Угрозозамещение
Главные угрозы для России теперь — терроризм ИГ (организация, запрещенная в России) и его «турецкие пособники» во главе с президентом Эрдоганом. Произведено замещение угроз — это больше не Запад, покушающийся на границы и устои «русского мира». Противодействие такой угрозе сопряжено с большими экономическими и дипломатическими издержками. Ее мобилизующий потенциал внутри страны быстро выдыхался, а его поддержание на должном уровне, при невероятном пропагандистском напряжении, неизбежно вело Россию к дальнейшей самоизоляции и архаике, что никого не привлекало.
К тому же, как выяснилось, конфронтация с Западом не выводила на содержательный разговор и торг о достойном месте России в мировом порядке, которое российской элите видится где-то отдельно, но совсем недалеко от Запада.
Такой разговор удобнее вести с позиции партнерства, когда есть какое-то общее дело, а еще лучше — общий враг.
Примечательно, что Путин про «новый мировой порядок» и «новую Ялту» в своей речи не сказал ни слова.
Нужно было незаметно уйти от лобовой конфронтации, сохранив скепсис и ценностную настороженность в отношении Запада (теперь это просто «неразумный источник хаоса» на Ближнем Востоке), но и не потерять мобилизационные дивиденды от наличия у страны серьезных внешних угроз.
Терроризм ИГ и Турция Эрдогана подходят на эту роль идеально. Первая представляет собой экзистенциональную угрозу и для России, и для стран Запада. Она и создает столь необходимые «общее дело» и «общего врага» между Россией и Западом, позволяя закрывать глаза на несовпадение других интересов и ценностный разрыв. Этого не было в ходе конфликта вокруг Украины: в необходимость единого фронта против «фашистов-бандеровцев» в Киеве в западных столицах были готовы поверить лишь откровенные маргиналы.
ИГ с терактами в Париже и Лос-Анджелесе и в небе над Синаем гораздо убедительнее. Здесь нет подтасовки — это действительно общий враг.
Но ИГ— это достаточно отдаленная от российских реалий и неолицетворенная угроза, ее внутренний мобилизующий потенциал пока ограничен. Даже взорванный российский Airbus и 224 жертвы не вызвали национального шока, хотя связь катастрофы с ИГ и с российской операцией в Сирии видят, согласно ФОМ, 75% россиян.
Другое дело — Турция, предательски сбившая российский бомбардировщик, и президент Эрдоган и его «клика», торгующая контрабандной нефтью ИГ. Здесь все персонифицировано и понятно, исторический контекст благоприятствует, переход на личности усиливает мобилизацию против нового врага, а эскалация конфликта практически безопасна — за спиной Турции стоит НАТО.
В данном случае это гарантия, что никакой войны не будет. НАТО не позволит Эрдогану безумствовать.
Более того, конфликт для России безопасен, потому что многие действия Эрдогана, включая сбитый российский самолет и открытую границу с ИГ, не вызывают восторга на Западе и даже встречают некоторое понимание российской реакции.
Длиться это может долго. Публичные обвинения не позволяют ни одной из сторон уступить без потери лица, а потенциал ответных мер нелимитирован.
Как сказал один бывший высокопоставленный американский дипломат, «они могут хватать друг друга за горло до 2024 года» (когда истекут вторые президентские сроки двух лидеров).
Москву это устраивает. Конфликт с Турцией Эрдогана позволяет без потери электоральной поддержки замаскировать для российского общества стратегический разворот Кремля в сторону Запада.
Полезная война
Россия все больше втягивается в войну в Сирии, но теперь это никого на верху не пугает — быстрого выхода (три-четыре месяца бомбардировок) больше не планируют. Это война против признанного в мире противника, расширяющая дипломатический маневр Москвы и толкающая Запад на возобновление стратегического партнерства с Россией без каких-либо уступок со стороны Кремля. Война дает военным возможность показать себя и протестировать новейшую технику в боевых условиях, повышая их лояльность и создавая впечатляющие возможности для увеличения расходов на армию и ОПК.
Внутри России «война с терроризмом ИГ в Сирии» играет мобилизующую роль и создает запрос на объединение вокруг власти.
Поддержка войны растет, хотя 71% — категорически против участия российских военных в наземной операции.
Войны в Сирии можно не стесняться и даже гордиться ею, а ее участников можно официально признать ветеранами боевых действий и воздавать им почести и льготы. В этом принципиальное отличие от конфликта на востоке Украины, где Россия и ее армия как бы не участвовала, в том числе и по причине того, что военное вторжение на Украину отвергалось подавляющим большинством населения.
Это одна из причин, почему Сирия не станет «вторым Афганистаном»: жертвы никто не будет скрывать, они послужат объединению нации. Правда, может возникнуть сильный соблазн перевести «войну с терроризмом» и в российскую внутреннюю политику, что мы сейчас наблюдаем на Северном Кавказе. Но хочется верить, что методы Асада в «работе с оппозицией» все-таки заимствованы не будут.
Россия постепенно расширяет свое военное присутствие в Сирии — новые авиабазы в провинциях Хомс и Алеппо (Минобороны эти планы опровергает), больше самолетов, больше средств ПВО, огневая поддержка сирийских войск российской артиллерией. Отчасти это объясняется чисто военной необходимостью: армия Асада и ее «иранские союзники» не оправдали первоначальных ожиданий. Темпы наступления очень медленные, существенного расширения освобожденных от повстанцев территорий пока не произошло, но определенный успех есть, и это рассматривается как достаточный повод продолжать российскую операцию.
Кроме того, стало понятно, что без дальнейшей российской поддержки, если политическое урегулирование не будет достигнуто, армия Асада не удержит с таким трудом завоеванные позиции. Но помимо борьбы с противниками Асада когда-то надо начинать всерьез и войну против ИГ, раз уж это официально объявлено целью операции и основанием для коалиции с Западом. Пока еще это не mission creep, но уже где-то близко.
Политическое урегулирование, как говорит госсекретарь Керри, может не состояться без изменения позиций России и Ирана относительно роли Асада в будущей власти в Сирии. Не добавляет оптимизма и процесс формирования делегации сирийской оппозиции. На организованной Саудовской Аравией встрече оппозиции повстанцам, которые ведут боевые действия против Асада и ИГ и с которыми и надо договариваться о прекращении огня, отведено лишь 15 мест из 100. Расчеты на то, что повстанцев можно будет «продавить» на принятие позиции, выработанной внешними силами, иллюзорны.
В общем, политическое урегулирование потребует чуда. Если его не произойдет, «война с ИГ» продолжится до последнего сирийца.
Исчезающая Украина
Путин не упомянул Украину напрямую, только по касательной, констатировав, что ограничения, связанные с западными санкциями, — надолго. Правильный вывод из этого не в том, что Кремль решил забыть об Украине как о кошмарном сне, а в том, что «отдельные районы Донбасса» так и останутся под российским влиянием, а граница Украине не будет передана (поэтому останутся санкции).
Просто нынешняя ситуация с Украиной Москву устраивает. Если Запад продавит Киев на принятие Минска-2 в российской интерпретации (реинтеграция республик с особым статусом) — хорошо, контроль над границей тогда получат «пограничники ЛДНР», и есть основания считать, что так и будет. Если нет и Киев сорвет урегулирование — тоже неплохо: республики остаются под присмотром Москвы.
Восстанавливать экономику и делать там город-сад никто не собирается, но голода не допустят.
Главное же, что ЛДНР продолжит «удерживать Украину» в капкане не сильно замороженного конфликта, и отделиться Киеву от «русского мира» и, как Польша, уйти на Запад в НАТО и ЕС не получится.
Москва и Донбасс не отпустят.
Различие донбасского конфликта от приднестровского в том, что нет разделяющей стороны бурной реки Днестр, которая позволила бы Украине прочно изолировать «сепаратистский анклав» и зажить своей жизнью. Поэтому сегодня Москве некуда спешить. Санкции, вероятно, остаются еще на полгода, а там, может быть, все спишут на войну с ИГ.