли взорвать с помощью радиомин.
Советская власть не только приписала взрывы немцам, но и в отношении жертв трагедии заменила рукой Молотова «евреев» на «мирных советских граждан» в «Сообщении Чрезвычайной Государственной Комиссии о разрушениях и зверствах немецко-фашистских захватчиков в г. Киеве».
Странная игра двух пропагандистских аппаратов: немецкий отождествлял советскую власть с евреями, советский — будто демонстративно показывал, что их судьба ее нисколько не волнует. Почему так поступали нацисты, понятно — так они притворялись, что воюют не с русским или украинским народом, а с евреями, якобы захватившими над ними власть. Но в чем смысл советских умолчаний?
«Большевики упорно обходили молчанием наши операции: в своих радиосводках они… ни разу не упомянули евреев. Непонятно, — добавил Геннике, — если действительно евреи имеют такое влияние в коммунистической партии, им бы следовало прилагать больше усилий ради своих единоверцев». «Они хитрые, — возразил доктор фон Шевен, офицер айнзатцгруппы. — Если бы они открыто покровительствовали своим, то оказали бы услугу нашей пропаганде, что совершенно не в их интересах… Они приносят в жертву братьев своих меньших, чтобы сохранить власть». «Вы, бесспорно, правы», — согласился Геннике. Я улыбнулся про себя, с горечью подумав, что мы, как в Средневековье, выстраивали силлогизмы, умозаключения, подтверждающие друг друга. И полученные выводы вели нас по дороге без возврата».
В приведенной цитате из романа «Благоволительницы» Джона Лителла реконструирован ход мысли эсэсовских офицеров — соучастников трагедии Бабьего Яра. Они повторяют пропагандистские клише и тем самым доводят их до абсурда, понятного даже им самим.
Но ведь и в самом деле советская власть страшно боялась оказать услугу немецкой пропаганде. На другой стороне фронта изображение СССР как «иудейско-коммунистического царства» могло найти живой отклик.
И, похоже, находило — на поверхность вышел бытовой антисемитизм, замешенный на антисоветских настроениях людей, пострадавших от советской власти.
«Антисемитизм сделал своим правилом изобличать ассимилированную часть еврейства в тайных национальных и религиозных устремлениях, а органическую часть еврейства, занимающуюся ремеслами, физическим трудом, делать ответственной за тех, кто участвует в революции…» — писал Василий Гроссман. В его романе «Жизнь и судьба» припечатан и государственный антисемитизм — «свидетельство того, что государство пытается опереться на дураков, реакционеров, неудачников, на тьму суеверных и злобу голодных».
В послевоенное время все шло уже по инерции. Фактически это было своего рода отрицанием холокоста, причем задолго до появления современных «отрицателей». А как иначе назовешь затушевывание антиеврейского характера нацизма и подмену жертв-евреев на «мирных советских граждан»? Потому и памятников не ставили.
Жертвам нацизма, таким образом, пришлось умирать дважды — сначала физически, потом память о них стирали из истории.
Со стороны советской власти это было особенно несправедливо — ведь евреев на оккупированной территории СССР убивали именно за нее. Если сопоставить два факта — отсутствие массовых убийств до 22 июня и их присутствие после, — станет ясно, что послужило поводом для их начала. В этот день соединились две ненависти — к евреям и к коммунистам.
Гитлер впадал в безудержную ярость, едва речь заходила о большевизме, считал его формой «еврейского геноцида».
Советским евреям, как он полагал, был имманентно присущ коммунизм, они-то, по его мнению, и совершили в России революцию.
Европейских евреев не убивали. До поры. Нацисты на протяжении восьми лет с прихода к власти мучили их, дошли до того, что повесили на них желтые звезды и загнали в гетто, но все же не убивали, во всяком случае не массово. Еще не знали, как с ними поступить, были разные варианты вплоть до высылки на Мадагаскар.
«Дни открытых убийств» начались только после перехода вермахтом советской границы. Убивать евреев начали на территории СССР.
В первые месяцы войны каратели в отчетах подводили еврейские жертвы под категории «саботажников» и партработников. Разумеется, то была очередная ложь, но именно она поначалу служила предлогом для убийств. Крещатик стал одним из таких предлогов. Потом уже никакие предлоги не требовались. Но это потом, в 1942 году и позже, после совещания в Ванзее о мерах по «окончательному решению», после того, как заработали печи Освенцима и других лагерей смерти.
Наступили времена, когда для евреев «свидетельство о рождении автоматически становилось свидетельством о смерти» (Эли Визель). К газовым печам привели не только страшная логика нацизма и безумные идеи Гитлера, но и усердие фанатиков и садистов из айнзатцгрупп и полицейских батальонов, усердствовавших на оккупированной советской территории. Именно там начался холокост, и это был «холокост от пуль».
Как ни парадоксально звучит эта мысль, Гитлер сделал былью мечту российского антисемита — евреев постигла «расплата» за октябрь 17-го.
Огромное число коллаборационистов участвовало в расправах над евреями, тут они с нацистами нашли друг друга. Нашли повсеместно — в Киеве местные полицаи конвоировали колонны смертников в Бабий Яр, в Риге два месяца спустя — в Румбулу, в Ростове год спустя — в Змиевскую балку.
Я опущу подробности расстрела в Бабьем Яре — по методу, цинично названному одним из его организаторов обергруппенфюрером СС Фридрихом Еккельном «укладкой сардин». Не стану рассказывать, как другой убийца, штандартенфюрер СС Пауль Блобель, спустя два года на том же месте проводил секретную операцию по эксгумации и сожжению тел убитых евреев — заметал следы.
История Бабьего Яра не только о насилии, она еще и о лжи, об этой дороге без возврата. Ибо, как писал Солженицын, насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а ложь может держаться только насилием.
Автор — профессор права, публицист, автор книг «Американская мечта русского сектанта», «Полтора часа возмездия», «Коротким будет приговор»