Яна Дубинянская оценивает успехи этого конгресса невысоко. Но вряд ли стороны ожидали от него плана мирного урегулирования, с которым согласились бы все участники. Или — безоговорочной идеологической поддержки одной из сторон. Или — призыва к «Правому сектору» (организация запрещена в России) и донецким ополченцам возлюбить друг друга. Эти жанры существуют и помимо конгресса.
Зато в его названии присутствует слово «диалог». Я понятия не имею, как будет развиваться нынешний кризис, но точно знаю, чем он закончится: на нашей планете бок о бок будут жить люди, называющие себя русскими и украинцами, они будут говорить об общих или очень похожих проблемах на общем или на очень похожих языках. А значит, им будут нужны навыки публичного диалога на общественно значимые темы.
Мы ведь совсем от таких диалогов отвыкли, если честно. Парламент у нас не для дискуссий, митинги у нас только «за» или «против», СМИ становятся все больше похожи на митинги – а заинтересованное и уважительное обсуждение сложных проблем во всей их полноте, без черно-белых агиток оказалось вытесненным на кухни. За Украину пусть скажут украинцы, но и там такой митинговости хоть отбавляй.
Противоположные лагеря вдохновляют друг друга на борьбу, друг друга при этом совершенно не слыша.
Не случайно говорят, что в блогах русско-украинская война идет уже не первый год: убитых нет, но все участники тяжело контужены. Этот язык крайностей: «война, фашизм», – звучал и на конгрессе, хотя комфортная обстановка в зале ничуть не напоминала ни бомбоубежище, ни газовую камеру.
Интеллигенция России и Германии не могла бы собраться на такой конгресс ни в июле 41-го, ни даже в сентябре 14-го, когда нравы воюющих сторон были еще вполне рыцарскими.
Так что сам факт проведения конгресса и выживания всех его участников свидетельствует: пока что меж странами худой, но мир.
И надо сказать, что мирных речей звучало намного больше, чем воинственных призывов. Конкретных предложений было немного, но дело даже не в них. Годами, десятилетиями мы жили рядом, ездили друг к другу в гости, периодически обсуждали новости, порой спорили на тех самых кухнях за рюмкой чая, но старались все же избегать острых углов. А вот теперь уже не получится.
И самый первый этап в разговоре на острую тему – познакомиться с картиной мира друг друга. Она оказалась не совсем такой, какой представляла ее себе та и другая сторона, и далеко не одномерной среди русских и среди украинцев. Россияне открыли на украинской стороне целый спектр мнений насчет их «коллективной ответственности» за действия российского правительства: для кого-то есть некая единая сущность под названием Россия, для Украины очень опасная, а для кого-то она делится на множество отдельных людей и мнений, так что можно дружить с одними и враждовать с другими.
Думаю, что украинским участникам было так же интересно увидеть, какие разные места занимает Майдан в сознании россиян: для кого-то это поле битвы абсолютного добра с абсолютным злом, а для кого-то – неоднозначный пример преодоления постсоветского авторитаризма.
Разноголосица не позволяет выработать конкретных общих решений, да их и не ждали – но с другой, именно эта атмосфера непринужденной беспартийности порождает множество встреч и частных бесед между теми, кому есть что обсудить. И знакомства в кулуарах бывают важнее итоговых резолюций.
Дубинянская начинает свои заметки с трех причин, по которым украинцы не видели смысла ехать на конгресс, и примерно такой же перечень, только чуть более цветисто, привел модератор одной из секций Андрей Мокроусов. Прозвучало это, на мой взгляд, примерно так: «Если хотите перед нами извиниться, можете начинать, а если нет – то зачем нас-то позвали?»
Извинения последовали – с обеих сторон. Кто-то из россиян извинился за политику своей страны в отношении Украины, а кто-то из украинцев – за непримиримость своих собратьев и их тягу к неправомерным обобщениям. Мокроусов отдельно уточнил, что за него как раз извиняться не стоит. А в конце той секции выступила Татьяна Ворожейкина, российский политолог, которая сказала примерно следующее: она приехала не для того, чтобы расчесывать свое или чужое чувство вины, а чтобы попросить украинцев помочь ей понять, что именно произошло и происходит в их стране. И как только она закончила выступать, к ней тут же направился еще один украинский участник – делиться своим видением ситуации.
Это, на мой взгляд, очень показательная сцена. Люди вступают в диалог. Они могут оставаться вежливыми и говорить на строго заданные темы – но тогда они не увидят друг друга настоящими, у них будет представление о некоем абстрактном и удобном собеседнике, но и только. Сейчас, в условиях острого противостояния и угрозы войны, это уже немыслимо, да и не нужно. Сейчас необходимо прежде всего познакомиться друг с другом, а значит – со страхами и комплексами друг друга. Это не значит, что надо будет постоянно просить прощения или разделять эти страхи и комплексы, но без их понимания не выйдет и настоящего общения. А в данном случае оно, в конечном счете, состоялось.
Дубинянская пишет о «комплексе большого брата» у Бориса Немцова. Да, мне тоже показалось, что он приехал объяснить украинцам, что им делать со своей страной, но мне важно было понять, как именно это увидели сами украинцы. Мне бы тоже хотелось услышать от Немцова – нет, не извинений, но некоторого анализа ситуации:
как это вышло, что демократы 90-х, обладая всей полнотой власти, не смогли ее удержать в руках, почему страна пошла по другому пути? Может быть, и украинцам этот анализ поможет избежать некоторых ошибок?
Но и в выступлениях украинской стороны мне не хватало более критичного отношения к Майдану. Да, убедительная победа, но как же это вышло, что пришлось менять власть с помощью вот уже второго Майдана в недавней украинской истории – и какие именно меры могут предотвратить третий и четвертый? А кого беспокоит в соседях комплекс большого брата – не проекция ли это собственных опасений оказаться слишком маленькими?
Но не будем суровы. Это болезненные вопросы, простых ответов на них нет, а те, которые есть, многим не понравятся. Начинать диалог с таких вопросов, наверное, не стоит. Но как-то, когда-то надо же его начинать, лучше до войны, чем после, а еще лучше – вместо нее.
Я прекрасно осознаю, что собравшиеся в Киеве граждане России и Украины не представляли никого, кроме самих себя, и что даже в собственной сословной среде выглядят белыми воронами. Гораздо проще объявить этих непонятных и неприятных соседей врагами-фашистами или просто махнуть на них рукой и заняться своими делами.
Я отлично вижу, что итоги этого диалога по любой шкале измерений ничтожны, что не смеется над его участниками только ленивый, ведь диванные войска всегда занимают для виртуального боя самую удобную позицию…
Смешно было бы утверждать, что те, кто попытался завязать диалог, не устрашились застенков кровавого фашистского режима (вне зависимости от того, который режим объявить кровавым). Зато они не побоялись выглядеть смешными и нелепыми там, где всем очень хочется выглядеть воинственными.
Ведь как меняется мир? Сначала все уверены, что менять ничего не надо, да и невозможно, что все давно поделено, продано и куплено и нам ловить нечего. Потом появляются одиночки, которые не готовы с этим соглашаться и выдумывают всякие новые безумные штуки: морской путь в Индию, к примеру, или отмену рабства, или полет на ракете в космос, или, страшно сказать даже, диалог с соседним племенем вместо того, чтобы племя это хорошенько проучить. Нормальные люди крутят пальцем у виска и посмеиваются. А эти чудаки собираются в кучку, начинают что-то обсуждать, спорят, прикидывают разные варианты… Потом, глядишь, у них что-то получается.
А еще чаще – не получается, ведь далеко не каждый чудак – гений. Зато каждый гений – чудак, так что лучше все-таки дать нам, чудакам, шанс договориться. Может, что у нас и получится и будем жить дружно.
Есть, конечно, иной путь: воевать, сначала в словесном пространстве, потом и в физическом. Дожимать до конца силой или хитростью… но потом все равно придется обсуждать условия перемирия, фиксировать границы и вырабатывать способы взаимодействия, а значит – знакомиться с чужими обидами, комплексами и претензиями. Не начать ли уже теперь?
Можно, конечно, сначала хорошенько повоевать, но кто пробовал – тем не понравилось.
Автор – сотрудник Института востоковедения РАН, доктор филологических наук, колумнист «Газеты.Ru»