— Известно, что Минэкономразвития в своих расчетах предполагает достижение пика экономического роста на уровне 3,6% в 2028 году, даже при условии реализации структурных реформ. Неужели нельзя разогнать экономический рост более стремительно, например, смягчив бюджетную политику — повысив уровень нефтегазовых доходов и дефицита?
— Конечно, мерами по избыточному смягчению денежно-кредитной политики, бюджетной политики экономику можно и разогнать на один год. Но потом мы получим очередной кризис.
Поэтому стабильная устойчивая макроэкономическая конструкция — это то, что важно именно для обеспечения долгосрочного роста.
И если говорить про долгосрочные темпы экономического роста, его можно разбить на темпы роста занятости и темпы роста выпуска на одного занятого. Но если сравнивать Россию с мировой экономикой, то у нас средний уровень подушевого ВВП уже сейчас выше, чем среднемировой. При этом темп роста занятости и демография у нас хуже, чем в среднем по миру.
Мир растет при этом примерно на 3% в год. Таким образом, даже повторение этих значений будет означать, что мы будем показывать динамику лучше, чем большинство стран в мире. И выход на 3,5–4%, конечно, амбициозная цель, к которой нужно стремиться. Будем вырабатывать меры и внедрять, самое главное, те меры, которые будут позволять достигать этих значений. Но нужно понимать, что это очень качественный рост, который будет, вероятно, одним из лучших с точки зрения роста на одного занятого.
— Пока неизвестны детали плана правительства по стимулированию экономического роста. Но из фрагментов дискуссии можно сделать вывод, что вы сторонник экономического роста через повышение производительности труда, усиление инвестиционной активности и ориентации на экспорт продукции. В вашей программе нет поддержки внутреннего спроса. Почему внутренний спрос меняется на поддержку экспорта?
— Уровень внутреннего спроса — это скорее компетенция ЦБ, который регулирует денежно-кредитную политику. Но очень важно понимать, что ЦБ своими действиями обеспечивает тот спрос, который максимально может быть достигнут в конкретной экономической ситуации. И при этом не вызывает инфляционного давления. Поэтому дополнительно что-то здесь стимулировать, конечно, не стоит, и даже не стоит об этом говорить.
Но очень важно изменить структуру спроса, который есть в нашей экономике. Нужно добиваться того, чтобы инвестиционного спроса было гораздо больше.
Поэтому так много мы говорим о поддержке инвестиционной активности, о создании предсказуемых, понятных и прозрачных условий для бизнеса. Мы также настаиваем на специальных инструментах финансирования. Речь идет о проектном финансировании и новых механизмах инвестиций в инфраструктуру.
Это те инструменты, которые будут помогать закрывать пробелы в инвестиционной активности, которые у нас есть, поддерживать ее и снижать риски. Об этом нужно говорить, в первую очередь, для частных инвесторов, чтобы частный капитал приходил в гораздо большем объеме.
А экспорт — это открытие рынков других стран. Нужно понимать, что население в мире — это семь миллиардов человек, население России — это 150 миллионов человек. Разница большая.
Активно работая по внешнеэкономической повестке, создавая новые возможности для экспорта, мы можем открыть для российских производителей рынки, которые во много раз больше, чем рынок российский.
Можно говорить о том, чтобы на несколько процентов увеличить внутренний российский спрос, а можно говорить о том, чтобы открыть рынок гораздо больший, чем российский, для тех же российских производителей. Чтобы они увеличивали выпуск и продавали свою продукцию за рубеж.
— Поддержка экспорта и поддержка таких амбициозных целей требует только изменения действующих механизмов? Или потребуются дополнительные расходы, прежде всего бюджетные?
— Потребуется реструктурирование имеющихся мер. Главное — это создание условий. Чтобы частные деньги чувствовали себя защищенными и понимали, на каких условиях они работают. Именно об этом мы говорим, объясняя наши предложения по инфраструктурным инвестициям.
Другая мера — проектное финансирование. Предлагается такая работа с проектами, которые есть в реальном секторе экономики, чтобы риски для частных инвесторов были бы меньше. Чтобы одновременно проекты получали длинные деньги по разумным ставкам.
— Но без бюджетной поддержки все равно не обойтись. Но в 2016 году Минфин сократил на 87% финансирование основного инструмента поддержки экспорта — госгарантий. Вы будете настаивать на восстановлении этого инструмента?
— Сегодня уже было объявлено, что инструмент госгарантий будет активно использоваться. Очень важно аккуратно использовать этот инструмент. Госгарантии не должны стать скрытой формой расходов. Они просто должны обеспечивать снятие рисков. Особенно там, где частный бизнес, может быть, их оценивает очень высоко. Например, сейчас частный бизнес не всегда верит в то, что инфляция будет низкой и стабильной. Этот риск легко может быть снят через участие государства.