— При желании можно выклянчить всё: деньги… славу… власть… Но только не Родину, господа! Особенно такую, как моя, — сообщает парижским клошарам белый генерал-майор Григорий Чарнота в пьесе Булгакова «Бег». Который очень хотел покинуть СССР, но не смог. А Чарнота смог. И вот, избежав чекистской пули, пьяно объявляет, что «Россия… не вмещается в шляпу, господа нищие!»
Нынче шляпы в Европе носят лишь немногие русские — люди экстравагантные. Неактуальный головной убор. Избегают они и общаться с нищими. И ничего не клянчат. Ни деньги — они их зарабатывают и получают в виде либо грантов на проекты, либо пособий на бедность. Ни славу — ее добывают талантом. Не выпрашивают власть, но порой к ней причастны, будучи избраны или назначены.
И уж подавно не выклянчивают они Родину. Булгаков и его герой угодили в капкан той эпохи, когда границы были на замке, эмиграция означала отъезд навсегда, а возвращение грозило гибелью.
Сейчас, несмотря на нервозные толки о возможном закрытии границ, европейские русские ничуть не чувствуют себя лишенными Родины.
Сакральные редуты ее рубежей все призрачнее, по мере того как развитой мир все прозрачнее. А граница — место, где штампуют въезд и выезд. А в ЕС — символическая линия, скорее соединяющая ее части, чем разъединяющая их.
Советские эмигранты-генералы не льют пьяных слез в Сену, Босфор и Влтаву.
С несколькими я познакомился на приеме в честь 70-летия Победы в российском посольстве в Праге. Все — в погонах и орденах. Все живут в Чехии.
А во Франции живут потомки русских генералов. Как и других изгнанников прежних волн. А к большинству представителей волны четвертой слово «изгнанники» не подходит. Хотя число получающих политическое убежище растет.
Недавно в Париже прошли торжества, посвященные 150-летию русского философа-экзистенциалиста Льва Шестова (Иегуды Лейбы Шварцмана), устроенные культурологом Анной Лоран. Здесь выставка «Мыслитель из Серебряного века» и прекрасные концерты, где музыканты, в том числе и родом из России, чудно играли Скрябина, «круглые столы» в знаменитом издательстве зарубежья «YMCA-пресс» и в Сорбонне.
Здесь он преподавал, изучал Кьеркегора, Паскаля, Спинозу. Здесь выходили его книги. В 1920–30-х годах общению с ним были рады Гуссерль, Мальро, Хайдеггер…
А в нынешнем марте — апреле на торжествах в его честь тусовалась обаятельная интеллектуальная «толпа», многоцветная и многоязыкая. Но большей частью хорошо говорящая на русском. Как и сама Анна Лоран — милейшая хозяйка квартиры, уставленной сотнями книг и увешанной картинами разных эпох, стилей и авторов от давних мастеров до Митьков. На устроенном ею приеме вечерние платья дружили с кожанками, галстуки-бабочки — с грубыми шарфами, бордо — с квасом.
Не совсем к месту припомнилось из Некрасова: «В Петербурге шампанское с квасом попивали из древних ковшей, а в Москве восхваляли с экстазом допетровский порядок вещей…» Это про певцов самовитости с капустой из щей в нечесаных бородах.
Схожие персонажи — любители шансона и маек с «вежливыми людьми» — встречаются и в Европе. Они любят, взяв вас за пуговицу, засипеть: «С-с-с-с-сталин-талин-талин» или, крякнув, зашипеть: «Наш-наш-наш-ш-ш».
Что ж,
портрет русской диаспоры отчасти повторяет Россию: ясно видны, с одной стороны, творческие профессионалы и дельцы, приехавшие за новыми достижениями, с другой — лица с туманной идентичностью, бежавшие от неудач либо прибывшие с криминальными намерениями.
Есть и романтики дальних странствий. Есть искатели тихой пристани. Но они слабо заметны. Одни — вечно в движении. Другие — тихи.
Успешные же заметны. Как и те, кого здесь, как и в России, порой зовут «ватниками». Часто они плохо знают язык страны, где оказались. Или не знают вовсе. Не вписываются в сообщество энергичных и деятельных европейцев, а вливаются в слой социально уязвимых, который есть даже в самой развитой социальной системе. Живут на случайные заработки или пособие, боятся, что мигранты с юга — «новые нахлебники» — оттяпают их часть социального пирога. И ненавидят успешных земляков.
На приеме у Анны Лоран таких, конечно, не наблюдалось. Не пахло там синтетической сермягой и агрессивной лапотностью. Там люди науки и искусства с удовольствием пили квас.
Он в Париже бóльшая редкость, чем доброе вино. Но доступен. К вашим услугам магазины «Гастрономъ», «Русский шато», «Престиж», «Тройка», La Volga и другие.
Дельцов среди заграничных русских много. За постсоветские почти четверть века они энергично освоили открытый мир.
И наполнили материк от Находки до Лиссабона колоритными торговыми точками, отелями и другими бизнесами.
Но часто трудятся не в этнических заведениях, а в местных. Выйдите в Лиссабоне на улицу Аугушта с чередой ресторанов и не дивитесь, когда вас пригласят отобедать на русском языке. До 2014-го гости из стран, где его знают, приносили хороший доход…
То же и с магазинами.
Говорят, бóльшую часть «русских лавок» держат украинцы. А продукты везут из Германии.
Но как ни крути, а там можно купить то, что больше нигде и никак. В отличие от рижской «Столичной», которая есть везде, только здесь найдешь пачку пельменей, тортик «Сказка», зефир в шоколаде, конфеты «Вечерний звон», книгу поэта Орлуши, икону святителя Николая или, к примеру, свеклу.
Решили мы в Женеве сочинить borzch. Иные снобы поди сморщатся: это, мол, не русская кухня. Но мы не снобы и пошли за капустой и прочим. Всё купили. А свеклы не нашли. Нигде. Только в магазине «Спутник». И в котел ее. Пока варили, аромат шел такой, что, едва погасили газ, глядь — а здесь пол-Женевы. И не русской (хотя и она немала), а просто — Женевы. Спасибо «Спутнику».
А потом пошли в «Русский кружок» — клуб, созданный в университете одним из самых ярких современных славистов, потомком русских эмигрантов Жоржем Нива. Там проходят встречи с навещающими Женеву интересными людьми, включая Солженицына и Галича, Прилепина и Быкова плюс еще многих и многих.
Схожие клубы есть во многих столицах и крупных городах.
А русские магазины — похоже, во всех. Уже и в Осло открыли «Теремок». А в Рейкьявике — «Карпаты». Название не вполне политкорректное. Но уж какое есть. И есть там почти всё. Говорят, даже сгущенка.
То же — в Праге. От «Ласточек» в разных районах до «Авоськи» в интернете. На улицах — стикеры и афиши коллективов от группы «Звери» до ансамбля Александрова. Значит, есть любители. Впрочем, в последний приезд артистов в мундирах в Праге встретил пикет протеста, устроенный эмигрантами из России.
Не скажу, что все пражане-россияне политизированы. Не все они либералы. Не все любят искусство. Ровно как в России — в процентном, конечно, отношении.
Меж тем в Чехии ежегодно проходит несколько ярких русских событий.
Скоро стартует проект «Серебряный лучник» — конкурс и премия в области PR и сопредельных отраслей.
Ассоциация «Русская традиция» бережно хранит наследие изгнанников прежних волн. И издает журнал «Русское слово» — один из лучших в зарубежье.
Литературный фестиваль «Славянские традиции» поэта Ирины Силецкой собирает русскоязычных участников из Чехии, России, Германии, Дании и других стран.
Фестиваль актуальной российской культуры Kulturus уже третий год организует художник Антон Литвин. В 2014-м писали, что он «прошел по Праге от «майдана» до Крыма» и привлек немало чехов. А в 2015-м — еще больше. Вот в кафе Liberal дискутируют видный славист Томаш Гланц и Лев Рубинштейн. Вот издатель подпольного журнала 1970-х Vokno Франтишек Старек и Артемий Троицкий обсуждают в библиотеке Вацлава Гавела цензуру, «золотые годы самиздата» и наши дни, когда художнику можно все, а куда ни кинь — запрет.
Петр Колар, недавний посол Чехии в Москве, и журналист «Господарских новин» Ондра Соукуп толкуют в Карловом университете с публицистом Александром Морозовым о «России как проблеме». Соглашаются: решать ее — россиянам, а дело Запада — помочь тем, кто «в России живет в поле европейской культуры».
С их выводом «рифмуется» лекция главы фонда ИНДЕМ Георгия Сатарова. Он считает, что миссия России — «ставить на европейских путях знаки «Осторожно! Мины!». А сама она ищет самые опасные тропы и несется по ним без оглядки. И этим (в том числе) не схожа с Европой.
Но при этом обе они — части причудливого узора общей исторической ткани, сотканной из миллионов судеб. Их не разорвать. Они делят общее культурно-историческое пространство и общие вызовы: терроризм, миграцию, преступность, экологические, экономические и прочие кризисы.
Ответим ли мы на их? Не знаю. Но, думаю, лучше завершить пробежку по ухабам истории в демократическом и европейском будущем. А пока…
От Праги два часа на автобусе до Дрездена. А там — ресторан «Санкт-Петербург».
В Гамбурге — магазины «Радуга» и «Довгань». В Берлине — «Столичный», «Прима», «Россия» и, как и положено, «Березка».
При этом Берлин — столица страны, где, по разным данным, от 2,5 млн до 6 млн жителей говорят на русском как на родном.
Здесь в 1930-х издательство «Скифы» печатало изгнанников, а сегодня внук белого офицера Александр фон Ган возрождает основанный в 1920-х годах «Русский совет». И в его новом манифесте требует«возрождения России, восстановления прав… граждан, изменения выборного законодательства, созыва Всероссийского земского собора», призывает «сбросить позорные цепи безразличия к судьбе Родины» и критикует политику Кремля, утверждая, что «русский мир» — это не насилие, а сострадание.
Эмигранты-активисты — гуманисты. Когда-то в Европе такие идеи впитали декабристы. Им следуют новые «Декабристы» — союз Decembrists. Его девиз: «Права человека и культурное разнообразие для Восточной Европы». А задача — поддерживать протестующих художников и вообще гражданское общество в постсоциалистических странах. Создатели общества были наблюдателями на выборах в Думу в посольстве России в ФРГ. Там и познакомились. И решили координировать действия неравнодушных русскоязычных берлинцев.
10 декабря 2011 года почти тысяча соотечественников пришли к посольству, возмущаясь итогами выборов в Думу. 24 декабря они украсили белыми лентами елку у Бранденбургских ворот. Ролик об этом показал «Дождь» (организация включена Минюстом в список иноагентов). И дело пошло.
Сейчас среди проектов «Декабристов» — «Власть. Политическая карикатура в Европе»; «Искусство как мост для диалога» — программа сотрудничества деятелей культуры, активистов, арт-менеджеров из Восточной Европы с коллегами из ЕС; «Школа социального предпринимательства», ее задача — развитие общественных инноваций. Проект включает обучение созданию устойчивых бизнес-моделей в области переработки отходов, общественных пространств и урбанистики, филантропии и волонтерства. Нынче социальные инновации — актуальный тренд.
В фильме «Кабаре» Лайза Миннелли поет: «Европа велика. Не только вдоль, но и поперек. Даже если пытаться, не пройти ее всю…»
Ее сложная и богатая событиями жизнь постоянно менялась и меняется сейчас. И возможно, в ней судьба России. Хотя после иных жестов власти и телевыкриков вроде «Теракты… будут идти по всей Европе... Пусть они там подыхают и погибают» кажется, что это дело очень далекого будущего.
Но «русская Европа» уже есть. Она тоже велика и невероятно интересна. Ее история богата. В ней живут Тургенев, Толстой, Кропоткин, Брюллов и еще тысячи удивительных людей. Она достойна многих книг. Но и в десятках книг и очерков все равно не рассказать о ней все. Но, как поют в том же фильме, «я делаю, что могу…»