Устройство паноптикума просто. В середине точка обзора — смотровая площадка, иногда крытая, напоминающая КПП на въезде в города. От нее лучами расходятся коридоры с камерами, а вокруг вьется лестница. Это точка обзора как бы подвешена посередине пространства: камеры и коридоры распределяются равномерно — и по периметру окружности, и по высоте сооружения. Получается, что надзиратель видит совершенно все: не только то, что напротив, но и то, что внизу и вверху. Такой паноптикум сохранили в городской тюрьме Осло. Немного достроили, добавив стен, но саму идею визуального непрерывного контроля аккуратно сохранили.
Камеры напоминают скромные комнатки гимназистов, в них нет ничего, что может нарушить анонимность.
Открытый стеллаж для вещей, столик, за которым можно читать, телевизор, закрепленный в «красном уголке» (верхнем углу комнаты), кровать, прижатая к стене. Конечно, туалет. Все вещи можно связать в мешок и через минуту переложить в такой же стеллаж другой камеры, а заключенных поменять местами. В момент, когда камера опустеет, она приобретет свою чистую форму, превратится в неодушевленный макет. Нарисовать на стене граффити с сексуальной девицей разрешается лишь привилегированным заключенным, которые доказали, что научились жить по правилам норвежского общества. Все остальные ограничены в манифестациях своей индивидуальности.
Многие из тех, кто давно занимается общественным контролем в закрытых учреждениях России, испытывают чуть ли не восторг, заглядывая в камеру норвежского заключенного. Знание того, как выглядят камеры в типовой российской колонии или камера СИЗО, исключают другие эмоции.
Но стоит ли выносить оценки, оставаясь в реалиях российской тюрьмы? Норвежскую тюрьму интереснее оценивать с позиции «стандарта» Норвегии. Ровно это говорит и ЕСПЧ:
условия содержания в тюрьме не могут быть лучше или хуже тех, в которых проживает основное население. Если люди в стране ходят с ведрами за водой к колодцу, то требовать водопровода в тюрьме безосновательно.
Если в Норвегии уровень комфорта, доступный любому человеку, включает определенный набор благ, то и в тюрьме этот усредненный стандарт не может быть сильно ниже. Так вот если за критерии оценки брать не российскую действительность, а норвежскую, то условия в этих камерах более чем скромные. По словам тюремного начальства, сейчас они добиваются финансирования, чтобы наконец улучшить условия содержания. Дескать, эти камеры в стиле «Икеа» — убожество и совсем не современно.
Сказанное означает лишь одно: добиваться хороших условий содержания — дело бесконечное. Это очень нужно в России, особенно если условия содержания, а точнее длительное нахождение в них, несовместимы с человеческим достоинством. Но далеко не только это важно. Норвежская тюрьма бесценна как средство расстановки приоритетов правозащитной работы.
Какие бы ни были условия содержания, тюрьма остается местом, где человек становится объектом манипуляций, дисциплинарных усилий и унижения.
Внешняя оболочка не только не камуфлирует предназначения тюрьмы, но наоборот, обнаруживает с предельной ясностью и ее содержание, и современную традицию наказания.
Эта традиция в случае Норвегии основана на идее, что тюрьма должна не наказывать, а превращать человека из преступника в ответственного гражданина. Похоже на российский подход, когда лишение свободы рассматривается как средство для исправления и перевоспитания. В этом Норвегия и Россия похожи. Разница в другом: идея наказания, по крайней мере декларативно, является вынужденной неизбежностью и факультативна. Консенсус достигнут на том, что норвежскому обществу интереснее, если преступник изменится и сможет научиться жить по правилам, а наказание как раз вредит личностной трансформации.
Тюрьма здесь назначена тем социальным институтом, который не столько наказывает, сколько создает новых граждан.
Красивая идея, с которой сложно не согласиться. На практике она достигается постоянным контролем, подкрепленным работой и профессиональным обучением заключенных (например, заключенных учат готовить, чинить велосипеды, работать консультантами в магазине и пр.). Но важнее контроль, основанный на современных технологиях.
Зачем нужны сопровождающие, конвойные, отметки в полиции и прочее, если многое можно контролировать — медицинскими анализами. Теперь подробнее: начальник разрешает заключенному свидание или отпуск, но с условием. Возвращаясь, заключенный должен сдать анализы. Если в них обнаруживается алкоголь или наркотики, то автоматически все привилегии заканчиваются. Фактически с каждым заключенным заключается сделка. Суть сделки — а это именно оформленный договор — что заключенный не употребляет запрещенных веществ и тогда «получает конфету». Если же сделка нарушается, то не только конфет больше не будет, но и накладываются дополнительные ограничения.
Наркотики попадают в тюрьму и через посетителей, которые приходят в колонию к своим родственникам-заключенным. Тут включается другой тип физиологического контроля: каждый заключенный, вышедший за пределы «зоны», при возвращении подвергается полному досмотру. Досмотр стоит дешево, но нельзя не признать его эффективности. Приспособление простое до примитивизма. На полу установлены поручни, на которые нужно опереться и в первозданном виде сесть на корточки. Между поручнями — зеркало на полу. Идея понятна.
Норвежская уполномоченная по превенции пыток и жестокого обращения, с которой нам удалось встретиться, обратила внимание на неприемлемость этой практики. Она считает, что такому контролю не должны подвергаться все подряд, администрации нужно иметь какие-то основания для того, чтобы заставлять человека обнажаться и садиться над зеркалом.
Норвежская тюрьма и традиция наказания держится на цементирующей идее: человек учится быть свободным и ответственным через порционное снижение ограничений в обмен на грубое вторжение в приватность и непрерывный контроль.
Такой контроль обеспечен еще одним установленным правилом: надзирателей всегда должно быть больше на одного человека. Допустим, если в секции пять заключенных, то надзирателей должно быть не меньше шести. Таким образом,
конфигурация «дисциплинарной практики» складывается следующая: медицинский контроль, постоянный полный досмотр и превалирующее число надзирателей.
Люди такого постоянного контроля не выдерживают. По словам начальника тюрьмы, за прошлый год было 70 случаев агрессии со стороны заключенных в адрес надзирателей. Эту цифру, разумеется, нужно подкрепить статистикой. В тюрьме 395 человек. В результате получается немало. О причинах агрессии нам не рассказали, но можно предположить, почему такие вспышки случаются.
Очень многие заключенные — наркозависимые. Наркотики запрещены, и, как сказано выше, контроль за наркопотреблением — основная забота тюремной администрации. Заключенного изолируют в тюрьме и запрещают наркотики. При этом в тюрьме не практикуют заместительную терапию (по словам одного из сотрудников, «очень и очень редко дают метадон») и отсутствует психиатр.
Понять, как контролируется процесс вынужденного отказа от наркотиков, нам не удалось. Известно лишь, что в крайних случаях заключенного помещает в «камеру безопасности». Это бетонная комната внутри еще одного отдельного помещения, которая полностью просматривается. В камере узкий мат, на котором заключенный может лежать, и дырка в полу для надобностей.
Заключенный должен полностью раздеться, на него одевают что-то типа пончо из ткани, которую невозможно порвать. В самых сложных случаях заключенного помещают в камеру, где этот мат водружен на кровать и снабжен жесткими ремнями. Заключенного фиксируют на матрасе ремнями. За ним наблюдает надзиратель, для которого предусмотрен стул. Врач приходит два раза в сутки, а психиатров как не было, так и нет.
Заключенный остается привязанным до того момента, пока руководство тюрьмы не сочтет, что он успокоился и перестал быть опасным — как для себя, так и для остальных. Другими словами, в случае острого психоза человека привязывают к кровати и оставляют вместе с надзирателем в карцере. Это решение принимает начальник тюрьмы. Дается оно ему нелегко. Основная дискуссия в Норвегии сейчас — должен ли человек, страдающий психическими расстройствами, находиться в тюрьме или его нужно лечить, вместо того чтобы исправлять.
Дело в том, что в Норвегии не лечат принудительно психически нездоровых людей. Человек за помощью должен обратиться сам. Недобровольная госпитализация возможна только в случае, когда человек становится всерьез опасным для окружающих — тогда его помещают в стационар. Но это на свободе, а в тюрьме психиатрии нет. Считается, что в тюрьме все здоровы, и если заключенный оказывается там, то он должен сам справиться с последствиями отказа от наркотиков.
Это обратная сторона гуманизма норвежской идеи исправления преступников.
Человек должен стать свободным под личную ответственность и собственными усилиями, чего бы ему это ни стоило.
Средства контроля, их частота, степень вмешательства усиливаются по мере увеличения объема вручаемой заключенному свободы. Такая смесь любезности с издевательством.
Но кажется, что иначе не получается: хочешь быть свободным — научись жить по-другому, а пока учишься — плати приседаниями над зеркалом. Этот контроль и становится современной формой наказания преступников.
Какие приоритеты правозащитной работы расставляет норвежская тюрьма? Права человека — это не наличие тумбочки и отдельной камеры, а вопрос границ вмешательства в приватность, таких границ, которые обеспечивают баланс интересов общества и сохраняют личность заключенного. Средства контроля и их применение не должны перейти границу, после которой запрет на унижающее человеческое достоинство обращение и пытки снимается.
При этом обращение с психически больными здесь вполне может рассматриваться как пытка, а средства контроля в обмен на свободу поглощают ценность права на защиту приватности.
Автор — социолог, руководитель исследовательских программ фонда «Общественный вердикт»