Приватизация госсобственности на самом деле стартовала не 1 октября 1992 года, а еще летом 1991 года. Был принят закон «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР».
Каждому гражданину России Сбербанк должен был открыть именной приватизационный счет, на который должны были зачисляться деньги от продажи приватизируемого имущества. При этом закон не разрешал снимать средства с приватизационных вкладов другим лицам.
Однако план с приватизационными счетами не был реализован. Вместо открытия счетов населению решили раздать ваучеры. Бесплатно.
Номинальная стоимость ваучера составила 10 тыс. рублей, исходя из оценки госимущества — предприятий страны. Все активы, подлежавшие приватизации, оценили в 140 млрд руб.
Глава Госкомимущества Анатолий Чубайс говорил тогда, что на один ваучер можно будет купить два автомобиля «Волга». Эту фразу многие россияне до сих пор считают примером вопиющего обмана со стороны властей.
На самом деле купить часть госсобственности по выгодной цене могли только работники приватизируемых предприятий. Остальным, не занятым в производственной сфере, казалось, что выгоднее продать или вложить «эту бумажку» в чековый инвестиционный фонд. Эти фонды скупали за чеки акции приватизируемых предприятий.
Владельцам акций обещали большие барыши в будущем, но впоследствии большинство фондов просто исчезли, а акции предприятий достались совсем не простым гражданам.
Многие россияне вообще не представляли, что с этим ваучером делать. Цена ваучеров падала с каждым месяцем и дошла до 3-4 тысяч рублей к середине 1993 года.
От чековой приватизации сначала выиграли так называемые «красные директора» — руководители заводов и фабрик. Нередко они принуждали работников продавать свои акции, а для стимулирования этого процесса задерживали выплату зарплаты. В течение считанных месяцев некоторые персоны становились миллионерами и миллиардерами. Бывшие советские функционеры вдруг становились единоличными собственниками нескольких фабрик, заводов, яхт, пароходов.
Но поскольку «красные директора» тоже не отличались финансовой грамотностью и не очень-то желали развивать вверенный им актив, то в течение нескольких лет реальными владельцами частных заводов стали финансово-промышленные группы, нередко с криминальным прошлым.
Передел собственности сопровождался кровавыми разборками. Шальные приватизационные деньги стали питательной средой для появления класса олигархов. В последующем приватизационные деньги осели в инвесткомпаниях и частных банках, зарегистрированных в офшорах.
Сейчас, спустя 25 лет, многие признают, что чековая приватизация была и неэффективной, и несправедливой. Государство в итоге получило благодаря приватизации $60 млрд — смехотворную сумму.
Критикам своей модели приватизации Чубайс ответил так: выбирать между честной и нечестной приватизацией тогда было невозможно. Выбор если и был, то «между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом».
Обсуждались и альтернативные модели выхода государства из экономики. Например, была идея постепенного выкупа собственности за средства, накопленные населением на «сберкнижках». Но правительству необходимо было быстро провести приватизацию, пополнить казну и не дать развалиться государству.
Какие последствия ваучерная приватизация имела для граждан, для бизнеса и для государства — в комментариях экспертов, лично участвовавших в проведении приватизации 1992-1994 годов.
Гарантия невозврата к коммунизму
Андрей Нечаев, министр экономики России (1992-1993 годы)
Помню, мне позвонил Юрий Лужков и пожаловался: как же так, Андрей, вот я проработал столько лет, являюсь мэром столицы и мне положен один ваучер. И моей дочке – тоже один. Где справедливость? Я ему ответил: ну да, нет ее. Но вообще-то на эту проблему надо смотреть иначе.
Когда в СССР была общенародная собственность, ничего никому фактически не принадлежало. И если государство тебе дало возможность получить хоть что-то в собственность, уже неплохо.
Сам ваучер для населения ничего не стоил. Но, если я не ошибаюсь, «Сбербанк» брал с граждан 25 рублей за покупку ваучера. И сам ваучер появился только потому, что тогдашнее руководство «Сбера» сообщило правительству, что не сможет оперативно, за считанные недели или месяцы открыть для всех граждан персональные счета, да еще и обслуживать их.
Банк дал понять, что на открытие счетов и отработку всей модели потребуется несколько лет. Правительство на это не согласилось. В итоге взяли за основу чешскую модель — чек (ваучер), их и раздали населению.
Номинально ваучер стоил 10 тысяч рублей. Но на нем можно было написать любую цифру — 5 тысяч, 15 тысяч. Это была идея Анатолия Чубайса: он говорил, что у нас народ, советский народ привык к цифрам. Нельзя выпускать госбумагу без указания ее стоимости. Это была плохая идея.
На самом деле стоимость ваучера определялась тем, куда ты ее вложил. Если купил, например, акции «Газпрома», то оказался в выигрыше. Если отнес в какой-нибудь приватизационный фонд, то в итоге прогорел, скорее всего. Менеджмент и трудовые коллективы «Газпрома» неплохо заработали в итоге.
Я вложил свой ваучер в Московский НПЗ. Позже продал эти акции за какую-то сумму. Ну, я понимал, что миллионером не стану. Невозможно в принципе было всем стать миллионером при том количестве собственности, которая была выставлена на приватизацию.
Чубайс, помню, агитировал, чтобы подогреть интерес к приватизации, что за ваучер можно купить два автомобиля «Волга». Неудачно агитировал.
При всех многочисленных претензиях к ваучерной приватизации она в значительной степени дала старт развитию бизнеса в России. В стране появилась частная собственность. А это гарантировало невозврат к коммунизму.
Приватизация с точки зрения интересов государства была вынужденной мерой. После распада СССР, последовавшего за этим экономического коллапса, после путча гэкачепистов не было другого варианта выйти из того положения.
Издержек в той приватизации было много, конечно, но идеальных моделей приватизации в принципе не бывает. А у нас и времени толком не было. Маргарет Тэтчер за 10 лет провела приватизацию 600 предприятий в Великобритании, и за это ее как только не склоняли в прессе. А мы ускоренно были вынуждены приватизировать тысячи заводов и фабрик.
Честным не досталось ничего
Сергей Календжян, доктор экономических наук, сокурсник по МГУ Андрея Нечаева и Егора Гайдара
Когда правительство затеяло большую приватизацию, о последствиях для бизнеса или для граждан думали меньше всего. Важно было сохранить государство, стоявшее на грани экономического краха.
К этому времени, после десятилетий советской власти, бизнеса в стране не было, если не считать подпольных артелей, цеховиков.
Так что к приватизации ни граждане, ни бизнес, а точнее те работники, которые были заняты на государственных предприятиях, не были готовы.
И кто их в этом обвинит? Да, граждане не имели финансовой грамотности. Подавляющее большинство понятия не имело, что делать с этой бумажкой — ваучером.
Я помню, что часть денег потратил на покупку акций «Газпрома», «Регионнефтегаза» и на акции магазина «Березка», торговавшего за валюту импортными товарами, не доступными за рубли. Мне казалось, что это выгодное вложение, но «Березка» обанкротилась вместе с моей мини-долей. Еще меня окучивали фонды, предлагавшие продать акции. Я в итоге так и сделал спустя несколько лет. Выручил какую-то смешную сумму. Сколько именно, не могу даже вспомнить.
В общем, вся эта приватизация прошла мимо меня фактически. Как и большинства граждан.
Конечно, у россиян осталась обида. Получилось так, что если ты честно трудился, жил на зарплату, ты ничего стоящего не мог купить, никакой собственности за эти ваучеры.
Большинство россиян, вчерашних советских граждан, в итоге осознало, что вот они работали-работали при социализме, строили заводы и фабрики, прокладывали дороги, учили детей, а когда им сказали — возвращайтесь в капитализм, получите свою собственность обратно, то они остались не при делах.
То есть фундамент нового строя был заложен на костях обманутых людей. Если посмотрите статистику суицидов тех лет, очень много было таких случаев, когда глава семейства сводил счеты с жизнью, не имея возможности прокормить семью.
На этот аргумент обычно возражают так: если бы не провели приватизацию, то на фоне голода началась бы гражданская война, и жертв было бы несравнимо больше. Да, наверное, так могло быть. Но возникает другой вопрос: а почему ситуацию в экономике довели до такого состояния?
Не было внятной оценки собственности
Елена Иванкина, член российского подразделения International Real Estate Federation (FIABCI)
Приватизацией в России были недовольны практически все. Люди не стали собственниками своей страны. Уверена, 90% населения сейчас не сможет даже вспомнить, куда они дели ваучеры. Я, например, не помню. Наверное, продала какому-нибудь фонду.
У меня в то время, как и у большинства населения, не было денег на самое необходимое, и мне приходилось преподавать в семи разных вузах, в том числе я читала лекции на английском языке, чтобы поддержать прежний уровень жизни. Сейчас даже вспоминать страшно это время.
Власти, начиная приватизацию, очень торопились и не создали условий для граждан, которые хотели бы участвовать в бизнесе. В странах соцлагеря, в Чехии, например, рядовые граждане смогли стать за ваучеры владельцами кафе, магазинчиков, парикмахерских. В России же приватизировать можно было только крупные компании федерального и регионального уровня.
Приватизация была организована крайне неудачно. Не было внятной оценки той собственности, которую выставляли на приватизацию.
Оценку мелкого и среднего бизнеса вообще никто не проводил, а оценка крупных заводов все время была предметом споров. И вообще, оценка возможна лишь в рыночных условиях, а рынка в классическом понимании в начале 90-х просто не существовало.
По-настоящему об оценке собственности власти задумались только уже после старта ваучерной приватизации, в 1993 году, с подачи Всемирного банка.
Неудивительно, что почти весь нынешний олигархат вырос из ваучерной приватизации 90-х. Тогдашняя приватизация была временем возможностей для людей молодых, грамотных и с деньгами.
Я восхищаюсь теми, кто понимает, из чего можно делать деньги: Потаниным, Мордашовым, Прохоровым... Я такой способностью не обладаю. Пыталась пойти в бизнес — создала фирму по купле-продаже земельных участков. Вложила собственные средства. А партнер искал клиентов. И быстро «кинул на деньги».
Некоторые дивиденды получают до сих пор
Андрей Марголин, проректор РАНХиГС
Понимая, что никаких двух машин «Волга» на свой ваучер не получу, я его никуда не вложил. Хотя семейному человеку было тяжело жить в те времена на полторы ставки доцента, оставил ваучер в качестве сувенира на память.
В моей коллекции ваучер занял достойное место рядом с талонами на водку и на сахар. Это свидетельство нашей истории и, уверен, что такие времена больше не вернутся.
Показательно, что сейчас, говоря о приватизации, гораздо чаще, чем ваучеры, вспоминают, причем в негативном ключе, залоговые аукционы. Мне кажется, за этим стоит определенное понимание, что в начале 90-х никто до конца не знал, как правильно приватизацию проводить.
Справедливости ради надо сказать, что ваучеры получили все, и некоторые граждане, обменявшие его, например, на акции «Газпрома», определенные дивиденды получают до сих пор.
А вот залоговые аукционы были продуманной акцией, не решившей ни задачу формирования эффективного собственника, ни пополнения государственного бюджета. И поэтому их результаты до сих пор остаются «притчей во языцех».
С высоты прошедших лет понятно, что сегодня аналоги ваучерной приватизации, по сути, невозможны, а сама эта тема больше интересна историкам, чем тем, кто думает о механизмах разгосударствления экономики в настоящее время.