Тело заявляет свое физическое присутствие через систему измерений: почти у каждого городского жителя дома есть весы. Оно отвоевало себе время: сегодня фраза «уделить время себе» почти всегда означает побуждение заняться спортом или косметическими процедурами. Тело изменило пространство городов, потребовав для себя особых пространств вроде оборудованных для телесного времяпровождения парков, где можно совместить прогулку, спорт, игры, еду и отдых на свежем воздухе. Изображение тела — одно из самых распространенных в коммерции, особенно в работе с лозунгом «секс продает».
Одновременно с этим тело в привычном понимании исчезает. Коммерсант из Юты Рич Ли вшил себе в уши магниты и слушает музыку без наушников. Он говорит, что для него это не просто развлечение, а возможность заменить свое стремительно ухудшающееся зрение новым навыком вроде эхолокации, например.
Пару месяцев назад шотландец по имени Мохаммед Абад впервые занялся сексом с помощью бионического пениса. Для управления эрекцией у Мохаммеда есть две кнопки на мошонке.
Прямо сейчас в японской школе с детьми учится робот по кличке Пеппер, который помогает социализироваться проблемным детям.
Техника позволяет нам расширять границы не только своего — но и социального тела. Эстетика тоже поддается трансформации, и на подиум выходят модели с бионическими протезами.
Это все кажется таким естественным, что трудно поверить: тело воспринималось так не всегда. Весы, как и когда-то казавшаяся странной фантазия о взвешивании, появились в обиходе только в период между мировыми войнами.
Зеркала еще сто лет назад считались практически аморальным предметом, если их только не использовали по прямому назначению налаживания костюма.
Понятие «тренировки» только в начале ХХ века перестало ассоциироваться исключительно с дрессурой лошадей. В каком-то смысле можно даже утверждать, что тело в его современном виде стало появляться только с начала прошлого века.
В истории западной цивилизации, увиденной сквозь призму тела, можно условно выявить три глобальных периода. Разумеется, это не три временных отрезка, по звонку сменяющие друг друга. Скорее, это три модуса существования тела: идеальное тело, божественное тело и биомеханическое тело — они существуют, взаимопроникая и медленно сменяя друг друга.
Идеальное тело — порождение эпохи Античности и платонизма
Учение Платона об идеальном измерении, содержащем в себе идеи, семена всех вещей, задала и искусству, и человеческой жизни идеал — то есть то, к чему нельзя приблизиться, но можно подражать. Искусство подражало жизни, жизнь подражала идеям — разными способами человек должен был приближаться к идеальному, создавал ли он изваяние мальчика-возницы с луноподобным, полным созерцания вечности лицом, или же тренировавший свое собственное тело в публичных гимнасиях.
Идея всегда есть воплощение наивысшего и наилучшего.
Из этого представления родилось понятие калокагатии, которое скрестило в себе этическое «добрый» с эстетически «красивым». Красота приравнивалась к добру, добро представлялось прекрасным.
Изображаемое скульпторами тело вовсе не отражает облика их современников. Даже лучшие из мужей полисов бывали, как и сегодня, несимпатичны и даже попросту страшны. И это вовсе не значило, что они были дурны: например, над Сократом посмеивались за то, что проповедник об идеях сам был похож на сатира. Художественное тело греков было не просто пассивным эстетическим объектом для любования и даже не столько считалось примером для подражания. Это была формула, выведенная математиками в мире, где технология отстает от теории на несколько тысяч лет.
Античное идеальное тело — ключ к путешествию в вечность, знак существования идеальной сферы, откуда на землю падают и кое-как прорастают семена прекрасного.
Античное тело — идеальная модель космического корабля для путешествия в вечность. Это тело мира, который существует на пороге вечности, отгороженной тонкой мембраной от самого Абсолюта, и способный слышать его через звуки музыкальных гармоний, через удивительную складность геометрических принципов и через человеческое тело. Ведь во всем этом основанием лежит космический математический закон.
Божественное тело — столкновение человека с богом
Оно появляется в культуре вместе с мифологизацией Христа, обладающего двойственной природой. Иисус — историческая, человеческая, сыновья природа, тело; Христос — символическая, божественная, духовная природа, Бог. Именно на фоне этого присваивания человеческого тела фигурой Бога развиваются две противоположные точки зрения на тело. Средневековые практики умерщвления плоти изгоняют из тела чрезмерно человеческое, открывая в нем божественную природу. Восхищенный антропоцентризм Возрождения раскрывает присущую телу божественность. Обе культуры родились как противоположные реакции на образ заключенного в человеческом теле Бога.
Иконические изображения продолжают существовать, в то время как к XVI веку расцветает интерес к индивидуальности человека — это время подъема ренессансного портрета. Столкновение человека с Богом в борьбе за телесный облик приводит к двум изобразительным явлениям. Одновременно человек присваивает себе божественную природу, а Бог через тело заражается вирусом человеческой смерти.
Манифестом обожествления человека можно считать автопортрет Альбрехта Дюрера 1500 года, использующий канон изображения Христа: симметрия, непроницаемый темный фон, жест благословения, а главное — полный разворот анфас. До этих пор так изображать можно было только Бога, а человека — лишь в профиль, а затем в три четверти.
Подхвативший смертельную болезнь человеческой жизни Бог стал изображаться тоже на рубеже XV—XVI веков. Первое такое изображение — распятие Христа с Изенгеймского алтаря Маттиаса Грюневальда, написанное где-то под конец XV века. Впервые в истории изображения распятия Иисус страдал реалистично, а вся картина выглядела страшно, мрачно и ощутимо мучительно.
Затем Андреа Мантенья пишет темперу «Мертвый Христос», впервые изображая тело Бога перпендикулярно горизонтальной оси, так что на первом плане мы видим ступни на фоне сокращенного ракурсом туловища. Этот сниженный, бесцеремонно интимный поворот превращает образ Спасителя в изображение безжизненной плоти, с ее весом, объемом и рваными дырами от гвоздей на ладонях и ступнях.
Завершает эту триаду великолепных превращений «Мертвый Христос в гробу» Ганса Гольбейна-младшего. На ней Христос впервые изображен как самый настоящий труп со следами мучений, разбитым лицом, уже тронутый процессом разложения. Впервые человек задается вопросом: как Бог, воплощенный в теле, справился с телесной смертью — и справился ли?
От такой картины рождается сомнение в возможности воскресения, ведь еще чуть-чуть — и святое тело покроется трупными язвами. Итак, апофеозом периода божественного тела становится обожествление человека — и смерть Бога, случившаяся в эстетике задолго до того, как до этого образа добралась философия Фридриха Ницше. Спустя пять сотен лет находчивый Мэл Гибсон догадался поэксплуатировать тему выпотрошенного Бога еще раз, сняв фильм «Страсти Христовы». Его коммерческий успех доказал, что кровоточащий труп Бога все еще продолжают добивать массы.
Тело собственное
С конца XIX — начала ХХ века начинает стремительно развиваться новая картина телесного мира: по сути, впервые с Античности у человека появляется собственное тело.
Благодаря открытию Зигмундом Фрейдом содержащегося в теле и формирующего психику сексуального опыта появляется тело желания.
Отныне и навсегда скрытое в теле сексуальное желание будет приводить в движение механизм потребления. Благодаря развитию медицины и гигиены, но в особенности вследствие реакции на техническую революцию постепенно начинает развиваться представление о теле-механизме. Возникает идея тренировки тела, с громадной скоростью появляются все новые концепции упражнения от идеи естественных движений до нормативных механических повторений.
В период между двумя войнами распространяется представление об атлетическом теле и о связи спортивных занятий со здоровьем. Популярным становится отдых на свежем воздухе, а следовательно — загар. Человеческое тело начинает перенимать все то, что восхищало индустриальную эпоху в машинах: регулярность, производительность, функциональная красота.
Своего апофеоза эта картина мира достигла в 30-х годах:
спорт, соревновательность, превосходство, сплоченность, командность стали признаками здорового духа — и этикой тоталитарных государств.
В эстетике тоталитаризма появилась почти дизайнерское представление о красоте тела, не отличимой от красоты машины: они красивы тогда, когда мощны, функциональны, эргономичны.
В каком-то смысле такая дизайнерская фиксация на теле поспособствовала дегуманизации тоталитарных обществ, где практиковалось уничтожение нефункциональных единиц системы. Полный крах этот подход потерпел после публичного обнародования кино- и фотохроники из нацистских концлагерей и после бомбежки Хиросимы. Сгребаемые экскаватором трупы, живые скелеты с огромными, полными ужаса глазами, обожженные дети — все эти визуальные артефакты наглядно показали полную тупиковость массовой машинеризации тела.
Реагируя на гуманистический крах, западная культура бросилась в другую крайность, отбросив тело-машину и полностью уйдя в сторону тела желания. Свобода тела через сексуальную революцию, музыкальные экстазы и наркотические трансы тянется сквозь несколько десятилетий с конца шестидесятых до середины девяностых, когда символ индивидуализирующего телесного бунта Кобейн застрелился из ружья, и умер хозяин всего бунтарского поколения Уильям Берроуз.
С этого времени постепенно приходит идея умеренности, здоровья, индивидуальной красоты и возможность настройки тела как интерфейса.
На индивидуальном пользовательском уровне тело начинает обзаводиться собственным техническим обеспечением.
Зеркало, весы, домашние тренажеры, стремительно умножающиеся спортивные клубы и площадки, городские развлекательные пространства. Все это оборудование для свободного от работы времени подразумевает, что отдых — это контакт со своим телом. Неважно, воплощается ли он в рискованных экстремальных городских видах спорта или внимательной отстройкой в системе йогических упражнений.
Популярные материалы о функционировании тела стали вдаваться во все более и более научные подробности. И если еще несколько десятилетий назад человек смутно представлял себе, что от жирного толстеют, то сейчас мы знаем о плохих и хороших холестеринах, глютенах, парабенах и прочем пальмовом масле.
Наряду с тренировкой тела получает распространение ранее приспособленная только для профессиональных спортсменов идея тренировки воли, ума и личности. Синтез этих подходов произвел на свет идею индивидуального телесно-личностного тюнинга. Апофеозом этого процесса на данный момент стали Паралимпийские игры, в которых для создания эффективных протезов участвуют самые современные технологии. Спортивное тело буквально становится механическим, а возможности в создании искусственных органов и трансплантации развиваются с каждым годом.
В каком-то смысле человек становится не просто хозяином тела, но его пользователем.
Пользовательское тело впервые в истории начинает доминировать в культурном пространстве. Распространение легких и дешевых цифровых камер и смартфонов освобождает изображение тела от символического контекста искусства, и оно становится самим собой. Одновременно классическая форма фотографий до/после показывает способности тела настраиваться. Героями своего времени становятся актеры-трансформеры, такие как Кристиан Бейл или Джаред Лето, способные толстеть до жиртреста, худеть до скелета и накачиваться до атлета.
Тело предельно индивидуализируется, и из-за того, что окончательно растворяется в пользовательском эстетическом разнообразии универсальная идея тела или тело Бога — медленно начинает распространяться представление о совершенстве тела при отсутствии нормы. Появилось убеждение о замене оценочного эпитета «красивый» на отсылающий к эстетически-духовной реальности «прекрасный». В этом смысле под красивым понимается соответствие некоторому стандарту (который сейчас признается социально наведенным или субъективным — и потому не имеющим ценности), а под прекрасным – нечто вроде celebration of human being.
Пока что внутри этого разнообразия почитатели атлетов, пухлых людей, поклонники анорексии и любители киборгов вращаются в закрытых сообществах и часто враждуют друг с другом — но это временная ситуация.
Налицо постепенное стирание представлений о безобразном в человеческом теле.
Диспропорция, увечность, несоответствие господствующему идеалу красоты — через фетишизацию социальных сетей все виды тела получают свое право существовать в коллективном сознании.
Норма будет преодолена по мере развития пользовательских технологий в обращении с телом. Технологии позволят развести идею некоего определенного типа красоты с представлением о здоровье. Пластическая хирургия преодолеет границы канона этой красоты: динозавроподобное лицо Донателлы Версаче и ягодичные протезы Ники Минаж станут восприниматься как результат художественного творчества. Телесное увечье начнет казаться пережитком неразвитых технологий прошлого, а имплантаты будут использоваться не только для восстановления прежних телесных функций, но и внедрения принципиально новых.
Последние табу, связанные с неприкосновенностью тела Бога, будут преодолены: снимется запрет с клонирования, создания человека в искусственных условиях и неограниченных экспериментов с трансплантацией. Появится новое представление о теле как о корабле, в котором сознание бороздит просторы вселенной. Для нового этапа прежде телесной технической революции должна случиться революция сознания, разотождествившего себя с телом.
Иначе нас будет ждать новая тоталитарная технократия и новые старые песни о превосходстве одного вида над другим.
Автор — редактор раздела «Эстетика» самиздата «Батенька, да вы трансформер»
Трансформации «Батеньки»
Текст опубликован в рамках проекта гастролей авторов «Батеньки» в «Газете.Ru».
За полтора года существования самиздат «Батенька, да вы трансформер» опубликовал больше тысячи текстов, написанных как одними из лучших отечественных журналистов, так и людьми, которые прежде не писали вообще. Самиздат опубликовал 176 свидетельств, собранных у жителей со всей Земли, о том, как они лицом к лицу столкнулись с трансформациями этого мира, — и это только начало исследований. Самое главное во всей этой истории — тот факт, что самиздат существует без какого-либо финансирования, денег и инвесторов никогда в своем распоряжении не имел и все сделано и нарисовано своими руками и на голом энтузиазме и вере в свою задачу. Самиздат можно поддержать — для этого запущена краудфандинговая кампания.