Люди иногда, смотря, например, на какую-либо хлипкую постройку, говорят: сейчас развалится. И часто бывают правы. Но при всей этой правоте редко кому удается предсказать, а по какой именно причине постройка рухнет: налетит ли слишком сильный порыв ветра, кто либо случайно заденет хрупкую стену или вовсе провалится прогнившая балка.
И всегда наступает момент, когда становится совершенно ясно, что старое — кончилось. Мне кажется, что именно такой момент в отношении прежнего миропорядка наступил. Точнее, явился. Процесс шел много лет и вот теперь предстал воочию. Оглядываясь назад, любопытно, конечно, понять, а какие знаки изменений мы видели?
«Брекзит»? Или же избрание Обамы было тем знаком? Или же распад СССР, который повлек за собой череду событий, приведших к нынешнему состоянию? Или что-то еще? В общем, споры о том, как все происходило, не прекратятся никогда, во всяком случае, пока живы будут те, кто может спорить.
Когда первые волнения после «Брекзита» улеглись, многим показалось, что ничего особенного не произошло. Ну чего еще ждать от англичан с их упрямством и склонностью к островному мышлению. И многочисленные теракты не особенно потрясли: теракты не новость, их, увы, всегда хватало. Расовые трения в США вкупе с прицельной стрельбой по полицейским также впечатлили, но не слишком сильно: не в первый раз это, бывало и похуже. Даже потоки беженцев напугали недостаточно: беженцы бежали всегда, бывало их и больше. И даже преступлений разного рода беженцы всегда совершали много.
И потому мне кажется, что именно неудавшаяся попытка мятежа в Турции послужила наиболее внятным знаком перемен.
В этой истории полно странной политической иронии: военный путч под лозунгами демократии и светского общества привел к результатам, прямо обратным заявленным целям. В результате в стране – члене НАТО, кандидате на вступление в ЕС идут массовые чистки, жертвами которых стали даже не тысячи, а, наверное, десятки тысяч человек, официально ограничены права человека и вот-вот будет введена смертная казнь. Это большое потрясение.
Фактически состоялся своего рода «туркзит», линия, тянущаяся от Ататюрка, линия на сближение с Европой — пресеклась.
Устойчив ли будет режим Эрдогана или же он падет под ударами внешних и внутренних врагов, трудно сказать. Но после попытки переворота это другая страна.
Выдвижение Трампа, который открыто подвергает сомнению нынешнюю систему международных отношений, ключевых союзов и альянсов, еще один знак идущих перемен. А у Трампа реальные шансы на победу.
Приметы перемен можно множить и множить. Тут и конфликты в Южно-Китайском море, и предстоящие голосования и референдумы в европейских странах, и многое другое.
Но суть этих перемен проста: очевидно, что нынешняя система союзов и договоров трещит по швам. Это не значит, что НАТО, например, завтра развалится или же начнется глобальная мировая война. Едва ли. Но то, что система постоянных и долговременных договоров перестает быть господствующей, становится очевидным.
Похоже, что многие правящие режимы переходят в состояние «спасайся, кто может». А народы этих режимов в страхе перед неизвестным будущим начинают сплачиваться вокруг этих режимов.
Некоторые говорят в связи с этим об изоляционизме, который наступает. Но это верно только отчасти. Если это и изоляционизм, то изоляционизм довольно наступательный.
Дело в том, что крушение иллюзий о гармоническом мире, об упорядоченных международных отношениях, о долговременных и рациональных союзах привело не только к страху будущего, но и к кризису идентичностей, к разрушению представлений об общем будущем человечества. А так как одновременно идет процесс консолидации внутри стран и некоторых религиозных трансграничных образований, то усилился конфликт между локальными, «местными» и универсалистскими идентичностями. Довольно мягкое, но тем не менее характерное проявление этого конфликта можно было видеть в той же Великобритании во время голосования по вопросу выхода из ЕС. Те, кто был против выхода, говорили о своем чувстве принадлежности к большому «европейскому» миру, те же, кто за, подчеркивали свою связь с Англией.
В более брутальной форме подобное происходит в той же Турции.
Еще более существенно то, что конфликт между слабеющими универсалистскими настроениями и склонностью к консолидации на национальной или религиозный основе обостряет внутренние противоречия в странах, заставляет сторонников «местной» идентичности решительно противостоять своим оппонентам, усиливать сплоченность вокруг «местной» же иерархии. Собственно, действия Эрдогана и его сподвижников тому пример.
Но нечто аналогичное происходит и в США, и во Франции, и во многих других странах. Этот процесс еще больше усиливает размывание глобальных международных союзов, дробит мир. Так что, по всей видимости, наиболее естественной формой международных отношений станут сравнительно временные союзы, объединяющие те или иные международные субъекты для решения тех или иных конкретных задач. Своего рода проектная работа. Борьбы с ИГ (запрещено в России. — «Газета.Ru»), например. Кстати, пример пока вдохновляющий, поскольку при всех трениях приближение к цели осуществляется, хотя и не так быстро, как хотелось бы.
Тем не менее исчезновение общей для всего мира мечты о счастливом процветании в условиях демократии оказывает все большее влияние. Прежние, казалось бы, незыблемые формулы о том, что «демократии» не воюют и что демократия, права человека и верховенство закона — непреложные условия процветания, подвергаются существенным сомнениям. Во всяком случае, видно, что во многих странах, даже процветающих, возникло некоторое противоречие между стремлением к благополучию и желанием сохранять свободы и права. И дискуссия на эту тему, наверное, одна из самых существенных.
Увы, массовая готовность бороться за свободу и права редко проявляется, и нет никаких оснований считать большинство человечества озабоченным вопросами демократии.
Собственное благополучие куда важнее, а уж при каких условиях оно достигается — почти для всех неважно.
Есть, конечно, еще один аспект, особо связанный с экономическим развитием, влияние которого трудно учесть и в то же время переоценить. Речь идет о новых технологиях.
Та же турецкая история показывает удивительные возможности сочетания этих технологий. Как известно, ключевую роль в подавлении путча сыграли граждане Турции, которые вышли на улицы после призыва Эрдогана. Но как этот призыв произошел! Эрдоган позвонил по фейстайму в студию канала CNN Turk, ведущая выдала речь президента в эфир, ее подхватили в мечетях и — на улице оказались десятки тысяч людей. Это весьма интересный пример взаимодействия различных типов коммуникаций, каждый из которых по отдельности проблему бы не решил. Возможности мессенджера, эффект эксплозии массового телевидения, межличностная коммуникация через лидеров общественного мнения. Результат — социальное действие.
Конечно, речь идет не только о технологиях в сфере коммуникаций, прорывы есть и в медицине, и в биологии, и в транспорте, да почти что во всех сферах жизни человечества. Перемены, которые этот прогресс обещает, ошеломительны.
И важнейший вопрос, который, кстати, может переломить тенденцию к обособлению и взаимной подозрительности: как должен быть устроен мир, чтобы технологии развивались и приносили максимальную пользу максимальному числу людей. Формально одним из ответов является создание разного рода региональных и межрегиональных партнерств вроде Транстихоокеанского партнерства. Едва ли можно сейчас оценить перспективу таких образований, однако совершенно очевидно, что скептицизм по поводу будущего, стремление к обособлению, протекционизм, который сквозит в риторике, например, многих европейских правых, не говоря уж о прямых конфликтах между странами, вполне в состоянии подорвать будущее такого рода партнерств.
Получается, что мы наблюдаем две взаимопротивоположные тенденции. Одна, опирающаяся на идеи технологического прогресса, предлагает универсалистские ценности, видит развитие мира поступательным и интеграционным, другая, наоборот, толкает нас к более дробному и обособленному миру, в котором главной силой остаются государства.
Крайней формой подобной архаической модернизации можно считать пресловутое ИГ, в котором умение пользоваться военными и коммуникационными технологиями ничуть не мешает быть приверженным сурам Корана, понятым совершенно буквально.
И потому крушение еще недавно более или менее эффективной системы международных отношений заставляет нас срочно искать какие-то новые решения.
Буквально сто лет назад случилась в чем-то аналогичная история. В результате первой мировой войны прежний мир, восходящий к Венскому конгрессу, кончился. И кончился он совсем. Появились образования, вроде СССР например, с которыми прежде дела иметь не приходилось. Потребовалась еще одна чудовищная война, чтобы выработался какой-то «модус вивенди». Но и он кончился.
Как теперь действовать, никто толком не знает. Происходит повышение уровня осторожности. Особо конструктивных идей на горизонте не видно.
И потому те многие, кто не впал в радикализм, ведут себя как водитель машины, въехавшей в лужу, чье ветровое стекло стало вмиг непроницаемым, то есть следуют в том же направлении с той же скоростью до тех пор, пока видимость не восстановится.
И часто такое срабатывает. Но вот беда, не всегда. И тогда… В общем, смотри сначала — попытка мятежа в Турции, продвижение Трампа в США, «брекзиты» и прочие многочисленные потрясения и конфликты.
И еще об одном, очень важном. Развязанный исламскими фундаменталистами террор по всему миру, в том числе и в Европе, оказывает самое решительное влияние на описанные процессы. О каком «мире без границ» можно думать, когда фанатичные и смертельно опасные террористы свирепствуют там, где им хочется? Тут уж каждый будет за себя.
Автор — декан факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ, председатель совета Фонда развития и поддержки международного дискуссионного клуба «Валдай»