Авторитетная Ассоциация дипломированных сертифицированных бухгалтеров (Association of Chartered Certified Accountants, ACCA), объединяющая чуть менее 700 тыс. специалистов в 178 странах мира, опубликовала свой ежегодный отчет о состоянии теневой экономики за 2016 год.
Мало кого, наверное, удивит, что Россия заняла четвертое место в списке самых «теневых» экономик мира следом за Азербайджаном, Нигерией и Украиной. Показатель составил соответственно 66,1; 48,4; 46,0 и 39,1%.
На публикацию исследования ожидаемо откликнулась российская пресса, причем стоит отметить, насколько активно она цитировала в связи с этим давние заявления отечественных чиновников и политиков. Например, высказывания министра экономики Орешкина, который называл теневой сектор «одной из главных проблем для российской экономики» еще в начале января. Или слова вице-премьера Голодец, говорившей о 27 млн человек, или 36% трудоспособного населения, «не замеченных» в формальной статистике летом прошлого года
Все это — признак того, что тема теневой экономики в России не нова и власть вполне осведомлена о ее реальных масштабах, несмотря на рассказы Росстата, определяющего ее долю не более чем в 14% ВВП.
Соответственно, возникает вопрос: предполагается ли принять какие-то меры, направленные на приближение России к стандартам «цивилизованных» стран?
Судя по тому, что Стратегия экономической безопасности России, подписанная президентом в мае, не содержит никаких конкретных рецептов борьбы с этой «болезнью», можно предположить, что «доктора» в ближайшие годы никуда посылать не будут. Если так и окажется, я смогу сказать, что это тот нетипичный случай, когда я полностью соглашусь с действиями властей.
<1>Специалисты по теневой экономике в большинстве своем утверждают, что ее наличие — следствие неэффективности правительства, и если снизить уровень коррупции, повысить прозрачность госуправления, усилить контроль в сфере уклонения от уплаты налогов и легализовать некоторые сектора теневого бизнеса, проблема если и не решится полностью, то «зафиксируется» на фоне развитых стран (где этот сектор составляет 8–12% ВВП, меньшие значения не фиксируются даже в самых благополучных случаях).
Я не уверен в том, что эти рецепты применимы к России, и не советовал бы бороться с теневой экономикой в ее нынешнем виде.
Сегодня в России теневая экономика является экономикой perse — с четким учетом затрат, предельно эффективно организованными сбытовыми и организационными цепочками, максимально экономным производством и минимальными наценками — на фоне того огосударствленного «народного хозяйства», которое даже по официальным данным обеспечивает около 70% ВВП страны.
Уничтожать ее ради расширения неэффективного государственного сектора — значит «по определению» снижать общий, пусть даже и не фиксируемый Росстатом, уровень благосостояния граждан, увеличивать и без того высокую безработицу, получать на государственное иждивение людей, которые пока сами зарабатывают себе на жизнь.
По сути, государство сегодня добилось оптимального состояния: оно «поставило под контроль» те структуры, которые приносят значительные доходы, позволяющие поддерживать определенный уровень бюджетных трат, и во многом «оставило в покое» те сегменты, от которых никакой «формализацией» не добиться значительной выгоды.
Иначе говоря, прежде чем бороться с теневой экономикой, власти должны быть уверены в том, что налоги, взысканные с этого сектора, перевесят, с одной стороны, те социальные платежи, которые потребуется выделить для людей, теряющих работу из-за ужесточения регулирования; и, с другой стороны, то повышение цен на товары и услуги, которое неминуемо случится при «формализации» ныне неформальных отношений и которое тяжелым бременем ляжет, прежде всего, на средний класс и малообеспеченные слои населения.
В отличие от развитых стран, где налоговая система изымает некую часть доходов у успешных членов общества (в США, например, подоходный налог, обеспечивающий 49% всех доходов федерального бюджета, платят всего 54,7% домохозяйств, так как остальные вообще освобождены от его уплаты. Более того, 45,7% всего этого налога поступает от 1% самых богатых американцев и передает их менее успешным), в России налоги распределены пропорционально, но направляются в основном на проекты, обогащающие чиновников и предпринимателей-олигархов. И это определяет другой аспект борьбы с теневой экономикой:
в отличие от борьбы с коррупцией, в нашей стране она в обозримом будущем не добавит властям электоральной поддержки.
Кроме того, российская государственная машина исключительно громоздка и затратна. Если, например, в США или ЕС антимонопольные службы возбуждают по несколько сот дел в год, но собирают с нарушителей штрафы, достигающие миллиардов долларов, у нас ФАС открывает более 60 тыс. дел в год, но средний штраф чуть превышает 100 тыс. рублей.
Если принять за истину цифру в 27 млн человек, занятых в «неформальном» секторе, это означает, что в нем работают более 35% от официальных 75,8 млн так называемой активной рабочей силы.
<2>Учитывая, что средний размер бизнеса в данном секторе в разы меньше, чем в официальном, контроль над ним потребует увеличения штатов государственных служащих даже нe на те же 35%, а значительно больше. Иначе говоря, транзакционные издержки полностью нивелируют любые выгоды для бюджета, а про катастрофические последствия дальнейшего роста бюрократии я и не говорю.
Наконец, необходимо взглянуть на то, что роднит те экономики, которые являются чемпионами по размерам теневой экономики в рейтинге АССА. Это экономики, крупнейшими игроками в которых выступают государственные сырьевые, металлургические или химические компании и где доминирующие позиции контролируются государственными или частными олигархами.
Высокая доля «серого» бизнеса в этих случаях — своего рода «свидетельство о разводе» государства и общества.
Власти эксплуатируют природные ресурсы или естественные монополии, удовлетворяя нужды правящей семьи (как в Азербайджане), банды (как в Нигерии) или причудливого созвездия олигархов (как на Украине). И все эти группы понимают, что лучше не трогать своих «бывших», условно называемых гражданами — тогда они как-то перебьются и дадут жить многим из тех, о ком государству заботиться просто недосуг.
В том же Киеве, где ресторанов и кафе в разы больше, чем в Москве, платит налоги хорошо если каждое десятое — зато никто не жалуется на завышенные цены и облавы санитарных служб. Как говорилось в старом фильме «Наверное, боги сошли с ума»: «Ты их не тронешь, и они тебя не тронут».
Теневая экономика в наиболее пораженных ею странах является важным залогом социального мира — пусть и основанного на принципе относительного невмешательства.
Все это, на мой взгляд, свидетельствует о том, что теневая экономика является для России феноменом вполне естественным. Однако даже если вслед за Голодец или Орешкиным считать, что с данным явлением следует бороться, нужно со всей четкостью поставить вопрос о том, к каким результатам мы можем стремиться.
Если снова обратиться к докладу АССА, можно увидеть, что существуют три группы стран по размерам теневой экономики.
«Высшая лига», в которой «играют» Азербайджан, Украина и Россия.
Наиболее «организованные» страны — США (7,8%), Япония (10,1%), Великобритания (11,5%), Сингапур (12,5%) и большинство стран Западной Европы (между 10 и 13%), в эту группу попадает также Китай, известный своими вдвое более низкими, чем в России, налогами и тысячами расстреливаемых каждый год коррупционеров.
И «середнячки» — ЮАР, Турция, Польша, Малайзия, Кения, Латвия и т.д. Доля «серого» сектора в экономике последних составляет 22–26%, т.е. его достижение может обеспечить «в идеале» дополнительные 12–15% ВВП.
Однако проблема состоит в том, что это «дополнение» окажется сугубо иллюзорным: никто его не почувствует, так как теневая экономика и сегодня является частью российской экономической системы. Иначе говоря, борьба за ее «обеление» — это борьба за более высокие доходы бюджета (которые, как известно, почти наполовину тратятся на правоохранительную систему, оборону и безопасность и «общегосударственные нужды»), но не за повышение уровня жизни людей, так как, повторю, возможное повышение тех же пенсий или затрат на образование за счет дополнительных налогов будет полностью нивелировано повышением цен на товары и услуги, сейчас обеспечиваемые «серым» сектором.
<3>Стоит также напомнить, что увеличение российского ВВП на 12–17% достигалось за два года в начале 2000-х годов, при ценах на нефть существенно ниже сегодняшних даже с учетом долларовой инфляции — просто за счет того, что обстановка в обществе и предпринимательский климат поддерживали инвестиционную активность и ожидания потребителей.
Подводя итог, можно сказать: доклад о теневой экономике — один из наиболее примечательных и важных сравнительных отчетов о глобальной экономике. Он вскрывает структуру и качество «общественного договора», существующего в различных странах мира. В одних случаях — как в Америке или Западной Европе — можно говорить о «крепкой семье» (пусть даже однополой), когда супруги не делают друг от друга «заначек» и постоянно делятся заработками или сбережениями.
В других — как в странах от Малайзии и ЮАР до Турции и Польши — имеет место скорее «брак по расчету», в котором партнеры четко просчитывают обязательства, не делятся лишним, а все совместные траты соизмеряют с брачным договором.
Наконец, в третьей группе стран — куда относится и Россия — мы сталкиваемся с супругами, давно находящимися в разводе, но вынужденными существовать на единой жилплощади.
В реальной жизни встречаются все три типа людского сосуществования — и если в каждом из случаев имеет место готовность продолжать в том же духе, не следует менять сложившийся порядок вещей. Потому что иначе выгод, в конечном счете, будет немного, а склок и ругани — хоть отбавляй.