Между драмой и рекламой майонеза

О том, что о быт бьются не только любовные лодки

Марина Ярдаева
Журналист, педагог
Depositphotos

Пора бы подумать, наконец, о быте. То есть о том, о чем думать у нас совершенно не любят. Быт – это что-то низкое, мещанское, обывательское, презренное. Это что-то про комфорт, про кастрюли. Об него разбиваются и любовные лодки, и вообще все прекрасно-высокое.

Забота о повседневности не достойна внимания настоящего человека. Жить следует какой-нибудь отвлеченной идеей. Например, думой о свободной России будущего. Например, мечтой о честных выборах. И вся эта нехитрая философия просочилась во все без исключения слои населения. Повседневность одинаково презирают и художник и работяга, и программист-фрилансер и клерк, и домохозяйка и предприниматель. И единственно оттого, что никто толком не может с повседневностью совладать – обустроить ее раз и успокоиться. Мы живем еще как-то бестолково и неустроенно. И живем так по собственному безволию. А хорошо бы уже хоть тут проявить волю.

Что такое, вообще говоря, быт? У нас ведь очень узко его понимают. Потому и отрицают его как идею. Жизнь устроенную часто понимают как картинку из рекламы майонеза. Есть дом, в нем – кухня, там – гарнитур из IKEA в стиле прованс, круглый стол, за столом – семья. Семья тоже такая: папа непременно в рубашке (менеджер, не иначе), дети – непоседливые мальчик и девочка, и хозяйка – вся из себя степфордская жена, в смысле в фартуке и со сложной укладкой.

Мечтать о том, чтобы самому, собственными руками, такое себе обустроить – дурной тон. Мы ж так низко не летаем. Вот если б оно само – тогда другое дело. Еще лучше, чтоб оно просто всем по праву принадлежности к роду человеческому обеспечивалось. Кем? Да государством же! Для чего ж оно еще нужно, зачем его еще терпеть? Вот пусть скучными всякими делами занимается, а люди, значит, живут настоящей жизнью.

Вот только проблема в том, что быт – это не про кухню из IKEA. Кухонь теперь этих, к слову, много, и все они будто сами собой образовались, в какой-то необычайной легкости. Оформил в два клика кредит, в три клика – заказ в магазине, на следующий день приехали люди в униформе, все собрали – красота. И, главное, не надо особенно ни во что вникать, можно даже не выходить из вебинаров про осознанность и новую этику. Потом, правда, обнаруживаешь, себя опять в депрессии: с работы уволили, долги увеличились, жена смотрит волком, дети погрязли в двойках. И на кухне этой чертовой полный разгром: горы посуды, повсюду сор, жир и плесневелые батоны. А в остальном доме – вообще! Так-то планировался дорогой модный ремонт, уже ободрали старую штукатурку и разобрали пол, но...

Кто виноват? Тот, кто взял заем не по силам? Тот, кто провалил на работе три важных проекта подряд? Тот, кто скандалил в школе в духе «я привел вам глупого ребенка, вы мне должны вернуть умного»? Тот, кто считал, что мыть посуду не царское дело? Да ну, бросьте вы! Как же можно так клеветать на человека. Наверное, все дело в том, что такова вообще российская действительность. Быть может, это все из-за несменяемости власти. Быть может, это потому, что народ не тот.

Как не вспомнить тут «Вехи» (очень актуальное чтение!). Как не вспомнить тут Гершензона: «Дома – грязь, нищета, беспорядок, но хозяину не до этого». Гершензон писал о русской интеллигенции. Писал, что ее быт ужасен, что кругом «подлинная мерзость запустения, ни малейшей дисциплины, ни малейшей последовательности даже во внешнем; день уходит неизвестно на что, сегодня так, а завтра, по вдохновению, все вверх ногами; праздность, неряшливость, гомерическая неаккуратность в личной жизни, грязь и хаос в брачных и вообще половых отношениях, наивная недобросовестность в работе, в общественных делах необузданная склонность к деспотизму».

Сегодня можно говорить о том, что эта болезнь – неумение устроить собственную жизнь, оформить быт – поразила все общество.

Это видно и по сегодняшним настроениям. Люди мучаются, выплескивают гнев в пространство, но оформить запрос, какие именно им нужны перемены, понять, что они сами в силах изменить, не могут. Все уходит в свисток. Людей жалко, за них обидно. Им и так тяжко, так еще и в ответ на свое недовольство они сталкиваются лишь с несправедливостью и жестокостью. И все вязнет в каком-то хаосе. Но, увы, часто хаос рождается изнутри судьбы отдельного человека.

Осенью я на этот хаос насмотрелась в избытке. Осенью я в полной мере убедилась, сколько наших людей не знают не только того, что им нужно, но даже не понимают чего хотеть.

Осенью я пыталась купить квартиру. Ох и насмотрелась на человеческий быт! Я видела много бедности. Но глупости, косности, лени я видела гораздо больше. Малогабаритные хрущевки с намеками на грандиозные дизайнерские ремонты. Причем намеки эти вносили свой вклад в формирование цены – недоделанные гипсокартонные потолки со свисающей лентой-серпянкой порой повышали цену на миллион. Трешки-брежневки, в которых в каждой комнате установлены массивные железные двери, – там пахло склоками, дрязгами, застаревшими обидами. А многочисленные собственники этих неоформленных коммуналок никак не могли договориться об окончательной цене. Профессорские квартиры, изъеденные плесенью и сигаретным дымом, обремененные долгами за капремонт, но продающиеся по цене дворца, потому что «выгодная геолокация» и потому что «ликвидность» (да, профессура тоже теперь говорит на этом псевдоделовом наречии). Новостройки с пресловутыми икеевскими кухнями, которые на момент просмотра оказывались уже под залогом, но хозяев это нисколько не смущало – им очень нравилась идея аукциона. Хозяева ссылались на выборы в США, растущий доллар и проклятый путинизм – понятное дело, никакая порядочность в таких условиях невозможна.

Запомнился один случай. Квартиру продавала интеллигентная пара: мама с дочкой. Мама, кажется, преподаватель, дочка – воспитатель в детском саду. Ситуация – разъезд. Стало двоим вместе тесно и сложно («мама с дочкой» – это вообще частый драматический сюжет, Бергман и все такое прочее).

Квартирка тоже такая: потрепанная, несуразная, брошенная, но со следами замыслов и мечт. С мечтами расставаться хозяйкам было непросто, и это определяло цену. Цена реагировала на каждые незначительные рыночные колебания. Причем с опережением и запасом. А надо сказать, продавали свое гнездышко дамы уже четыре года (сейчас ведь на всех сервисах можно посмотреть историю объявления). Я не хотела даже звонить: стараюсь такие «вечные темы» все-таки обходить, но очень уж разыгралось любопытство. Сначала я долго не могла договориться с агентом о просмотре, потом увидела объявление уже непосредственно от хозяйки в соцсетях – подумала, знак. Кликнула, чтоб перейти в личные сообщения, – ба! – да у нас с девушкой уже была переписка. И по какому чудному поводу!

Я тогда освобождала шкафы, писала в группе района, что отдаю детские вещи. Вещи хорошие, много новых, все с описаниями и фото. Можно было продать, но это муторно, долго, это визиты в мой дом незнакомых людей на примерки. Отдать пакетами и забыть. И вот ко мне обратилась та самая воспитательница детского сада. В каких-то витиеватых формулировках, извиняясь, что, ах, нет, времени, да и денег, ох, на проезд тоже нет, она предлагала мне прокатиться в другой конец района, да еще и к определенному времени, чтоб передать вещи одной бедной многодетной семье. Себя дама видела в роли лучезарного человечка, помогающего добру осуществиться. Я даже подпрыгнула.

То есть, понимаете, живет себе человек, у него вместо жизни одни только планы на жизнь, дом – какое-то временное пристанище, точно вокзал, сложная мама, может, даже токсичная (куда сейчас без токсичной мамы!), нет лишних денег даже на две поездки в автобусе, но он занят общественно важным делом, он искренне верит, что делает этот мир лучше. Человеку бы свою жизнь устроить, наладить быт. Но человек выше этого.

Нет, я не призываю никого отворачиваться от общественного и погружаться исключительно в частное, возделывать только свой сад. Но и, по меткому выражению того же Гершензона, «нельзя человеку жить вечно снаружи». Сад таки нужно привести в порядок. Это не сложно на самом деле, главное – обустроить его под свою собственную жизнь, под свои потребности и по своим силам. У кого-то он будет с гортензиями и резными беседками, у кого-то с морковными грядками и подсобками, у кого-то – просто лужайка. Один раз определиться с идеей, потом потихоньку, без фанатизма, поддерживать. В конце концов правильно устроенный быт начнет работать на тебя. Быт должен быть устроен. Прежде всего затем, чтоб он действительно не отвлекал от главного!

Скучно? Узко? Приземленно? Ну извините, счета сами себя не оплатят, дети здоровыми и умными не вырастут. Хочется жить только высшими устремлениями, горением, борьбой, прекрасными чувствами? Жизнь мыслится как поэзия и вечная драма? Что ж, следует понимать, что изнанкой этого часто является даже не просто земная неустроенность, а какой-то совсем уж житейский стыд.

Недавно перечитывала Ходасевича. И он, представьте себе, тоже об этом. Вот он описывает судьбу Нины Петровской, возлюбленной Брюсова, и, боже, какое же это душераздирающее чтение. Какие-то бессмысленные скитания, прыжки из окна, нищета, алкоголь, стояние на паперти, болезни, смерть. И ради чего? Ладно бы это было следствием истинной инаковости, таланта, дара, а то ведь – так. Нипочему... И ведь много было таких историй. И много будет. А сколько сейчас проживается – и вообразить невозможно. И все от презрения к земному. И все это с претензией на то, чтоб кто-нибудь все устроил. И все это с обличением несправедливости мира. Мир несправедлив, да. Но все равно не надо так.