Пандемия коронавируса стала для человечества неожиданным и нетипичным испытанием – и вполне естественно, что власти самых разных стран попытались сдержать распространение инфекции введением целого ряда запретительных и профилактических мер. Локдауны, ношение масок, соблюдение социальной дистанции, запрет многих традиционных развлечений, удаленка, QR-коды, ПЦР-тесты и многое другое – лишь часть новых правил, которые устанавливали правительства десятков стран. В некоторых случаях напуганные неизвестной напастью граждане большую часть этих требований соблюдали, в некоторых – относились к ним как к бессмысленной и раздражающей ерунде. С каждой очередной волной власти вели себя все более нервно и непоследовательно – и готовности следовать новым требованиям становилось все меньше. Уже сейчас, хотя до конца эпидемии еще далеко, не будет преувеличением сказать, что в большинстве столкнувшихся с вирусом стран (за исключением, вероятно, запустившего его в массы Китая) коронавирус дискредитировал органы государственного управления и девальвировал ценность их решений как никто и ничто на протяжении долгих десятилетий.
Власть сильна (и справедлива) прежде всего тогда, когда применяет нормы, единые для всех и неизменные в течение длительного времени. Между тем в Европе и США, России и Индии в последние месяцы вводились правила, смысл которых был сомнителен, а срок действия мимолетен. При этом надо заметить, что очень мало где заявленные меры жестко внедрялись в жизнь (а там, где власти реально пытались посягать на свободу граждан, случались масштабные протестные выступления, как во Франции или в Италии). Более того, правительства нередко показательно двулично относились к нарушителям установленного режима: если массовые мероприятия инициировались оппозицией, их участники осуждались по уголовным статьям, если чиновниками, то их предпочитали не замечать. И в данном случае речь идет вовсе не только о России: непоследовательность в применении правил (и дыры в них) можно увидеть практически везде. Некоторые страны – члены ЕС закрывают границы для выезда в государства, относимые к «красной зоне», и въезд оттуда, но стоит купить билет с пересадкой в другой шенгенской стране, как запрета будто и не существует. Вакцинация российским «Спутником V» вроде бы не принимается властями Европейского Союза в расчет для россиян, но признается эффективной, если речь идет о жителях Сан-Марино. И список можно продолжать бесконечно.
Однако ковидная история вовсе не породила подобное отношение к правилам и нормам – она скорее подсветила то, что давно имело место во многих демократических и правовых государствах. Возьмем, например, проблему миграции. Консульства США во многих странах в последние годы перед пандемией выдавали в среднем 9,2 млн неиммиграционных виз в год, а иммиграционные службы – 1,08 млн грин-карт, отказывая от 450 до 900 тысячам соискателей. В то же время в стране, по разным оценкам, находилось не менее 10,5 млн незаконно пребывающих лиц, которым делались все более заметные послабления (ряд городов и даже штатов объявляли себя sanctuary cities and states, отказав полиции в праве задерживать на их территории нелегальных иммигрантов и инициировать процесс их депортации из страны). За последние 20 лет в США проводилось три кампании по «легализации», в ходе которых получили необходимые для проживания документы 4,8 млн человек (а план Джо Байдена может обеспечить их еще 2/3 ныне живущих в стране нелегалов).
Тем самым оказывалось, что люди, не следовавшие установленным правилам, получали желаемое намного проще и дешевле, чем те, кто решил не обманывать свою будущую вероятную родину – что, согласитесь, вряд ли можно считать оптимальным методом воспитания уважения к закону.
В Европе ситуация в последние годы принимала еще более драматический оборот, когда толпы выдавленных из своих стран гражданскими войнами несчастных людей просто сметали пограничные кордоны и затем получали убежище и помощь от правительств приютивших их стран. Я не отрицаю очевидного факта, что европейцы проявили тем самым чудеса гуманизма – однако волны легализации и всяческих исключений настолько обесценили все прежде существовавшие правила, что вернуться к рациональному контролю миграции в развитых странах сейчас практически невозможно.
Через несколько недель мир отметит 20-летие страшной трагедии 11 сентября 2001 года, когда захваченные исламистами самолеты врезались в здания в Нью-Йорке и Вашингтоне, что спровоцировало начало «войны против террора». Я не буду оценивать степень успешности последней (тем более что как раз к этой годовщине американцы приурочили вывод своих войск из Афганистана, что вернуло страну под контроль талибов (организация запрещена в России) [представителей организации, признаваемой в России террористической]), но обращу внимание на то, что антитеррористическая истерия существенно изменила нашу жизнь (хотя к этому подавляющее большинство граждан уже привыкло). Даже двадцать лет спустя бутылку колы, половину которой ты уже выпил и из которой отхлебываешь стоя у контроля безопасности в аэропорту, нельзя пронести в самолет, так как в ее содержимом «по умолчанию» подозревают селитру или серную кислоту – но при этом ничего не помешало одним террористам пронести килограммы взрывчатки как в поезда, направлявшиеся в Мадрид, так и в лондонские автобусы, а другим – осуществить вооруженные налеты на клуб Bataclan или редакцию газеты Charlie Hebdo. Осуществившие эти теракты преступники как-то не пытались провозить оружие и динамит самолетами – и в результате миллионы законопослушных граждан продолжают терпеть неудобства, а террористы творят зло там и тогда, где они этого захотят. В суперкомпьютеры по всему миру загружаются терабайты информации о передвижениях студентов или бизнесменов; практически все погранпереходы оборудованы дактилоскопическими устройствами – но Бошировы и Петровы продолжают годами колесить по Европам, а их художества становятся известными властям порой через несколько лет. Apple фактически отказывается от защиты информации в своих смартфонах ради борьбы с детской порнографией, в то время как система Pegasus используется для шпионских целей, и никто пока не может спасти пользователей сотовой связи от кражи чувствительной для них информации.
Все это говорит, на мой взгляд, о потенциальном масштабном кризисе государственных институтов как таковых. Вопрос состоит даже не в том, насколько справедливы или объяснимы требования властей: усиление проверок в аэропортах после 11 сентября и указание носить маски в общественных местах в условиях эпидемии были оправданы. Он состоит в том, насколько эффективно государства в кризисных ситуациях мотивируют индивидов на выбор наиболее желательного, с точки зрения правительства, стереотипа поведения. И, к сожалению, признать их деятельность эффективной практически невозможно.
В России с давних пор привычно было говорить, что строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения. Как ни странно, но то же самое можно сегодня сказать о все большем количестве стран, в том числе и самых демократических, правовых и законопослушных. Обход правил становится тем более естественным, чем бóльшим оказывается их число – и тем более приемлемым с точки зрения отдельных людей, чем большими выглядят выгоды от альтернативных стратегий по сравнению с предписанной властями.
Из складывающейся новой реальности есть, как и из подавляющего большинства любых других противоречивых ситуаций, два выхода.
С одной стороны, можно попытаться вернуться к соблюдению ранее установленных правил или сформулировать некие жесткие требования и следовать им. Как показывает практика, против этого действуют и власти, и активная часть населения: когда очень хочется провести военно-морской парад, в России никакие законы не могут быть препятствием воле первых лиц; когда хочется запретить нелегальную миграцию из Мексики, даже президент США не может противостоять «гуманистам», выступающим за свободу передвижения на страницах всех либеральных изданий. Поэтому я рискну предположить, что возврата к прежним временам уже не может быть – о том же говорит и нарастающая подвижность общества, а также распространение информационных технологий. В борьбе государства с отдельными людьми правительства будут проигрывать всегда – и это выглядит особенно очевидным, если учитывать степень оригинальности применяемых ими методов нормотворчества и последовательности контроля за соблюдением существующих правил.
С другой стороны, можно радикально сократить присутствие государства в жизни человека, заменив его частными структурами, а наказания за нарушение правил перевести в сферу чисто коммерческих отношений. У меня нет сомнения в том, что если бы американское правительство делегировало Google и Amazon право разработать датчики дистанции между людьми, которые штрафуют движущийся объект при его приближении к неподвижному, а людей, соблюдающих социальную дистанцию или самоизолировавшихся, вознаграждали бы премиями в размере половины собранных штрафов, полутораметровая «социальная дистанция» соблюдалась бы так, что после завершения эпидемии люди продолжали вести себя по-прежнему еще долгие месяцы. И это было бы самым эффективным методом, однако государства боятся, причем вполне обоснованно, подобного вторжения на их территорию (отчасти по этой причине сейчас ведётся все больше разговоров о «демонополизации» крупных IT-компаний, которые якобы стали слишком могущественными), и потому подобная перспектива в ближайшем будущем не просматривается.
Таким образом, девальвации норм и правил в современном нам мире нет альтернативы. Власти будут и далее придумывать все новые и новые виды регулирования, а люди – обходить их со все большей изощренностью. Однако не нужно забывать о том, что чем дальше заходит такая девальвация, тем ближе мы все к состоянию хаоса, из которого, если он наступит, намного сложнее выйти, чем его не допустить.