Бегущие по волнам

Дмитрий Петров об истории изгнаний, исходов и возвращений

Дмитрий Петров
«Хуанито Лагуно эмигрирует». Антонио Берни, 1970 Wikimedia Commons
Прежде негромкие разговоры об эмиграции перешли на повышенные тона. Одни кричат: «Валите отсюда!» Другие нагнетают: «Бегите! Спасайте детей!» Но, думается, шум о чем-то куда более важном, чем сам по себе отъезд. Двадцатый век был полон агрессий и репрессий. И как следствие – массовых исходов. Вынужденная эмиграция – всегда травма. Но в ней нет ничего необычного. Тем более в том же столетии мир знал и немало возвращений.

«Мыс Херсонес каменными обрывами уходит в море, но внизу тянется полоска пляжа. Там, в одной из бухточек, готовились к побегу четверо молодых людей – Бенджамен Иванов с черной татаркой Заирой и Антон Лучников с женой Памелой; впрочем, их было пятеро – участвовал и новорожденный Арсений.
Энергии Бен-Ивана хватало на пятерых. Побег был его стихией. Побег – это мой творческий акт, говорил он. Я благодарен тем, кто берет меня под арест, потому что предчувствую новый побег. Я буду разочарован, когда Россия откроет свои границы…»

Это финал пророческого романа Василия Аксенова. Его юные герои бегут с острова Крым – от войск сверхдержавы и бредней главного героя. Им это удается. Что дает надежду: если молодые, способные и сильные спасаются – не все потеряно.

Тема бегства, как и тема изгнания – нередка в российско-советской литературе.

«Бег» Булгакова, «Эмигранты» Толстого, «Записки простодушного» Аверченко, «Новый сладостный стиль» Аксенова и другие тексты об эмиграции разных волн, при всей разнице между ними, объединяет данность: герои бегут; несмотря на мытарства – они живы и свободны; и, в принципе, могут вернуться… Но многие, подобно Кожеву, Лосскому, Вернадскому, Чахотину, Сикорскому, преуспевают и вне страны березового ситца, помнят язык родных осин и славно ладят с сумрачным германским гением и острым галльским смыслом.

В отличие от тех, кто остался (вспомним Мартин Мартиныча из «Пещеры» Замятина) или запоздал с побегом (как герои Айн Рэнд из «Мы живые»). Ну а подлинная, а не книжная страшная судьба «чуждых элементов», волей-неволей живущих в СССР, описана в море текстов, включая «Воспоминания соловецких узников», «Колымские рассказы» и «Архипелаг ГУЛАГ».

Но

от чего они бегут? От «красной» власти? Не все. Огромное число – от неспособности жить в обществе, которое она строит.

А пытавшихся остаться, как Степун, Сорокин, Стратонов, – она гонит. «Расстрелять их нет повода, – говорит Троцкий, – а терпеть невозможно». Да и они терпеть не хотят – желают перемен. Короче, им везет. В 1917–1926 годах в эмиграцию уходит до трех миллионов подданных империи.

А многие миллионы остаются. Из них сотни тысяч – за проволокой и в земле.

Но история изгнаний и исходов – далеко не только российская. XX век полон репрессий и смертоубийств. А значит – и перемещений человечьих масс: этапов, депортаций и попыток их избежать.

Полвека назад – в 1965 году – в Индонезии начинают гонения на людей левых взглядов. Там и впрямь велико влияние маоизма. Так что геноцид обретает этнический характер: да, бьют и своих, но в основном – китайцев. Так что если хочешь жить – беги.

Мой приятель Джек – ныне бизнесмен в Новой Зеландии – помнит ужас его семьи, получившей час на сборы. А ведь родители знали: в стране бьют «красных» и китайцев, но не спешили: мы-де не левые, здесь родные места, бизнес, дом… Думали: вдруг – обойдется? О, эта вечная надежда! Не обошлось. И теперь они завидовали тем, кто разумно уехал, едва услышав о погромах. А им пришлось спешить под страхом смерти. Они успели, но многие тысячи погибли.

Точной статистики нет. Называют цифры от 500 тыс. до 1,5 млн. Порой вырезают целые деревни: стреляют, душат, режут горло, рубят головы. Убивают хаотично – это не методичная машина смерти, как в Кампучии или Германии. Но что это меняет?

От нацистов, кстати, удается бежать многим несогласным. Одни знают: им грозит тюрьма, другие могут и приспособиться, но не желают жить при диктатуре. Лидер социал-демократов Отто Вельс едет в Чехию, Вилли Брандт – в Норвегию, Томас Манн – в Цюрих, Генрих Манн во Францию, Эрих Мария Ремарк – в Швейцарию, где меняет написание фамилии с немецкого на французское – Remarque, и уплывает в Штаты.

Беглецов-антифашистов тысячи. И после краха Гитлера многие из них вернутся на Родину, чтобы строить новую Германию.

А многие перемещенные туда из СССР – наоборот. Они предпочтут трудную жизнь на руинах Европы возврату в сталинский рай. Их назовут DP – displaced persons, и их круг даст миру ряд видных литераторов и художников – Сергея Максимова, Владимира Одинокова, Бориса Филиппова и других. Голоса многих зазвучат на волнах «Свободы».

Но вернемся к эмигрантам из Германии. С 1933 по 1939 год оттуда бежит более 300 тыс. евреев. С марта 1938-го по сентябрь 1939-го 85 тыс. прибывает в Штаты и более 50 тыс. в Палестину.

После погромов «Хрустальной ночи» 32 страны обсуждают в Эвиане угрозу массовой эмиграции. Но въездные квоты расширяет лишь Доминиканская Республика.

В 1939 году Куба и США не принимают пароход «Сент-Луис» с 900 евреями на борту. Они плывут в Европу, где многие гибнут.

В нескольких романах Ремарк ярко расскажет о бедах евреев-беженцев, искавших спасения от нацистской истребительной машины.

Еще один государственный агрегат геноцида строят в 70-х в Кампучии. «Красные кхмеры» переселяют массы людей из городов в трудовые коммуны. За четыре года у власти они губят от 1 до 3 млн человек. Сотни тысяч бегут во Вьетнам и Таиланд. Но перемены на родине открывают им путь домой.

Депортации – надежный способ избавления от неугодных. Турки используют их в 1915-м – во время геноцида армян. Из Западной Армении и других мест их выселяют вглубь Османской империи – в пустыни Месопотамии и Сирии. А в пути убивают; кого – охрана, кого – бандиты. Доходит малая часть. Но и они не в безопасности: в могилу сводят антисанитария, голод и эпидемии. А то просто – тащат в пески и режут.

Жертвами зверств стали сотни тысяч. Толпы текли в Восточную Армению – часть Российской империи. Кстати, сейчас в России 2 млн 200 тыс. армян. Другие шли в Иран, где с 1916-го до 1979-го было 200 тыс. армян. Но победа исламистов побудила их двинуться в США. Там их живет 1 млн 200 тыс.; половина – в Калифорнии.

Их можно перечислять долго – массовые перемещения под угрозой смерти и несвободы. В 1994 году в Руанде во время геноцида тутси скорость убийств в пять раз превысит темпы нацистских лагерей смерти: ополченцы хуту за 100 дней истребят от 500 тыс. до 1 млн человек. В расправах применят винтовки, мачете, топоры, дубины, арматуру. Мир потрясут бойни 2000 тутси в Мабиризе, 7000 в монастыре Сову (600 сожгут в гараже) и 15 тыс. на стадионе в Кибу. В Бутаре в ямах, набитых горящими шинами, ополченцы сожгут тысячи мужчин, женщин и детей.

Убийц подстрекает «Радио и телевидение тысячи холмов». Потом ведущий Жорж Руджу получит за это 12 лет тюрьмы, а редактор газеты «Кангура» Фердинанд Нахиману – пожизненный срок.

Из страны бегут миллионы людей. Только в заирский город Гома, где живет 300 тыс. человек, приходит 1 млн 200 тыс. Они создают Руандийский патриотический фронт. Он победит, положит конец расправам, и многие беженцы вернутся.

Масштабы трагедий XX века различны. Как и число беглецов. После подавления восстания в Венгрии в 1956-м половина олимпийской сборной остается на Западе. Уезжает до 250 тыс. венгров; 21 тыс. принимают США.

В 1968-м, в ходе советского вторжения, ЧССР покидают 30 тыс. В «Невыносимой легкости бытия» Кундера красочно толкует о них – вкусивших Пражской весны, но бессильных против режима. И – не желающих жить в условиях тоталитаризма.

Это – важно. Часто люди бегут не за лучшей долей, как 3000 спасенных 22 июня у берегов Италии (в 2015-м туда рвались 104 тыс.; а 135 тыс. – в Грецию). Такая миграция – важная тема, но мы – не о ней.

И не обязательно они оставляют свою землю, избегая насилия и смерти. Когда они на пороге, обычно уже поздно. Но порой еще до встречи лицом к лицу многое говорит об их возможности. Атмосфера густеет. Звучат обвинения и упреки. Понукания: валите, пока целы! Советы: пора-пора…

Кто-то к ним глух. А иные – нет. И оставляют близких, родные могилы и края. Да, все это держит. И крепко. Часто люди откладывают отъезд до последнего. Или отвергают, пока их не выжмут, как Аксенова, или не вышлют, как Солженицына и героев «философского парохода» – Бердяева, Франка, Карсавина и других, что создали вне России богатейший и разнообразнейший мир русской мысли и культуры. Пока Родина воплощала единственно верную идею и лелеяла обязательный для всех метод творчества.

Кстати, люди искусства и мыслители, когда-то покинувшие Россию, – вернулись. Кто – в своих произведениях – как блистательная плеяда первой волны, а кто – в самолетах, дождавшись поры, когда после слова «отъезд» перестанут добавлять «навсегда».

Вернулись или стали частыми гостями в России Солженицын, Пятигорский, Гладилин… Пионер жанра исповедальной прозы, именитый шестидесятник Анатолий Гладилин рассказывал: «Когда в 1976-м перед отъездом меня, как полагалось, исключали из Союза писателей, все выступали как на похоронах. А я спросил: зачем этот траур? Может, мы встретимся… И тут один приятель кричит: вот – слова заклятого врага! Если он говорит: «мы встретимся», значит, думает, что советской власти не станет! Вон!»

Но они встретились. И нынче книги Гладилина доступны в магазинах, интервью – в «Российской газете», а сам он – в ЦДЛ и московских литературных салонах. И не потому, что изменил идеалам, а потому, что изменилась страна.

И Аксенов в последние годы жил в основном на Котельнической набережной. А телезрители смотрят экранизации его когда-то запретных книг и читают их.

Кстати, юных героев «Острова Крым» все же засекли. И выслали вертолет. И летчики «шмальнули»-таки ракету. Но она канула в прорехе мироздания. «Не в людей же шмалять», – сказал пилот. А ребята скрылись в просвете эзотерического мира.

Что дает надежду на их возвращение.

Автор — журналист, писатель, автор книг «Аксенов», «Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие», «Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки» и других