Год маленького человека

Алексей Сахнин
Публицист
Depositphotos

Недавно в Стокгольме я познакомился с парнем родом из-под Кабула, который оказался вегетарианцем. Среди афганских беженцев я видел религиозных фанатиков и атеистов. Неграмотных и эрудитов. Западников и почвенников. Цивильных карьеристов и продавцов гашиша. Геев и натуралов. Коммунистов и консерваторов. Но ни одного вегетарианца я еще не встречал.

Ларчик, впрочем, просто открывался. Пацан (его зовут Дауд) вырос в деревне. Как и тысячи его сверстников в этой стране, он пас деревенское стадо овец на выжженных солнцем склонах, где негде укрыться от солнца, следил чтобы животные не разбежались, не объелись, но и не голодали.

В общем, работал. И у него в стаде был любимый ягненок. Дауду было 10 лет, когда ему подарили барашка. Он его выхаживал, подкармливал, возился с ним. И, конечно, привязался к животному. Однажды на Курбан-байрам, когда парню исполнилось уже 14 лет, к его отцу приехали богатые хаджи из Мекки; они купили ягненка. Дауд не хотел отдавать своего любимца, но отец ударил его и заставил привести животное гостям, которые перерезали ему горло и сделали люля-кебаб. Вся семья, родственники, соседи были приглашены к столу. Все ели и веселились. Только не Дауд. Он с того дня ни разу не прикоснулся к мясу.

Когда Дауд рассказал мне эту историю, мне показалось, что я ее уже где-то слышал. Она звучала так знакомо, почти банально. Потом я вспомнил. Это же повесть про Муму, которую каждый русский школьник проходит в 5 классе.

Тургеневский Герасим был старше Дауда, но, несмотря на свою богатырскую силу, также беззащитен перед капризной барыней, которая заставила его утопить свою собаку, как афганский пацан перед своим отцом и его богатыми гостями.

Между Герасимом и Даудом полтора столетия. За это время прошли мировые войны, случились бесчисленные политические потрясения и социальные катаклизмы, открыли антибиотики, стали летать в космос и расшифровали человеческий геном. Между ними пустыни, горы, моря и страны, границы которых менялись сотни раз. Они из разных культур и разных цивилизаций. Но у них есть нечто общее: их судьба — это судьба «маленького человека», которая оборачивается одинаковыми трагедиями на всех континентах, и повторяется из века в век.

Маленький человек – мал во всем. Он не герой, не святой, не бунтарь, не подлец. Он живет на уровне социального дна, собирая свою жизнь из любых пустяков, которые падают на это дно. Как правило, он безобиден и не зол. «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете», — говорит он проникновенным голосом гоголевского Акакия Акакиевича, когда его шпыняют больше обычного. И принимается за свою маленькую, скучную, рутинную работу.

Акакий Акакиевич мечтал о малом, о новой шинели. Она заменила ему весь мир. Он не ел по вечерам, не пользовался свечами и не пил чаю. Не только земные, но и небесные сокровища для него все уместились в той шинели. Я смотрю на афганских ребят, приехавших в Швецию. О чем мечтают они?

В Швеции правые партии, вместе с организацией работодателей, требуют создать целый кластер «простых» работ, которые будут фактически выведены за пределы норм социального законодательства. Зарплаты в этом секторе будут в 3-4 раза меньше сегодняшней средней зарплаты. Налоговые отчисления работодателей будут сведены к минимуму, как и уровень социального страхования. Зато эти «простые» работы не будут требовать квалификации. Это может быть швейцар, чистильщик обуви, уборщик. Законодательное закрепление этих «простых работ» позволит трудоустроить сотни тысяч плохо образованных безработных мигрантов. Но разместить их ниже нынешнего социального дна.

И самое удивительное – многие мигранты поддерживают эту идею. Они готовы снимать комнаты по три-четыре человека. Покупать одежду в секонд-хенде. И отправлять сэкономленное своим родственникам, оставшихся там, в третьем мире. Так они справят себе «шинель».

Маленький человек привык жить в унижении. Когда богатый барин увез и сделал своей наложницей любимую дочку пушкинского станционного смотрителя, тот пешком пошел в Петербург, явился к могущественному обидчику, и молил его, комкая в руках свой картуз, «Ваше высокоблагородие!.. сделайте такую божескую милость!.. что с возу упало, то пропало; отдайте мне по крайней мере бедную мою Дуню. Ведь вы натешились ею».

В Швеции я учился на языковых курсах с одной девчонкой из Украины. Хорошая, веселая, неглупая барышня. Была у нее только одна неприятная странность – она остро ненавидела мигрантов. Арабы, курды, афганцы, негры – для нее все были одинаково «черными». Однажды я спросил ее, как она попала в Швецию.
— Да, замуж вышла – нехотя ответила она.
— За шведа?
— Да как же… За черного! – она отчаянно махнула рукой и отвернулась.

Рабочий поселок под Полтавой, серые пятиэтажки, ржавые трубы, безработица и безнадега. Она в свои 25 лет не испытывала иллюзий, когда познакомилась с 55-летним иракцем из Швеции на сайте знакомств. Билет в новый мир стоил недешево: муж ее часто унижал, жизнь с ним была мукой с первого дня. Но уйти от него она не могла: ее вид на жительство зависел от совместной жизни с шведским гражданином. Самое трудно было – рассказывала она – когда приехала ее мама. Она ничего не говорила, но часто плакала, совсем как Самсон Вырин в доме, где его дочь была содержанкой.

Маленький человек копит обиды и предрассудки. Его суждения часто звучат неприятно. Нередко им движет зависть и мелкий расчет. Он бывает трусоват, жаден, жалок. Живя на дне, он легко идет на преступления, как отчаявшийся отец из «Похитителей велосипедов» Витторио де Сика.

Маленький человек настолько мал, что его уже нельзя уменьшить. И культура, искусство, литература, идеология предлагали тысячи рецептов, как его увеличить. В экстремальных обстоятельствах, он мог превратиться в героя и мученика. Или, наоборот, стать чудовищем. В «Бойцовском клубе» маленький человек становится суперменом. Наконец, человек может смириться со своей участью и даже находить в ней что-то приятное, как героиня «Амели».

Это называется «позитивное мышление». «Посмотри на меня, – сказала мне недавно женщина на бирже труда – Мне 40 лет, у меня есть диплом бакалавра, но нет ни семьи, ни постоянной работы. Но я все равно пытаюсь радоваться жизни!».

Таких стратегий сотни, но жизнь вновь и вновь воссоздает маленького человека с его беззащитностью. Судьба сминает его, словно хлебный мякиш, снова бросает его на дно, катком неравенства и беспомощности давя его достоинство, его душу, и его свободу выбора. Тогда он бунтует.

Смирный и забитый герой «Маленького человека» Елизаветы Александровой-Зориной по фамилии Лютый убивает бандита, терроризирующего весь город, чтобы спасти свою дочь от изнасилования. Но этот бунт обречен. Он кончается самоубийством, сумасшествием или позорной капитуляцией. Грозный народный мститель Лютый возвращается в свою бессмысленную контору и вновь, как и прежде, вжимает голову в плечи, встречая на улицах бандитов и ментов.

Но есть одно табу: то, чего маленькому человеку делать нельзя ни при каких обстоятельствах. Им нельзя вылезать из своих лачуг и объединяться друг с другом. Ведь это означает не просто попытку удрать со дна и перебраться на другой ярус общественной пирамиды. Если «богоносные хрены Достоевского», как называл их Мышлаевский из «Белой гвардии», откажутся признавать свое бесправие и ничтожность, саму легитимность неравенства, то начнется хтонический хаос.

А вся опрятная публика со светлыми лицами вдруг может лишиться своих привилегий.

И все-таки в порядке исключения такое случается. Маленькие люди объединяются и становятся грозной силой, как «Отверженные» Виктора Гюго, которые нашли для себя выход из небытия, взобравшись на парижские баррикады. Это вновь происходит прямо на наших глазах – впервые за бог знает сколько лет. Там же, где погиб Гаврош, сейчас идут настоящие баррикадные бои. Самые обычные маленькие люди в желтых жилетах бросили вызов президенту, его правительству, всем партиям парламента, СМИ, банкам, корпорациям – и побеждают. И, конечно, они навлекли на себя гнев со всех сторон.

Охранители бьют тревогу, что это новый Майдан, заговор Госдепа и ящериц с Ниибиру. А культурный атташе майданной Украины во Франции, пишет, что «это не революция, и не достоинства», сравнивая восставших «нищебродов» с ненавистным ей Антимайданом. Эта общая неприязнь вызвана тем, что маленький человек посмел нарушить все правила, перестал быть обездоленным одиночкой, безнадежно слабым горемыкой, который проглотит свое неизбежное унижение. Теперь он выступает в качестве могучего народа-суверена, властно требующего вернуть ему его собственную судьбу. Превратившись в Народ, маленький человек может прогнать со сцены истории поиздержавшихся «Атлантов», и ряженых супергероев, отражающих солипсистское самодовольство правящих классов. И это может произойти не только во Франции.