— С учетом текущей экономической и геополитической ситуации продолжит ли Schneider Electric инвестировать в Россию?
— Я уже 25 лет работаю в России. И пережил много непростых моментов: дефолт в 98-м, кризис в 2008-м, сейчас опять непонятное время. И каждый раз многие компании заявляли: вот видите, ничего хорошего в России не будет, давайте мы либо уходим, либо реструктуризируемся. Однако опыт показывает, что те, кто работают здесь в долгую, всегда выигрывают. Поэтому когда я работал в 98-м в Alcatel, мы, наоборот, нанимали людей. В 2008-м году, когда я был президентом Emerson, мы тоже сделали ставку на Россию. Как раз в сложные времена необходимо показать, что являешься другом страны — русский народ, русский бизнес это очень ценит.
Для Schneider Electric Россия является четвертым по объему продаж рынком в мире. У нас здесь пять заводов, 10 тыс. сотрудников. За последние пять лет мы вложили в местные производства $1 млрд. Мы открываем новые линейки в Санкт-Петербурге, центры НИОКР в Сколково и Иннополисе (Татарстане). Так что происходящее нас не пугает: мы продолжим инвестировать в Россию.
— Насколько все-таки стало тяжелее работать с 2014-го года? Идет планомерное ужесточение санкций. На фоне дипломатического скандала Франция и ваша родная Бельгия высылают дипломатов.
— Прямого влияния на деятельность Schneider Electric немного. Больше косвенное, когда из-за санкций у российских заказчиков возникают проблемы с привлечением финансирования под крупные проекты, из-за чего сокращаются заказы уже на нашу продукцию.
Путь санкций — тупиковый. Как сказал бельгийский премьер-министр Шарль Мишель на встрече с российским президентом Владимиром Путиным в январе этого года, мы очень много говорим друг о друге, но недостаточно друг с другом. Поэтому визит французского президента Эмманюэля Макрона на предстоящий экономический форум в Санкт-Петербурге — хороший знак, что есть воля восстановить диалог между Европой и Россией.
Я считаю, что все, что сегодня происходит, во многом объясняется недопониманием позиций обеих сторон. Это кстати, одна из причин, почему Schneider Electric решила организовать в Париже форум «Умное будущее Евразии», в котором в том числе примут участие представители бизнеса, власти, науки и СМИ из России.
— Закладываете ли вы, возможно, в стрессовом бизнес-сценарии сворачивание деятельности в России?
— У нас такого стрессового сценария нет. Зачем мне это надо? В 2017 году наша компания показала двузначный рост в евро здесь.
— Начался новый президентский цикл. Как вам видятся перспективы в ближайшие шесть лет?
— Мы не ожидаем в России никакой революции. И это даже хорошо. Большие ожидания по новому правительству: кто будет премьер-министром, министром энергетики, министром торговли. Это даст определенный сигнал о будущем пути страны. Но особых сюрпризов, наверно, не будет. Продолжится фокус на ускорение модернизации и цифровизации экономики. Единственное, мы надеемся, что все-таки наладятся нормальные рабочие отношения между Западом и Россией.
— Schneider Electric является партнером «Северного потока — 2». С учетом открытого противодействия США и ряда стран ЕС вы считаете, проект все-таки случится?
— Европейские страны хотят существенно увеличить долю возобновляемой энергии. В промежуточный период перехода на более чистую энергетику, то есть
в следующие 5-10 лет, газ будет играть гораздо большую роль, чем раньше. И эта та карта, которую Россия должна грамотно разыграть. Мы хотим, чтобы Россия поставляла свой газ в Европу, поэтому приветствуем такие проекты, как «Северный поток — 2», против которого выступают США.
Мы прекрасно понимаем, что их противодействие объясняется экономическими причинами: Америка хочет поставлять свой сланцевый газ в Европу. Но когда Вашингтон принял последние санкции, согласно которым будут наказываться европейские компании, которые занимаются реализацией этого проекта, Еврокомиссия открыто выразила несогласие. Высший орган Евросоюза резко заявил, что этого не будет, что у Европы есть свои экономические интересы.
Я не скрываю, что внутри ЕС есть разные мнения. Мы знаем позиции Польши и Прибалтики, которые намного ближе к Америке, чем, допустим, Франция, Греция, или Италия. Но тем не менее, есть все-таки общее мнение, что поставки газа из России должны сохраниться, в противном случае пострадает экономическое развитие самой Европы.
— Вы неоднократно называли Россию для Schneider Electric одним из быстрорастущих рынков. Экономика последние несколько лет сокращалась, сейчас понемногу восстанавливается. Но в целом есть опасение, что Россия попадет в так называемую ловушку медленного роста. С учетом этого насколько страна продолжает оставаться для вас привлекательной? Вас рост экономики в пределах двух процентов устраивает?
— Конечно, хотелось бы, чтобы рост был намного выше. И не только в России, но и во Франции и Бельгии. Но мы работаем в сегментах энергетики, модернизации, цифровизации, которые развиваются намного быстрее, чем российская экономика в целом.
— Очевидно, что с внутренним спросом в стране не очень хорошо, иначе вы бы не объявили в 17-м году о закрытии «Шнайдер Электрик Урал» в Екатеринбурге. Почему решили закрыть производство?
— Как я говорил, у Schneider Electric пять заводов: два в Санкт-Петербурге, два в Самаре и один в Козьмодемьянске. Это были инвестиции компании в Россию. В свою очередь, производство на Урале досталось нам в рамках глобальной сделки с Alstom, у которых был там актив. Мы проанализировали его и пришли к выводу, что целесообразнее перенести это маленькое производство на наш завод в Самаре. Но это дало повод для слухов: видите, как плохо идут дела у Schneider Electric, что они вынуждены закрыть завод. Ничего подобного. Это просто было наследство глобальной сделки, которое потом пришлось урегулировать.
— Есть ли у вас еще плохое наследство, от которого надо избавиться? Будете еще закрывать заводы?
— Закрывать – нет. Наоборот, у Schneider Electric есть собственный венчурный фонд, и мы сейчас включили Россию в его программу. Поэтому мы активно ищем российские технологические стартапы, где мы могли бы стать партнером.
— Была информация, что вы заморозили строительство завода в Самаре. С чем это связано?
— Только одной линейки. Мы проанализировали спрос рынка на сухие трансформаторы и поняли, что он упал. Поэтому мы отложили ее открытие. Зато запустили другие линейки, например, по производству в Санкт-Петербурге выключателей серии MTZ, который подключен к «интернету вещей». Иногда приходится адаптироваться, это естественно.
— Несколько лет назад планы Schneider Electric по развитию в России были довольно амбициозными. Но впоследствии они неоднократно корректировались…
— Если западная компания приобретает такой крупный актив, как самарский «Электрощит», то последующая реструктуризация в целях повышения эффективности неизбежна. Слишком много устаревших технологий и бизнес-процессов.
— Возможно, вы были слишком оптимистичными, переоценив возможности российской экономики и внутреннего спроса?
— Мы не прогнозировали геополитические моменты. Никто их не прогнозировал. Мы также не думали, что цены на нефть обвалятся, из-за чего мы отложили некоторые проекты. Но я люблю Россию, здесь нескучно. Как только вы думаете, что все идет гладко и хорошо, завтра будет какой-нибудь «бац». Это факт. И сюрпризы, как позитивные, так и негативные, будут и в будущем.
— С 1-го января вступил в силу закон о безопасности критической информационной структуры. Как он скажется на вашей деятельности?
— Согласно закону, российские компании обязаны закупать некоторые технологии у российских поставщиков. Но мы позиционируем себя как российская компания, мы производим внутри страны технологии и реализуем их, в том числе здесь.
— У вас настолько здесь отлажен полный цикл, что не импортируете?
— Технологии, которые поставляются для критической инфраструктуры, мы производим здесь.
— Какой у вас прогноз по российскому подразделению?
— У нас был хороший первый квартал, так что, если вдруг нефть не обвалится, для чего я не вижу причин, мы выполним наш таргет по двузначному росту выручки в 2018 году. Прогнозом на 2019-й будем заниматься в середине года.