Волей-неволей вспоминается последняя из официально приятых стратегий социально-экономического развития страны – утвержденная в 2008 году Концепция-2020. Согласно поставленным в ней целям, ВВП страны к 2018 году должен был вырасти в 2 раза по сравнению с 2007 годом (удвоение пусть не за 10 лет, но за 11), а на деле он вырос всего лишь на 14,2%. Мировая экономика за это время выросла гораздо существеннее – на 30,7%, а значит, и доля российской экономики в мировой сократилась.
С другими показателями наблюдается примерно то же самое – цели оказались не выполнены, причем разница между целевым состоянием и текущим огромна. За исключением чуть ли не единственного показателя – уровня инфляции.
Согласно Концепции-2020, целевое значение среднегодовой инфляции на 2016-2020 годы должно было составлять 3,5%. По итогам 2016-2019 годов мы можем ожидать, что инфляция будет действительно близка к этому значению и окажется менее 4%. Безусловно, за это время были и всплески инфляции (как в 2014 и 2015 годы), но было и резкое замедление, до 2,5% в 2017 году. Но в целом цены должны были вырасти за 11 лет в 2,0 раза, а фактически выросли в 2,3 раза, что совсем неплохой результат, особенно если сравнивать с уровнем достижения прочих показателей. И это примечательно, что успешнее всего мы оказались в достижении той цели, когда нужно было что-то зажимать, а не развивать.
Такая ситуация – прекрасный повод для обсуждения целого набора экономических вопросов. Например, о том, что все-таки первично – долгосрочное и устойчивое развитие экономики или низкий уровень инфляции. Или о том, каковы должны быть цели денежно-кредитной политики, какой уровень инфляции приемлем для России прямо сейчас и не обходится ли каждый пункт снижения инфляции слишком дорого для нас в терминах экономического роста. Тут надо сказать, что хотя эти и смежные вопросы являются предметом для академических исследований в течение уже десятилетий, четких и всех удовлетворяющих ответов на них нет. А значит, при разработке и реализации денежно-кредитной политики, большое значение имеет позиция ее авторов.
И здесь заметно явное изменение подходов. В частности, в Концепции-2020 было прямо сказано о том, что целями долгосрочной денежно-кредитной и бюджетной политики являются «создание необходимых предпосылок для поддержания высоких, в среднем 6-7 процентов в год в период до 2020 года, темпов экономического роста, обеспечение макроэкономической стабильности и предсказуемости изменения макроэкономических параметров, последовательного снижения уровня инфляции».
В свою очередь, в новейшем документе «Основные направления единой государственной денежно-кредитной политики на 2020 год и на период 2021 и 2022 годов» четко указано уже совершенно другое: «Денежно-кредитная политика Банка России нацелена на поддержание ценовой стабильности в российской экономике». Налицо переход от понимания низкой и стабильной инфляции как средства для достижения главной цели в виде экономического роста к ее восприятию как непосредственно единственной цели денежно-кредитной политики.
Как ни странно, но это в целом похоже и на то, что происходит и в других сферах нашей экономической политики. Сосредоточение усилий на достижении любой ценой узкой цели стало явно доминировать над пониманием того, что та или иная узкая цель – лишь ступенька к чему-то более важному. Для примера можно взять ситуацию с мерами по обеспечению выполнения «майского» указа президента РФ. Для того, чтобы зарплаты работников здравоохранения или образования довести до уровня средней по региону, во многих случаях в регионах вопрос решался за счет сокращения количества этих работников и совсем не вследствие резко повысившейся производительности труда. О том, как сбалансировать повышение зарплат с качественными изменениями в здравоохранении и образовании в этом случае вопрос и не поднимается.
Так же и с денежно-кредитной политикой. Добиться снижения инфляции, действительно, за последние годы удалось. Но принципиально важно понять, за счет чего это произошло. И здесь ситуация печальная – основным фактором снижения инфляции стало сокращение внутреннего спроса, а вместе с ним – и замедление роста экономики. Рост внутреннего спроса в явном виде рассматривался и продолжает рассматриваться Банком России как проинфляционный фактор, а это значит, что ЦБ в росте спроса не очень-то заинтересован, пусть даже напрямую об этом, как правило, и не говорится. Хотя как-то ЦБ не постеснялся опубликовать на сайте аналитическую записку (2016 год), где четко указал: «Для достижения заявленной Банком России цели по инфляции необходимо замедление темпов роста широкого круга внутриэкономических показателей». Поэтому, в частности, и падение реальных доходов населения – это для ЦБ важный фактор, способствующий снижению инфляции.
Справедливости ради, Банк России, конечно, часто уточняет свою позицию, говоря о том, что он не против увеличения спроса самого по себе, а против роста спроса в результате проведения слишком мягкой денежно-кредитной политики, поскольку это чревато неоправданным скачком инфляции. Пока, правда, сложно вспомнить, чтобы такая политика проводилась в последние годы. Но важнее даже другое – в этой позиции игнорируются многие другие негативные эффекты проведения жесткой политики Банка России.
Вызовы, стоящие сейчас перед Россией, инфляцией не ограничиваются, а вот то, насколько страна способна справиться с этими вызовами – от политики ЦБ зависит очень сильно.
Неслучайно одно из ключевых направлений западных санкций против России – это ограничения на привлечение финансирования. Зависимость от внешних займов стала одной из точек уязвимости российской экономики. Однако за прошедшие 5 лет мало что сделано в плане укрепления отечественной финансовой системы, которое вообще стало пониматься слишком узко – как «расчистка» банковского сектора. Между тем речь должна идти о доступности кредитования и финансовых услуг в целом на всей территории страны. Однако в этом направлении ситуация только ухудшается: объем кредитов бизнесу, особенно малому и среднему, по отношению к ВВП сокращается, уровень конкуренции в банковской системе падает, состояние финансовых систем в регионах ухудшается.
По уровню монетизации экономики, согласно Концепции-2020, мы должны были выйти к 2020 году на уровень 70-75% ВВП по сравнению с 28,3% в 2006 году (монетизация определяется как отношение среднегодового значения показателя М2 к ВВП). Предполагалось, что это создаст предпосылки для сближения российской экономики в части развития финансовых институтов со странами ЕС. По итогам 2018 года значение показателя составило лишь 42%. А значит, предпосылок для сближения по уровню финансового развития с развитыми странами не создается.
Да и даже снижение инфляции до рекордно низких за последние 30 лет уровней не вызывает в обществе волны позитивного настроения. Вместо этого чаще поднимается вопрос, а можно ли публикуемым показателям доверять. И это неслучайно. ЦБ сам фиксирует, что инфляционные ожидания снижаются очень медленно, даже когда инфляция падает. Но в этом нет ничего удивительного: субъективное восприятие инфляции и ожидания по ее поводу складываются не только из цен на прилавках, они складываются из ощущений в отношении доступности товаров и услуг. И если цены растут медленно, но при этом и реальные доходы снижаются, выгоды от снижения инфляции людям неочевидны.
То же и для бизнеса – уверенный рост спроса на фоне умеренной, но более высокой инфляции гораздо привлекательнее (и в том числе с точки зрения запуска новых проектов), чем падение спроса, пусть и при низком темпе роста цен.
Сохранение узкой направленности денежно-кредитной политики при активном дистанцировании ЦБ от решения других задач развития страны – это то, что российская экономика больше не может себе позволить. Выход из стагнации должен стать главным приоритетом всех структур, проводящих экономическую политику, и только тогда можно будет рассуждать о достижимости целей на 2024 год.
Автор — кандидат экономических наук, начальник отдела аналитических исследований Института комплексных стратегических исследований (ИКСИ).