Раньше Марья Петровна пекла отличные пирожки и ватрушки. Теперь ей некогда — она подалась в патриотки. Не до стряпни, когда кругом враги. А главный враг — сосед Иван Сергеевич. Не Тургенев, но тоже почувствовал в себе что-то такое… вроде утонченного несогласия с мирозданием. Решил, что он — либеральная оппозиция. А был хорошим преподавателем по сопромату. Понять его, впрочем, можно — к президенту, идущему неверным курсом, у него практически личные счеты — его кот пал жертвой импортозамещения, отравился «Вискасом» отечественного производства.
А еще у Ивана Сергеевича личная трагедия — сын Валерик рос романтиком, а вырос сталинистом. И у Валерика хорошие политические перспективы, он засветился в драке за вождя на Дне Победы, отсидел пару дней в изоляторе, его имя напечатали в столичных газетах. Так, глядишь, еще где отметится, и запомнят как жертву гонений. Фанаты уже появились.
Правда, Валерику все равно не позавидуешь, у него идейный конфликт с Беллой Сигизмундовной из третьего подъезда. На нее недавно сошла благодать, и теперь она православная монархистка, убежденная, что мир спасет инквизиция. А Валерик, как назло, влюблен в ее дочку - Настю.
И это самая главная проблема, потому что Настя ненормальнее всех остальных. Она вне политики. То есть, вообще и конкретно вне.
Подалась бы девушка хотя бы в анархо-экологи, было бы легче. А так переживай за нее, когда бабульки бросаются с перекошенной лавки со своим яростным: «Предательница, и нашим и вашим, аполитичная проститутка!». А помните, еще совсем недавно проститутки были наоборот. Не помните? То-то и оно.
А Насте, между тем, не только бабки досаждают. Интеллигенция подключилась. Глядят на нее и потерянно качают головами, цитируют Данте. Ну, про самые жаркие уголки ада, что как раз для таких предназначены.
Валерик страдает: у него с одной стороны — идея, с другой — любовь. А идею не предашь. Вот и надеется, что Настя перерастет.
И надежда, говорят, есть. Не так давно таких же, как Настя обследовали социологи из НИУ ВШЭ. Пришли к неожиданным результатам. Оказалось, что все неоднозначно. Оказалось,
«взгляды российской молодежи гораздо сложнее и запутаннее, чем привычное деление на «пророссийских» и «прозападных», «пропутинских» и «оппозиционных».
Вот сюрприз, так сюрприз.
Автор отчета Анна Желнина отметила еще что, «пока не заходила речь о политике, подавляющее большинство респондентов производили впечатление вполне сознательных, информированных, самостоятельных граждан». То есть вроде не все запущено, но… «Интервью показали, что даже если человек по ответам в анкете кажется либералом, это еще не значит, что он не считает Сталина эффективным менеджером, а Путина – демократическим лидером».
Нет, точно лечиться.
А как иначе? У определившихся же все по полочкам. Все четко. Оппозиционер, например, ненавидеть Путина обязан люто и за все. В том числе за лабрадора. Даже особенно за него. Все «совковое» ненавидеть, как несвободное и не прогрессивное. Субботники саботировать, ведь немыслимы же они в «путинской России», иначе «куда деваются налоги?». Коммунист — не коммунист, если он не клеймит неустанно и самоотверженно «вашингтонский обком», не любит картошку со шкварками и не стоит насмерть за нравственность. Каждый патриот должен быть уверен, что кухня не для завтраков с ужинами, а для разборок на тему, кто готов красивее погибнуть за Россию на Донбассе.
Настоящим православным тоже нельзя расслабляться. О церкви можно только хорошо или никак — как о покойнике. А если что смущает, то с праведным гневом лучше обрушиться на всяких оскорбляющих. Еще надо выучить, как «отче наш», что Джордано Бруно был не ученым, а шарлатаном, а врача Сервета сожгли не за науку, а за ересь, а, стало быть, так и надо. Бог один, а оскорбляющих — тьма.
Атеистам, в свою очередь, полагается знать только о «попах на мерсах», часах патриарха и его, патриарха, заигрываниях с президентом. И не дай Бог, кто начнет размазывать достоевщину — сразу в бан. Или в бубен.
И все должны быть серьезными. Даже смеяться теперь положено строго. И только над оппонентами.
Два коротких смешка через губу, нахмуренный лоб. Можно позволить себе каплю едкой снисходительности. Главное, чтоб никаких противоречий.
А если кто-то кое-где у нас порой любит и родину, и кушать, выступает против абортов и их запретов, верит и в Бога, и в свободу художника, не терпит ни цензуры, ни пошлости в искусстве, то это, простите, шизофрения. С такими лучше не связываться. Ведь неясно чего от них ждать. А вдруг они что скрывают, а, может, они какие-нибудь нео-массоны, ньюэйдж-демократы или дзен-анархисты?
Аполитичность — это неспроста. А, может, и того хуже.
Вдруг они знают, что самые убежденные — всегда самые сомневающиеся. И потому самые переменчивые, как ветер в мае.
Настя Валерику рассказывала, что в одной книжке нейробиолога Эрика Канделя она читала о событиях в Вене в 38-ом году — якобы до марта 1938-го большинство австрийцев, дико гордящихся своей культурой, грозились умереть за независимость своей страны, а через неделю толпами кричали «Хайль Гитлер». А потом вспомнила, как наши красные тоже однажды побежали повально поститься и причащаться. Вот что бы это значило? И что еще Настя читает?
Принципом «свой-чужой» таких не отсканировать. У нет ни «своих», ни «чужих», они ни с кем и со всеми.
Но сегодня, быть ни с кем и со всеми, все равно что быть нигде, все равно что вообще не быть. Никаких перспектив.
Вот с патриоткой Марьей Петровной все понятно, ее на добровольных началах можно привлечь к работе с молодежью, чтоб каких-нибудь юных байкеров учила любить отечество. У Беллы Сигизмундовны тоже никаких проблем, она в лоне церкви, там тепло и уютно, там чувство скреп, там она нужна. Иван Сергеевич тоже при деле и со смыслом — вдохновляет студентов на протест. А в жизни, ведь всегда найдется место протесту — можно освистать какого-нибудь прокремлевского лектора, можно выйти на площадь вместо сдачи экзамена.
И никаких фрустраций, никаких экзистенциальных дилемм. Определяйся, надевай шаблон по размеру и вкусу, и шагай уверенно в жизнь.
И если такие, как Настя, сейчас нигде и никто, то чересчур гражданственно-сознательные, кажется, уже все и везде. А ведь их по-прежнему меньшинство. А Настя смотрит вокруг и не понимает. Обыкновенные вроде люди. А вот перемкнуло где-то в одном месте и теперь искрит. Белла Сигизмундовна катит волну на Толстого и Горького, мол, это они повинны в 1917-ом. Валерик гордится тем, что он русский, хотя лучше бы почитал Шопенгауэра, который советовал в таких случаях гордиться еще и тем, что родился, к примеру, во вторник.
Обыкновенные люди. Очень напоминают прежних, только политвопрос их немного испортил. Хотя, может, перерастут?