Двоечники на сафари

Ливийская авантюра европейцев привела к неизбежному обострению межклановой и межплеменной борьбы в Африке

Борис Туманов
Провозглашение туарегами своего государства наравне с событиями последних лет в других африканских странах свидетельствует о необратимом характере нестабильности на жарком континенте. Политика европейских стран в отношении своих бывших колоний эту нестабильность только усугубляет.

«Африка является зоной наивысшей нестабильности». Эта фраза, меланхолично и в который уже раз фиксирующая одну из банальнейших геополитических истин, вряд ли бы заслуживала внимания, если бы она не принадлежала Жаку Делору, бывшему председателю Европейской комиссии. А произнес он ее в 1996 году, то есть к тому времени, когда африканский континент окончательно погряз в кровавых гражданских и сепаратистских войнах от Катанги, Южного Касаи и Биафры до Сомалиленда и Эритреи, которая в 1993 году добилась-таки независимости от Эфиопии. Не говоря уже о геноцидах в Руанде и Бурунди, а также о хаотическом межрелигиозном противостоянии в Судане и Нигерии. В наши дни

мы вновь и вновь наблюдаем события, которые свидетельствуют о необратимом характере нестабильности на африканском континенте.

Недавний распад Судана на два государства, хроническое противостояние между мусульманским севером и христианским югом в Нигерии, хаотические столкновения на востоке Демократической Республики Конго, фактическая несостоятельность государства, именуемого Сомали, и, наконец, совсем недавнее провозглашение туарегами на большей части территории Республики Мали собственного государства Азавад неопровержимо подтверждают этот трагический приговор континенту, на котором проживают более миллиарда человек.

Ивуарийский доктор наук Яо Клод Куасси, преподающий в университете Кокоди (Абиджан), дал в свое время исчерпывающее объяснение этих бед Африки, которые, по его мнению, были неизбежными в постколониальную эпоху. «Африканские государства, унаследованные от времен колонизации, — писал он, — представляли собой питательную среду для многочисленных противоречий в той степени, в какой разные народы, нации и их культурно-историческая идентичность оказались втиснутыми в государства, чьи границы не совпадали с тем территориальным пространством, к которому они принадлежали до колонизации».

Эта ситуация является прямым результатом безудержной алчности и геополитической борьбы колониальных держав в Африке. Свирепость этой борьбы дошла до такой степени, что соперничающие державы во избежание худшего вынуждены были созвать Берлинскую конференцию (ноябрь 1884-го — февраль 1885-го), на которой они договорились о принципах оккупации африканских земель и о конфигурации нынешних политических границ на континенте.

Нельзя, разумеется, не заметить, что в условиях такого сложного исторического наследия африканские руководители должны были тем более проявить особую ответственность в управлении этнокультурным разнообразием своих стран, чтобы облегчить интеграцию народов и создание современного общества, объединенного общими идеалами. Однако все получилось по-другому, ибо

африканские лидеры, побуждаемые личными амбициями и эгоизмом, стремились воспроизвести модель государства-нации, навязанную колониализмом и отражающую культуру и социальную психологию этнического большинства или, как принято с некоторых пор выражаться в России, «государствообразующего народа».

И, тем не менее, именно «берлинский сговор» лежит в основе нынешних бед Африки.

Повторю: все вышесказанное относится к категории давних и общеизвестных истин, знакомых даже тем, кто ни разу не бывал в Африке и не сталкивался с местными реалиями. Но в свете этого обстоятельства сегодняшнее поведение на африканском континенте бывших колониальных держав, обладающих по очевидным причинам доскональнейшим знанием местных реальностей, не поддается объяснению с точки зрения здравого смысла и даже элементарной логики.

Участники Берлинской конференции, делившие Африку, руководствовались исключительно голой жаждой наживы, не обременяя себя другими соображениями, в том числе и вопросами международной и собственной безопасности. И это понятно, поскольку в конце девятнадцатого века о глобализации не было слышно и в помине и наш мир не был столь взрывоопасно тесен.

В наши дни неуязвимых стран практически нет, поскольку «эффект домино» давно и неизменно сопутствует любому локальному потрясению в области экономики, безопасности, социального бытия, экологии и т. п. А уж на произвольно расчерченном геополитическом пространстве Африки этот «эффект домино» действует с удвоенной силой практически с самого начала постколониальной истории континента.

В этом контексте попросту не существует рационального объяснения причин, толкнувших европейские страны и США на ливийскую авантюру. Представить себе, что европейцы не могли предвидеть неизбежного обострения межклановой и межплеменной борьбы и даже роста сепаратистских тенденций в самой Ливии после падения режима Каддафи, решительно невозможно. Очевидным было и то, что эти процессы послужат, в свою очередь, катализатором для радикализации национального движения «людей в голубом» — туарегов, которые с начала ХХ века вынуждены влачить существование притесняемых этнических меньшинств в пяти странах Магриба и зоны Сахеля — в Алжире, Ливии, Мали, Нигере и Буркина-Фасо. По существу,

именно исконные земли туарегов и были распределены колонизаторами между этими странами. Более того, древние города Тимбукту и Гао всегда принадлежали туарегам до того, как они стали малийскими городами.

Принадлежа к этнической группе берберов, полтора миллиона туарегов считаются прямыми потомками первых людей, населявших Северную Африку. Французам удалось покорить их лишь в начале ХХ века, намного позже всех других народов, населяющих Западную Африку. Нужно подчеркнуть, что туареги ведут на территории Мали войну за создание собственного государства уже с начала 90-х годов прошлого века, но этот процесс лежал практически за пределами внимания мировой общественности. До тех пор, пока туареги не объявили в начале апреля о создании своего государства Азавад, занимающего северо-восточную часть территории Мали.

Мало кто задумывается над тем, что это событие явилось результатом беспрецедентного доныне сочетания факторов, в котором падение режима Каддафи явилось спусковым крючком. Но предвидеть подобный сценарий при желании было достаточно легко.

Долгое время туареги были своего рода преторианской гвардией ливийского диктатора. За эти годы их природная воинственность была существенно подкреплена армейским профессионализмом и современными вооружениями. Оставшись, если можно так выразиться, без работы после смены режима в Ливии, туареги, ведомые Движением за освобождение Азавада, стали успешно вытеснять малийскую армию из северо-восточной части Мали.

И вот тут-то в ситуацию вмешалась старая африканская традиция сведения внутренних политических счетов. Будучи попросту не в состоянии сопротивляться туарегам, вооруженные силы Мали свалили свои профессиональные неудачи на президента и под этим предлогом отстранили его от власти. Между тем за время путча туареги успели благополучно установить свой контроль над всей северо-восточной частью территории Мали. Как показали дальнейшие события, недовольство военных недостаточным рвением малийского президента Амаду Тумани Туре (кстати, выпускника Рязанского института ВДВ) в борьбе с туарегскими сепаратистами было лишь предлогом для его свержения, поскольку путчисты тут же обратились за помощью в отражении туарегского нашествия к международному сообществу.

В этой беспрецедентной ситуации, стремительно сочетавшей в себе «два мятежа в одном флаконе» — военный переворот и акт сепаратизма в одной и той же стране, — растерянность европейских политиков носит почти комичный характер.

Разумеется, они пытаются сохранять хорошую мину при плохой игре, как, скажем, германский министр иностранных дел Гидо Вестервелле, который строго заявил, что «вопрос о территориальной целостности Мали не подлежит обсуждению». И если европейские лидеры показали себя полностью лишенными воображения, затевая ливийскую авантюру, то они все-таки не настолько глупы, чтобы не понимать, что события в Мали являются прямым следствием этой их самоуверенной безответственности.

Сегодня они будут метать громы и молнии в адрес туарегских сепаратистов, строго призывать малийских военных к восстановлению конституционного порядка, нарушенного путчем, прекрасно зная при этом, что возникшая ситуация практически необратима. Хотя, следуя логике ливийского сценария, принципиальные европейцы должны были бы подвергнуть бомбардировкам города, занятые туарегами, включая Тимбукту, одновременно наказывая разного рода санкциями малийских военных мятежников.

Конечно, они вряд ли станут в очередной раз выставлять себя на посмешище, прибегая к такого рода мерам, но бездействие бывших колониальных держав в данном случае лишь подчеркнет абсолютную бессмысленность их предыдущих действий. Впрочем, судя по всему, европейцев, а тем более американцев это мало волнует.

Последний штрих к этой печальной картине. Неделю назад мне довелось обсуждать события в Африке со знакомым европейским дипломатом, представляющим в Москве одну из бывших колониальных держав. Он тоже недоумевал по поводу легкомыслия, характеризующее поведение европейских стран в Африке, которое неизбежно ведет к усугублению нестабильности и хаоса на этом континенте в непосредственной близости от самой Европы. Отчаявшись найти этому явлению рациональное объяснение, он даже предположил, что за систематической дестабилизацией Севера Африки и Ближнего Востока стоит сознательная воля «некоей крупнейшей державы», которая таким образом намеревается ослабить позиции Европы в этих регионах. Вдоволь поиронизировав над этим предположением, мы оба, тем не менее, пришли к общему выводу, крайне нелестному для европейских держав. А вывод этот был таким. Если допустить, что мой собеседник был прав в своих конспирологических изысках, это означало бы, что Европа сознательно и трусливо отказывается от самостоятельной международной политики, во что, разумеется, трудно поверить. Но если предположить, что в той же Африке Европа все-таки преследовала свои собственные цели, что, конечно, явно ближе к истине, то придется признать, что ее руководители попросту не отличаются очень уж большим умом.