Предвыборные кампании и тем более общероссийские выборы — это время популизма. Что такое популизм? Каких-то общепринятых научных формулировок не существует. Но можно дать свою формулировку. Популизм — это необоснованные, неисполнимые,требующие времени и противоречивые обещания, которые даются политиками в зависимости от того, что хочет слышать аудитория.
О необоснованных и несбыточных обещаниях мы все хорошо осведомлены. Можно пообещать пенсию не ниже 25 тысяч рублей. Денег на это в Пенсионном фонде нет. Типичное необоснованное обещание. Но, возможно, «сбыточное» в далекой перспективе. Есть обещания совсем несбыточные — «весь народ будет жить так же хорошо, как мое передовое предприятие».
Кроме того, к популистским обещаниям я бы отнес также обещания противоречивого характера, когда человек обещает какие-то вещи, которые прямо или косвенно противоречат друг другу и одновременно не могут быть исполнены. Такое бывает часто, потому что современный популизм — он скорее относится к последнему роду «популизмов».
Почему это так? Постараюсь объяснить.
В 1990-е годы, когда началась открытая публичная политика России, популизм был простым и примитивным. Один известный всем нам политик сформулировал его во фразе: «Каждой бабе по мужику, каждому мужику по бутылке водки». Политики разных уровней (на президентских выборах и далее — везде) обещали просто золотые горы. Ролики были соответствующие: «всем дадим работу, всем повысим зарплату, всем повысим пенсии, жизнь станет лучше» и так далее.
Многие люди на это покупались. Люди не знают, что на самом деле может тот или иной политик или что зависит от политика того или иного уровня. Скажем, человек баллотировался в какую-нибудь городскую думу и обещал повысить пенсии. Казалось бы, где городская дума и где Пенсионный фонд России? В совершенно разных местах. Тем не менее, бабушки эти вопросы не понимают, а раз «соколик и голубчик» обещает повысить пенсии, они за него голосовали.
Другие обещали что-то более соответствующее их депутатскому уровню, но зачастую просто неисполнимое. Иногда «неисполнимое» не в принципе, а потому что просто человек не собирался исполнять.
Помню случай из моей жизни, когда где-то в середине 1990-х я встретил одного из однокурсников, который после университета пошел в бизнес. Я его несколько лет не видел. Спросил, как дела. Он мне ответил: «А я вот избрался депутатом в своем поселке».
Говорит: «Я всем теперь советую идти в депутаты. Отличная вещь. Избраться очень просто. Я нашим бабам пообещал, что на реке построю мостки, чтобы они могли белье стирать, и они за меня все проголосовали. Мне этого достаточно было, чтобы избраться». Мостки, кстати говоря, так и не построил.
Учитывая, что таких вот депутатов разных уровней было много, политики, которые обещали все подряд, через какое-то время себя очень сильно дискредитировали и обесценили. Народ перестал верить примитивному популизму.
Уже в начале 2000-х годов популярность стали обретать политики, которые исповедовали принцип «новой искренности». Выходили к аудитории и говорили: «Я не обещаю вам пенсии, я не обещаю вам зарплаты, работы. Ничего вам не обещаю, но зато могу сказать честно, что я сделаю то-то и то-то. За это вы с меня спросите». Людям, на фоне предшествующего обмана 1990-х годов, нравился такой искренний и откровенный разговор, когда человек себя ограничивает в этих самых обещаниях.
Плюс люди стали смотреть на то, что человек сделал. Какова его репутация. Какие он до этого обещания выполнял или не выполнял. Чего в принципе в жизни он добился. Какие за ним стоят конкретные достижения во время его карьеры или предшествующей работы и так далее.
Простой примитивный популизм в стране не то чтобы умер, но стал пользоваться меньшей популярностью, чем это было в 1990-е. Конечно, и примитивный популизм у нас еще бывает: где-то на какую-то аудиторию он работает. Мы можем видеть, что депутаты работают по так называемым целевым аудиториям. Когда они приезжают, скажем, на какой-нибудь судостроительный завод, они говорят, что «обязательно нужно понимать промышленность, судостроение, осваивать моря и океаны, ловить рыбу и так далее». Но когда они общаются с пенсионерами, они, естественно, говорят про пенсии, поликлиники и их оснащенность. Каждый раз рассказывают, что это их главный пункт программы, хотя в любой следующей аудитории главный пункт программы будет другой. Но на слове их в этом смысле никто не ловит. Популизм такого рода камуфлируется.
Последний новейший вид популизма, который сейчас наиболее распространен среди политиков, в том числе федерального уровня, в том числе баллотирующихся на президентское кресло, это как раз тот популизм, который я указал в самом начале: противоречивые обещания.
Не столько неисполнимые или не столько неподкрепленные, сколько противоречивые заявления или обещания, которые невозможно исполнить, говоря одновременно и те, и другие.
Один политик заявляет, что он отменит НДС. НДС — это налог, который действительно очень легко собирается. Если задаться целью отменить НДС, по большому счету, это можно сделать. Это обещание нельзя назвать неисполнимым. Если человек станет президентом, он может добиться множеством всяких усилий, чтобы это сделать и выполнить свое предвыборное обещание. Вопрос в другом. Нужно четко понимать, что в этом случае будут гигантские выпадающие доходы из бюджета. В бюджете просто будет очень мало денег. Прежде всего, в федеральном бюджете, куда НДС в основном и поступает. В это же время этот же политик говорит о том, что другой пункт его программы — это увеличение госрасходов на помощь определенным категориям населения. Тогда возникает вопрос. Если у тебя бюджет уменьшится значительно из-за отмены НДС, то как ты собираешься увеличивать вот эти самые госрасходы? У тебя даже денег на те нынешние госрасходы, которые ты считаешь сейчас недостаточными, не будет. Ответа нет.
Такой популизм очень трудно поймать.
Возьмем другого политика, тоже известного у нас в стране. Он с умным лицом делает разные заявления псевдоэкономического, псевдонаучного характера. «Вот, у нас большую долю занимают нефтегазовые доходы в бюджете. Нам нужно развивать инновационную экономику, не сидеть на «сырьевой игле» и так далее». Но когда возникает вопрос о том, что нужно финансировать армию, какие-то разработки и так далее, он говорит: «А мы это всё возьмем у «Газпрома». Отлично! Либо ты собираешься уменьшать долю «Газпрома» в доходах государства и тогда у тебя не будет денег, чтобы обеспечить ту самую армию, про которую ты пообещал в другой раз, либо уж тогда смирись с тем, что у тебя «Газпром» дает большой доход в бюджет.
Или же политик рассуждает, что «у нас «Газпром» принадлежит государству и вообще государственный сектор экономики большой. Нужно, чтобы это были нормальные акционерные общества. Нужно поэтому государству уйти из «Газпрома». Сделать меньше свою долю в этом самом «Газпроме». Потом, когда его спрашивают, как вы будете за счет «Газпрома» финансировать те или иные проекты, он говорит: «А мы увеличим дивиденды, которые «Газпром» платит государству как владельцу своему».
Но ведь еще недавно совсем вы говорили о том, что вы собираетесь, что называется, продать государственные акции «Газпрома», приватизировать их, выпустить на частный рынок. То есть их будет меньше! Вы вообще от государственного контроля хотели отказаться, а теперь вы говорите, что будете финансировать какие-то вещи за счет увеличения дивидендов. А согласятся ли с этим другие акционеры или еще что-то? Ну и вообще — этих дивидендов будет в любом случае меньше, раз вы собрались продать…
Проблема этого популизма в том, что он не выглядит как популизм. То есть каждая отдельная мера не выглядит как популизм. Человек может надеть очки, сдвинуть их на нос как профессор, рассуждать очень высоколобо и «яйцеголово» о том, что, вот, есть какие-то дивиденды у «Газпрома», доля государства. В общем, говорить о сложных материях.
Будет ощущение, что это явно не попса, явно не обещания «каждой бабе по мужику и каждому мужику — по бутылке водки», а какая-то прямо научная программа, целый экономический подход.
Все очень серьезно, все очень круто.
Тогда как на самом деле голимый популизм просто потому, что в другой аудитории этот человек говорит противоположные вещи, которые делают невозможными меры, которые он пообещал в соседней аудитории.
Этот криптопопулизм, скрытый популизм, популизм, рядящийся в научные оболочки, конечно, продолжает приносить вред нашей стране и нашей политике. Для того, чтобы популизма обнаружить, нужно анализировать всю программу целиком. И анализировать ее надо всегда, если человек хочет думать и действительно понимать, перед ним настоящий политик, серьезный политик или популист.
Когда ты анализируешь любой бюджет — хоть семьи, хоть государства, хоть региона — ты должен четко понимать, где у тебя доходная часть, где у тебя расходная часть. Ты должен понимать, что если обещают там-то и там-то потратить, и там всем раздать, там помочь, туда отдать субсидии, там развивать и так далее, то это все — оно должно откуда-то получить финансирование, откуда-то деньги. Откуда-то все это должно быть заработано. За счет чего это будет заработано? За счет каких государственных инвестиций? За счет внедрения каких новых вещей или перераспределения старых и так далее.
У большинства наших политиков, к сожалению, о доходной части программы очень слабое представление, либо оно вообще отсутствует, либо очень все смутно и запутано, зато они царской рукой расписывают расходную часть и обещают удовлетворить огромное количество разных запросов разных аудиторий.
Популизм, на самом деле, страшен. Популизм — это самообман общества. Дело не в том, что политики кого-то обманывают. Они это делают постоянно. Но когда общество занимается таким самообманом, оно идет в тупик. Мы можем это увидеть на примере Украины, когда голосуют за политиков, которые дают популистские обещания. Борьба с популизмом — это своего рода спасение общества от него же самого, от его же собственных предрассудков, от его же собственного самообмана. Политик не должен слепо идти на поводу у общества и обещать то, что любая общественная аудитория хочет. Миссия хорошего политика — это в том числе и воспитывать общество и избавлять его от популизма.