— В эту среду на «Винзаводе» открывается выставка «Победа. В рисунках и карикатурах журнала «Крокодил». По какому принципу вы отбирали иллюстрации и для выставки, и для одноименного альбома?
— Откровенных агиток — обложек вроде «Убей врага», «Добей гада» — в альбом вошло немного. Мы сами удивились, но в «Крокодиле» той поры оказалось куда больше простых фронтовых зарисовок, бытовых картинок войны, чем плакатных призывов. Это очень эмоциональные рисунки, прямо из того времени, в которых есть та правда обыденности, которую придумать невозможно. Нам это показалось очень существенной штукой, стоящей за пределами пропаганды и агитации. Вообще надо сказать, что и сам журнал в военные годы как-то пришел в чувство: меньше стало назидательности — больше наблюдательности. Извините за банальность, но война действительно часто все расставляет на свои места.
— До войны в стране был страшный период, и «Крокодил», судя по всему, был на передовой борьбы с врагами народа?
— Когда они начинали в 1922 году — это были бесстрашные, бодрые люди. Они пришли, взяли в руки революционные перья, пролетарские карандаши и начали переделывать мир. Средств мало — двухцветная печать, плохая бумага, но желание огромное. «Крокодил» из приложения к «Рабочей газете» быстро становится самостоятельным изданием, потому что их прет — это очень чувствуется. А вот к концу 1930-х нарастает испуг, оторопь, растерянность. Появляется такая опасная для любого человека вещь, как обобщение. Некие враги. Абстрактные вредители. Приходит метафора, а вместе с метафорой — страх.
— Настоящая война с реальным врагом избавила художников и от страха, и от метафор?
— На настоящей войне все вновь стало осязаемым. Понятные однозначные события: фронты, танки, пули, советские солдаты, фашисты. Единственная метафора того периода — Гитлер, которого никто из художников живьем не видел. Его очень много, и он очень разный — они рисуют не конкретного человека, а создают метафору, образ. Часто его изображают со спины, часто без глаз — с фуражкой, надвинутой до усов. Рисуют то очень толстым, то страшно истощенным. Нет никакой буквальности — работает фантазия.
Во всем остальном художники очень добросовестны. Мы показывали эти картинки военным, их смотрел генерал Сергей Маев — сейчас он ДОСААФ руководит, а раньше командовал танковыми войсками. Он отметил забавные вещи: скажем, снайпер изображен в шапке, а на шапке — звезда. Понятно, что если снайпер будет с такой звездой на лбу воевать, то совсем недолго. Кто-то держит автомат за ствол, что невозможно. Или они без конца рисуют солдат с трехлинейниками, когда уже есть автоматы. Но это все мелочи,
главное — в картинках очень правильные наблюдательность, любопытство и эмоции от всего происходящего. Много простых, бытовых вещей.
Советские солдаты, которые курят и заодно дают врагу «прикурить», стреляют из пушек, роют окопы. Солдаты-фашисты, которые то крадут свинью, то воруют друг у друга вещи, замерзая русской зимой, или, приехав в Германию после тяжелых сражений, жалуются близким, как им дали в России дрозда... Кстати, и послевоенные рисунки выполнены в том же духе: абсолютно без пафоса и госпропаганды. Например, сидят люди в планетарии, смотрят на звезды, а один мальчишка смотрит туда, где сидит женщина со звездой Героя Советского Союза на пиджаке. И подпись под картинкой: «Куда ты смотришь? Я смотрю на звезды».
— Известно, что 9 Мая в СССР был праздничным лишь до 1947 года, потом его сделали обычным, а снова стали торжественно отмечать лишь спустя двадцать лет после войны, уже при Брежневе. В вашем альбоме «Победа» я почти не нашла картинок, посвященных 9 Мая. Как думаете, почему?
— Да, их очень мало — две-три, кажется. Даже обложек про 9 Мая почти нет, кроме знаменитой картинки Бориса Ефимова, где цифра 9 — это бинт на голове у раненого фашиста. Почему так, сложно из нашего времени судить. Но очевидно, что госзаказа на официоз не было, иначе «Крокодил», будучи органом газеты «Правда» — главной партийной газеты, его бы обязательно отработал. А они рисуют людей. Не Победу, а победителей. Это очень существенно. Вот эти люди воевали, вот они среди нас. И ничего про государственную доктрину на тему Победы.
— Удивительно. Сегодня, спустя 70 лет, агрессивности и державности в защите той Победы, которую завоевали деды, куда больше. А вообще похожа нынешняя пропаганда на ту, военной поры?
— Сложно сравнивать, потому что это вещи в принципе несравнимые. Во-первых, картинки сейчас никто не рисует...
— Фотожабы есть...
— Фотожабы — это жалкий интеллектуальный уровень. Сообщения разного типа, все равно что сравнивать музыку и домино. А во-вторых, ситуация в целом не имеет ничего общего с тем, что было 70 лет назад. Сегодня мы не находимся в состоянии простой и ясной войны. Мы находимся в состоянии метафизической войны, которая идет (пока) в умах и на территории, где мы присутствуем скорее мистически, чем реально.
В Великой Отечественной не было условностей, непонятных «вежливых людей», похоронки там приходили реальные, а не в виде загадочных посланий с Первого канала.
Это все к разговору о метафоре. Сейчас мы живем во время не просто метафоры — а метафоры метафоры. Новость про жену Кончаловского, которая за бюджетный миллиард научит нас есть как дома, — это уже запредельная стадия метафоризации.
— Может, пора опять «Крокодил» возрождать?
— И чьим органом он сегодня мог бы быть?
— Ну, не знаю, органом нынешних «Известий», ВГТРК или напрямую администрации президента — сами выбирайте.
— Невозможно. Чтобы «Крокодил» появился, многие вещи должны быть названы своими именами: прямо и ясно. Тогда это время сатиры. Но сейчас нет таких вещей.
Когда была правда, то приходилось много врать, чтобы ее защищать. Сейчас наступило время, когда правда защищает ложь.
Два брата с невесткой действительно написали письмо президенту с просьбой дать им миллиард, чтобы они понастроили какие-то фабрики-кухни и победили «Макдоналдс». Это правда так, не выдумка никакая. И что на эту тему может сказать сатирический журнал? Бессмысленно. Лучшая сатира сейчас — чистая правда. Идет расследование убийства Немцова, нам каждый день называют труднозапоминаемые фамилии, они все правдивые, такие люди существуют, можно рассказывать про них кучу всякой правды: как кто-то работал охранником, как они встретились в Европейском и т.д. Но чем больше такой правды, тем серьезнее этот ком правдивых подробностей защищает изначальную ложь, лежащую в основе всей этой истории.
«Крокодил» невозможен, пока в каких-то базовых вещах не будет сказана правда. Плохая или хорошая правда — это другой вопрос. Но правда. Только она может служить почвой для сатиры или публицистики.
И еще одно соображение. «Крокодил» все-таки относится к XX веку, который решал старый добрый вопрос борьбы добра со злом. Его авторы легко отделяют одно от другого, читатели следят за конфликтом, всем интересно, когда добро наконец победит зло... Для нашего столетия это вообще не вопрос. Сейчас другая драма: плохое борется с худшим. Чужой против хищника. Аватар против пришельцев. И то плохо, и другое ужасно. Эту драму отражают 3Д-кинотеатр, айпад с айфоном... Современный мир выталкивает инструменты устаревшей борьбы добра со злом, иногда в очень жесткой кровопролитной форме, как это случилось в Париже с редакцией «Шарли Эбдо».
Идет война обреченных. Не то чтобы пришла передовая мысль, чтобы сразиться с устаревшей, — идет борьба двух устаревших идей, каждая из которых утомлена.
Охранники против бабушек. Старушки пошли войной на охранников. И тем и другим неловко, плохо. Но нигде нет удушья от ненужности нового, передового. Вот ключевая штука. И что тут обострять, когда все и так обострено до передела. Сатира — это упрощение, обострение, но сегодня все дошло до такой стадии обострения, что сатира не работает.
— Зато пафосной пошлости в избытке. Креативные торты в виде похоронок, георгиевская лента длиной в 1418 метров, майонез «Георгиевский» — это откуда все повылезло? Тоже из мира борьбы плохого с худшим?
— Эта паника. Панические фантазии. Ну правда, это куда больше похоже на фобию, чем на праздник — человек в здравом уме никак не может такого придумать. Мы, конечно, не все сошли с ума, но равняемся на безумцев. Есть такой знаменитый опыт. Человек вызывает офисный лифт, двери открываются, и он видит, что все люди внутри лифта (подставные, конечно, это же эксперимент) стоят не как обычно, а, скажем, лицом в сторону кнопок. Через какое-то время практически все вошедшие в лифт поворачиваются в ту же сторону, что остальные.
— Не все, это известный опыт про конформизм, процентов 10–15% ведут себя независимо.
— Это если им подниматься недалеко, а если этажей пятьдесят вместе ехать — тоже встанут лицом к кнопкам как миленькие. Есть один способ этого избежать — не входить в лифт. Произошло тотальное смещение нормы. Вот, например, добрая женщина, для которой было бы куда комфортнее водить трамвай, вынуждена сидеть в Госдуме и придумывать откровенную глупость про ненужность изучения иностранных языков. На самом деле ничего в ее словах постыдного и ужасного нет — если бы она была вагоновожатой и вечером за чаем с товаркой это обсуждала. Ну да, сказали бы они друг другу: не нужны нам эти иностранные языки, и пошли дальше водить свой 36-й трамвай от Преображенки до ВДНХ. А сегодня все страдают: мы, ее слушая, она, от того, что ей приходится не только думать о таких вещах, но и отстаивать их, интервью разные давать. Зачем? Когда могла водить трамвай. Но
получилось так, как получилось — все сдвинулось, пришло не на свои места. Конечно, от этого есть усталость. И приходится креативить торт в виде похоронки.
Люди приходит на работу, с них спрашивают: что вы придумали к 70-летию Победы. Они честно что-то придумывают. Потом оказывается — не так надо было. А как? А надо было трамвай водить, вот и все.
— В этом сдвинувшемся мире ваш альбом «Победы » кому-то нужен?
— Надеюсь, да, поскольку он рассказывает о войне и победе языком того времени. Я убежден, что нынешним языком события 70-летней давности вообще не могут быть описаны, иначе получается все тот же торт в виде похоронки. Если вы хотите всерьез вспомнить о том времени, обратитесь к записям, сделанным теми, кто жил тогда. Именно по такому принципу и собран альбом «Победа». Мы просто отобрали самые удачные из рисунков «Крокодила», предоставив всем желающим возможность их увидеть. И ничего больше.
Беседовала Виктория Волошина