Невозможно отстраненно, с холодной головой относиться к тому, что происходит на твоей второй малой родине. Но в моей вовлеченности и включенности есть и плюсы — я увижу изменения, которых не увидит обычный турист (просто потому, что мне есть с чем сравнивать), наконец, мне расскажут то, чем точно не будут делиться с «залетным».
Первое, что нужно пояснить, — между нами и крымчанами существует одно глобальное отличие. Для нас всех — украинцев и русских, ватников и укропов, запутинцев и антипутинцев, жителей Москвы, Днепропетровска или Торонто — все происходящее — это просто информационное шоу. Масштабное, очень продолжительное и невероятно захватывающее реалити-шоу, которое мы с огромным интересом и искренней вовлеченностью наблюдаем каждый день уже больше полугода.
Да, наша вовлеченность очень сильна. Да, мы искренне ликуем и ненавидим, да, мы ссоримся с многолетними друзьями и рвем отношения с родственниками, мы даже вкладываем в него деньги — но для нас это шоу.
Наша вовлеченность в него ограничена только сферой потребления информации. Это касается только нашего досуга, во всем остальном наша жизнь совершенно не поменялась. Да, у одних из нас страна уменьшилась, у других — увеличилась, но это исключительно умозрительное знание, оно никак не повлияло на нашу жизнь. Мы ходим на ту же самую работу, покупаем те же самые продукты в тех же самых магазинах и в перерывах между просмотром шоу задаемся все теми же привычными бытовыми вопросами.
Крымчане же в этом шоу не зрители, а участники. Их жизнь вдруг сделала кульбит, и сразу же резко поменялось все. От незначительных мелочей, на которые ты даже и не обращал внимания, до самых основ твоей жизни. Именно поэтому большинство моих знакомых до сих пор пребывают в состоянии эмоционального шока.
Выражается он по-разному — одни друзья начинали с места в разгон взахлеб уверять меня, как они счастливы, убеждая, как мне показалось, не столько меня, сколько себя. Другие, особенно пожилые люди, обнявшись при встрече, вдруг начинали рыдать, третьи натужно делали вид, что все нормально и ничего особенного не произошло. Но та самая струна, которая у всех у нас внутри, у них — натянута до звона.
При этом внешне очень мало что поменялось, и залетный турист, бывший в Крыму и в прошлом году, и в этом, не заметит особенной разницы. Ну да, меньше стало отдыхающих. Ну исчезли украинские флаги, почти не слышна украинская речь приезжих «западенцев», появились повсеместно георгиевские ленточки и билборды «Севастополь и Крым возвращаются в родную гавань. В. Путин». Ну торгуют везде футболками «Самый вежливый человек» с Владимиром Путиным и «Крым наш. Няшмяш» с прокурором Натальей Поклонской.
Впрочем, в соседнем же ларьке — украинские веночки с лентами.
Но по большому-то счету — все то же самое. Те же вывески на украинском языке (хотя появились уже и трехъязычные: еще на русском и крымско-татарском). В магазинах — практически тот же ассортимент (привет «пустым полкам»!) и, с точки зрения москвича, все те до смешного низкие цены. Разве что рубли на гривны менять не надо.
Кабачки на рынке по 8 рублей килограмм. Пирожные «трубочка» четыре штуки за 36 рублей (нет, не одно за 36, а четыре). И даже каналы в телевизоре кабельные операторы просто переставили — теперь российские стоят первыми, а украинские — где-то в глубине.
Но это все — с точки зрения приезжего. А для крымчан все немного по-другому.
У них поломалась жизнь. В самом прямом смысле слова. Женщина, хороший юрист, искренне радовалась произошедшему, голосовала на референдуме за Россию. Вот только… «Сам же понимаешь, Вадим, ну кому в России нужен специалист по украинскому законодательству?» И это общее правило — в Крыму все переучиваются, причем в авральном порядке. В городе сезон, отдыхающие в блаженстве и неге, а все феодосийские учителя — на курсах, срочно изучают стандарты российского образования.
Самая главная проблема, конечно, — уровень жизни. Цены при переходе на рубль выросли — для нас почти незаметно, для местных — очень существенно. А доходы в лучшем случае остались прежними.
Да, потихоньку поднимают пенсии и обещают скоро довести их до российского уровня. Но пенсии никогда не были главным источником дохода — просто потому, что пенсия в тысячу гривен (3 тыс. рублей по нынешнему курсу) на Украине совершенно обычное дело.
В безусловном выигрыше оказались служащие структур федерального подчинения — МЧС, погранцы, военные. Они получают российскую зарплату, счастливы и довольны. Гораздо хуже тем, кто финансируется местным бюджетом — врачи, учителя и т.п. Полицейским, например, зарплату чуть подняли, но именно что совсем чуть-чуть. А вохровцы в прошлом месяце получили вообще 5–6 тыс. рублей — ну и как на это жить?
Это про госслужащих. С частным предпринимательством все тоже не слава богу. Практически весь бизнес был завязан на Украину. Как я уже говорил, ассортимент в магазинах широкий, но он на 95% — украинский. А с поставками все сложнее и сложнее, граница запирается все крепче и крепче.
Нет, конечно, Россия пытается переориентировать потоки, в Феодосию каждый день приходит здоровенный паром, содержимое которого потом развозится фурами, но здесь пока больше проблем, чем достижений. Это и ценовой фактор (в России все дороже), и — неизбывная головная боль — проблемы доставки, и, по рассказам, коррупция и с той, и с другой стороны и прочая, прочая, прочая.
В общем, примите как данность, что, к примеру, зарплата продавца в 5 тыс. рублей не является чем-то из ряда вон выходящим, а желающие подработать летом студентки устраиваются, к примеру, барменами (работа с десяти до десяти) за 200 рублей в день.
Проблем более чем достаточно — до самых мелких, бытовых. Взять банальную «коммуналку». Речь не о росте даже (он как раз весьма незначительный), а о необходимости ее оплачивать. Конечно, пик «банковских проблем» на полуострове уже позади, но факт остается фактом — коммунальные платежи сейчас принимают только на почте. А на почте отключены все компьютеры, потому что надо переподключать к российским платежным системам, а это дело не одного месяца.
Вот и сидит бедный оператор и переписывает каждую твою квитанцию ручкой в две амбарные книги, а потом той же ручкой пишет о платеже у тебя. На каждого человека по 20–30 минут, очередь надо занимать с утра, успеешь до обеда — тебе повезло.
Но при всем при этом сказать, что в Крыму все плохо, на мой взгляд, нельзя. В Крыму — все проблемно, но по-другому и быть не могло при переходе из одной страны в другую. И мне гораздо интереснее не возможность и скорость решения проблем, а отношение людей к этим проблемам.
Люди, как ни странно, в большинстве своем все понимают. Фразу «Ну, три месяца всего прошло, что вы хотите — все сразу, что ли?» можно услышать в самых разных местах и при самых неожиданных обстоятельствах.
Дело в том, что переход в Россию был сознательным выбором большинства населения Крыма. Это не агитация, не идеологическая накачка — это мое мнение, сформировавшееся на основе бесед, часто весьма доверительных, с несколькими десятками людей, которых я знаю много лет. Референдум действительно был для большинства праздником. Как мне рассказал бывший сослуживец моего тестя: «Это как после полета Гагарина, что ли… Понимаешь, все как братья стали на какое-то время — люди на улицах постоянно друг другу улыбались. Ни с чего, просто так. Праздник на душе».
Это, безусловно, не значит, что «все как один, в едином порыве». Противники произошедшего есть, и их не жалкие крохи. Это не только татары. Неприятие татарами России и русских — вообще, на мой взгляд, излишне преувеличено, по крайней мере, все наши знакомые татары на месте и встретили нас как обычно, то есть очень тепло.
Но фразу «Ну и зачем надо было все это устраивать?!» я слышал и от русских. Даже идеологическая «основа режима» — русскоязычный пенсионер может буркнуть ругающимся в очереди на почте старушкам: «Что хотели — то и получили. Европа вам не нравилась, в Европе все плохо… Вот и стойте здесь теперь!»
В Крыму, по рассказам, даже размежевание по линии «за Россию» и «за Украину» часто проходило не по линии идеологических убеждений, а по чисто бытовым причинам. Даже у военных, часть из которых выехала на Украину, а часть осталась в Крыму, злости особой друг на друга не было — разве что у совсем «политически остервенелых».
«А за что ненавидеть-то? — объяснял мне старый друг. — Служили вместе, хорошо служили, грех жаловаться. Просто закончилось это время. Он мужик хороший, но у него вся родня на Украине: родители, братья, сестры. Останется здесь — когда он их увидеть-то сможет? А я, наоборот, местный, у меня все здесь. Естественно, обнялись мы с ним на прощание, водки хряпнули — он сел в поезд и уехал».
Все вышесказанное не значит, что большинство крымчан, да и вообще людей — конформисты, не имеют убеждений и лишь приспосабливаются к обстоятельствам.
Совсем нет — у большинства людей есть убеждения, стремления и чаяния. Если они приходят в непримиримое противоречие с окружающей реальностью — рано или поздно эта кривизна выправляется. И вот тогда люди готовы идти на жертвы. А умные взрослые люди стараются, чтобы это выпрямление принесло как можно меньше горя как можно большему количеству людей. События на Украине, на мой взгляд, дали нам примеры того, как это происходит и самым терпимым, и самым отвратительным образом.
Большинство крымчан не хотело жить на Украине — это факт. Для кого-то удручающий, для кого-то радостный — но факт. Строить жизнь вразрез с волей большинства населения, конечно же, можно, но обычно не очень долго. Дерево не может расти в наклоненном состоянии, при первой же возможности оно выпрямится. Наши самые большие крымские друзья признались нам, что больше всего их обижают даже не крики про «безмозглых ватников», а убеждение в том, что крымчане просто польстились на высокие российские зарплаты и пенсии.
«А мы просто хотели от них свалить. Просто свалить, понимаешь?»
Как мне показалось, главная причина неприятия крымчанами государства Украина — они устали быть неправильными гражданами, живущими, думающими и голосующими не так, как надо. Вот и решили: «Пусть мы будем жить хуже — но со своими».
При этом они вовсе не ненавидят украинцев и Украину — не страну, а территорию. Они умные люди и прекрасно понимают, что географию, в отличие от истории, изменить невозможно. Значит, Крыму так или иначе придется как-то уживаться с Украиной, как-то заново выстраивать отношения. Потом — «когда отгорит и отплачется».