— Главные вопросы, которые беспокоят всех, — курс и инфляция. Вы уже говорили, что есть новые риски волатильности и того, и другого. Какие главные угрозы сейчас внутри страны и исходящие из-за рубежа?
— Во-первых, ситуация с инфляцией. На самом деле риски несколько снизились. Потому что, если мы посмотрим на накопленную инфляцию с начала этого года, она уже ниже, чем в 2013 году. То есть мы добились того, что накопленная инфляция и динамика, которую мы наблюдаем сейчас, даже лучше, чем в нормальные докризисные времена.
Это говорит нам о том, что к концу года мы действительно выходим на инфляцию между 5 и 6% и на 4%, с очень высокой долей уверенности, — к концу следующего года.
В принципе, и население, и бизнес начали это замечать: мы видим, что инфляционные ожидания снижаются. Некоторые исследования перестали показывать инфляцию как главную проблему для населения. Хотя не все, она действительно по-прежнему очень высока в рейтинге проблем. Снизились как бы текущие риски, но, конечно, остается много проблем, о чем мы все время говорим. Например, бюджет.
— Это удивительно. Вы не находите, что мы опять в каком-то глобальном антитренде? В то время как весь развитый мир мучительно думает, как разогнать инфляцию и добиться 2%, а то и о 4% мечтает, потому что там чуть ли не отрицательная инфляция, мы вновь боремся с тем, чтобы 4% стало величайшим достижением, но именно с точки зрения снижения. Мы опять в какой-то странной ситуации.
— Мы не в странной ситуации. Никто не мечтает о четырех, все мечтают именно о двух. Но если бы у нас был ноль, мы тоже мечтали бы о 2%. Но у нас не ноль, у нас — семь. И это нам мешает во многих аспектах: нормально делать сбережения, инвестиции, просчитывать проекты. Поэтому, безусловно, если мы хотим новое качество роста, нам нужно выйти на устойчивые 4% инфляции.
— Закладываете ли уже какие-то показатели по инфляции на 2018 год?
— Свой прогноз мы опубликовали. Наша политика будет направлена на то, чтобы удерживать инфляцию у 4%. И нужно понимать: этот прогноз не просто означает, что вот так звезды сложатся.
Нет, Центральный банк будет проводить политику, направленную на то, чтобы инфляция была около 4%. Если она будет отклоняться в ту или иную сторону, мы будем принимать меры для того, чтобы вернуть этот показатель.
— А что с ценой на нефть? Мнения экономистов, как всегда, разделились. Одни считают, что мы уже не увязаны курсом с ценами на нефть. Другие — что по-прежнему структура российской экономики такова и, что бы ни происходило в иных сферах, цена на нефть сразу отражается на курсе. Так влияет или не влияет?
— Связь немного снизилась. Чисто по цифрам зависимость экономики от нефти сейчас меньше, чем когда нефть была $100 за баррель. Сейчас ее доля и в экспорте ниже, и в бюджете, и в экономике в целом. Но зависимость остается. Для того чтобы экономика и курс меньше зависели от нефти, нужны меры по большей диверсификации.
— В этом году ожидается большой выход компаний на рынок облигаций. Какого эффекта ждет Центральный банк? Какая базовая цель может быть этим достигнута? Реструктуризация долгов компаний, обретение ими инвестиций?
— Задача Центрального банка — создать нормальный рынок, на который компании при необходимости могли бы выходить. Что мы видим? Действительно, в этом году, особенно в апреле и мае, компании активно выходили на рынок. И долгосрочные процентные ставки у многих компаний были несколько ниже, чем ключевая. Для нас это очень хороший сигнал. Это означает, что инфляционные ожидания на перспективу в несколько лет сравнительно низкие и инвесторы готовы давать более дешевые деньги компаниям — надежным, естественно, — на достаточно длительный период.
— Вместе с тем называется сумма возможных облигаций — 2 трлн. Это означает, что еще столько денег появится в обращении. У нас уже значительно ликвидности на рынке, и могут возникнуть новые угрозы. Не усматривает ли Центральный банк здесь каких-то опасений?
— В том, что касается повторного профицита, наша политика настроена таким образом, чтобы количество денег в обращении соответствовало спросу.
Что касается выпуска долгов компаний, думаю, они могут пойти на разные цели. Частично, может быть, это новые выпуски. Частично, наверное, рефинансирование старых.
В принципе, рынок был практически закрыт достаточно длительное время. Поэтому то, что он сейчас активизировался, — показатель здоровья рынка.
— Мы слышим, с одной стороны, утверждение «дайте еще денег, их срочно нужно запустить в экономику», с другой стороны, некоторые банки уже пухнут от денег и не знают, что с ними делать. Что будет происходить в этой сфере? «Пузыри» будут надуваться? Или деньги все-таки пойдут в экономику? Или ЦБ начнет втягивать их обратно через свои облигации?
— Действительно, есть вопрос перехода к структурному профициту. Это нормальная ситуация, такое существует. Когда часть ликвидности, по сути, денег Центрального банка, которые есть у банков, они могут дополнительно держать на наших депозитах или покупать наши облигации, когда мы будем их выпускать. Это достаточно техническая вещь.
Что произошло у нас?
Немного изменился механизм при переходе от большого структурного профицита к небольшому, который мы сейчас имеем. Получилось, что некоторые банки расслабились и стали снижать ставки по депозитам.
На мой взгляд, это процесс не бесконечный, и в большом количестве случаев он подходит к концу. У нас была одна ситуация, сейчас другая. Экономика к ней приспособилась, и банки понимают: теперь роль ключевой ставки для них немного другая. Раньше они ключевую ставку воспринимали как ставку для привлечения. Теперь — больше как ставку для размещения. Но тем не менее это ставка, которая влияет на их политику и их действия. Поэтому в этом смысле ситуация под контролем и будет таковой оставаться.
Что касается «пузырей». «Пузыри» имеют привычку возникать там, где их не ждешь. Как писал Марк Твен, главная проблема возникает не там, где ты думаешь, что она возникнет, а там, где ты точно знаешь, что она возникнуть не может. Поэтому сфер, где ты точно знаешь, что проблем возникнуть не может, быть не должно. Нужно наблюдать за всей ситуацией, вовремя ловить разные сигналы и соответствующе на них реагировать.
— Есть и иная точка зрения: если не к концу этого, то к концу следующего года все резервные фонды и вообще государственные сбережения иссякнут, и придется переходить к печатному станку и менять политику Центрального банка прежде всего в отношении денежной массы.
— На самом деле это вопрос о том, как бюджет финансирует свой дефицит. Действительно, сейчас это происходит в основном за счет средств Резервного фонда.
В будущем придется несколько увеличивать долг. Это в принципе возможно.
Но нужно понимать: это не самая лучшая политика. Потому что, если у нас будет расти долг, он будет вытеснять частные инвестиции, заимствования, приводить к росту процентных ставок. Поэтому очень важно, чтобы бюджет адаптировался к новой ситуации.
— И какая у нас ключевая проблема сейчас, на ваш взгляд? Ключевая проблема этого года и будущего?
— Стратегическая ключевая проблема, считаю, — это инвестиционный климат. Люди не очень готовы вкладывать свои деньги в бизнес, я многократно про это говорила.
— Это не проблема Центрального банка.
— Центральный банк может создавать финансовые рынки, то есть своя доля у нас в этой задаче есть. Кроме того, с точки зрения макроэкономики подстройка бюджетов к новому равновесию достаточно серьезная проблема. И для нас завершить подстройку денежной сферы к новому равновесию, а также перейти к четырехпроцентной инфляции — важная текущая задача.
— Каковы перспективы внедрения нового бюджетного правила и сбалансированной бюджетной системы, особенно в сегодняшней ситуации?
— Про сбалансированную бюджетную систему сегодня говорил министр финансов Антон Силуанов. Это тема, которая очень активно обсуждается.
Кроме того, обсуждается трехлетний бюджет. И наша позиция как раз состоит в том, что он должен быть построен таким образом, чтобы постепенно снизить дефицит при таких ценах на нефть.
Необязательно, что будет профицит, тем более большой. Но дефицит должен быть такой, который не вызовет опасений, что долг будет расти и расти. Иначе это начнет приводить к риску того, что надо будет поднимать налоги, возникнет угроза волатильности, уже связанная именно с долгом. А у нас были долговые кризисы в истории, мы помним. Вот и нужно привести бюджетную ситуацию к той, которая бы ликвидировала этот риск и обеспечила возможность экономического роста.
— То есть этой осенью вновь вернемся к трехлетнему бюджетному планированию?
— Председатель правительства объявил, что будет трехлетний бюджет. Мы, Центральный банк, отделены от правительства, но мы, безусловно, поддерживаем такое намерение.
— Мы входим, уже вошли, в политические годы, которые начинаются нынешней избирательной кампанией в Думу и заканчиваются 2018 годом, выборами президента. Мы уже немного коснулись этой темы: пошли активные разговоры, что нужно включать печатный станок. И среди экономистов это обсуждается на высоком уровне. На взгляд Центрального банка, каковы главные политические угрозы предстоящих, скажем так, полутора-двух лет?
— Я бы хотела сказать именно про идею включения станка. Считаю ее очень вредной. Она создает иллюзию того, что есть простые, легкие решения.
Смотрите, любой ребенок знает: что нам стоит дом построить, нарисуем, будем жить. Это детская шутка.
А тут серьезные люди обсуждают: давайте напечатаем экономический рост на печатном станке. Мы теряем время. Надо обсуждать реальные проблемы и то, как их решать. Мне кажется, что политическим циклом и нужно воспользоваться, в том числе для того, чтобы обсудить решения, которые позволят перевести нашу экономику в совершенно новое состояние.