— В конце прошлого года, как сообщала «Газета.Ru», в проекте бюджета на нужды ФРП запланировано выделить почти 20 млрд руб. Будут резать финансирование в связи с кризисом?
— Запланированные в этом году средства фонду выделены, пока о сокращении финансовой поддержки со стороны государства из-за кризиса речь не идет. Наоборот, промышленность требует дополнительной поддержки. В сегодняшней геополитической обстановке конкурентоспособное промпроизводство — необходимый фактор обеспечения стратегической безопасности страны.
В своих расчетах мы исходим из того, что кризис будет длительным, полтора-два года. Смотрите, если мы сейчас прекратим финансировать проектные работы, через два года у нас не будет новых разработок, не будет готовых проектов для масштабного внедрения.
Без денег импортозамещение в кризис умрет, не родившись. Логично использовать эти два года на формирование перспективного задела, на опытно-конструкторские разработки, вывод их к стадии коммерциализации. Тогда, после окончания кризиса, оживившаяся экономика сможет вовлечь их в производство, заменив докризисный импорт. Прямо скажем, потребности компаний в займах значительно выше: общий объем кредитования бизнеса по статье «Обрабатывающие производства» — порядка 6 трлн руб., по данным ЦБ на конец прошлого года.
Но в условиях кризиса и, главное, повышения процентной ставки до 17%, а сейчас — 15%, компании — инициаторы подобных проектов просто не могут взять рыночный кредит.
— Кстати о ставке. Фонд предлагает деньги под очень низкий процент, в три раза ниже ставки регулятора. Получается, работаете себе в убыток?
— Получение прибыли не есть задача фонда. Механизм рефинансирования не привязан к рыночной стоимости заемных денег. Процентные ставки вводятся для формирования резервов, а не извлечения прибыли. Так что пока декларируемая ставка по займам в размере 5% сохранится. Мы учитываем риски девальвации рубля. Ставка пересматривается раз в год в зависимости от экономической ситуации, спроса со стороны корпоративного сектора и уровня просроченных кредитов в целом по промышленности.
— Сколько всего заявок поступило и сколько планируется собрать за этот год?
— На начало февраля поступило порядка 240 заявок примерно на 56 млрд руб. Естественно, я думаю, даже до стадии первичного анализа дойдут не все: поступившие заявки очень разные по качеству. Но есть и очень интересные, перспективные, на высокой стадии реализации. Сбор заявок продолжается.
— А кто все же может получить эти деньги?
— Сначала о тех, кто точно не может. Если вы начинающий предприниматель и у вас еще только есть идея — это не к нам. Стартапы — не к нам. Наши основные получатели средств — это компании средней капитализации, у которых уже есть производство, есть продажи и им нужны средства на разработку, допустим, новой линейки продукции. Для получения займа изначально заявитель должен заполнить резюме проекта, где описаны продукт, сроки, сумма займов, программа.
— Чем тогда ФРП отличается от других институтов развития, ВЭБа например?
— Основное отличие — в фокусе на различных стадиях проекта. У нас фокус на проектах разработки технологий и продуктов. Наша ключевая задача — предбанковское финансирование крупных долгосрочных проектов, направленных на разработку новых технологий, высокотехнологичных производств и продуктов. РВК, как и «Сколково», финансирует в основном не проекты и разработки, а конкретные компании. Тот же ВЭБ хотя и финансирует промышленные проекты, в том числе инфраструктурные, но не финансирует предынвестиционную стадию. И пока вы не придете в ВЭБ с разрешением на строительство, с проектом и прочими документами, ВЭБ денег не вложит, как и практически любой другой банк. Если же мы говорим о крупном промышленном проекте, только эта проектная документация может требовать серьезных вложений, зачастую сопоставимых с дальнейшими капитальными затратами. Создавая фонд, Минпромторг ставил перед нами задачу закрыть этот провал. Наш фонд принципиально не финансирует строительство и операционную деятельность. ФРП — единственный институт развития, который специализируется именно на заемном финансировании и именно в части проектирования и опытно-конструкторских разработок, ориентированных на коммерческое внедрение. Работаем и с институтами развития, ФЦП, Академией наук, инжиниринговыми центрами при вузах, регионами, российскими технологическими платформами.
— Почему же совсем новичкам нужная помощь «не светит»?
— Заемное финансирование предусматривает возвратность и обеспечение, что для начинающих компаний является существенным барьером, и они выбирают другие формы поддержки — гранты, субсидии, венчурные инвестиции. Кроме того, в условиях удорожания фондирования и падения экономики разумно сделать акцент на развитии лидеров отрасли. Поэтому мы ориентируемся на компании, существующие на рынке свыше трех лет, с выручкой в год от 500 млн до 20 млрд руб., с собственным инжинирингом или партнером — инжиниринговой компанией; реализующих проекты с использованием перспективных технологий в направлении импортозамещения и развития экспортного потенциала. У нас есть проекты из самых разных областей, например зондовой микроскопии, инфракрасных обогревателей и графитовых уплотнителей.
— Зондовая микроскопия — это хорошо, но правительство декларирует масштабное импортозамещение в сельском хозяйстве, нефтегазовом секторе. Каким отраслям в условиях санкций вы планируете помочь?
— Стратегия, разработанная совместно с Минпромторгом, предполагает приоритетную ориентацию на несколько отраслей.
Это пищевое и сельскохозяйственное машиностроение. Это производство и разработка нефтегазового оборудования. Это тяжелое машиностроение, энергетическое машиностроение. В этих секторах критически важно вырастить российских производителей. Также важнейшим направлением, особенно в условиях санкций, является производство расходных эксплуатационных материалов и комплектующих. Это катализаторы, ферменты, упоминаемые выше уплотнители, корма для животноводства и прочее.
То, без чего встанут смежные отрасли промышленности.
Кстати, на мой взгляд, импортозамещение — это не только те разработки, которые заменят импорт, но и те, которые будут конкурировать потом на зарубежных рынках.
— Какие гарантии требуются? И сколько процентов от общего объема проекта финансируете?
— У нас разные условия для разных заемщиков и программ. Первая программа ориентирована на заемное финансирование проектов по импортозамещению и производству конкурентоспособной продукции, наше финансирование составляет не более 70% общего бюджета проекта, но при этом весь бюджет должен быть подтвержден обязательствами участников — соинвесторов или банков. Вторая программа — более рискованная для нас, потребует дополнительных обязательств по обеспечению со стороны заемщика. Это финансирование завершения разработки нового продукта и разработки ТЭО проектов. Такой формат предусматривает заинтересованность банков в финансировании дальнейших стадий, но для подтверждения своего участия они должны увидеть результаты предынвестиционной проработки, осуществляемой за счет фонда. Эта схема предполагает до 50% «отлагательного финансирования». Третья программа направлена на финансирование предынвестиционной стадии, но для проектов, претендующих на поддержку крупных институтов развития — ВЭБа, Российского фонда прямых инвестиций. И последняя программа — заемное финансирование проектов консорциумов и инжиниринговых компаний, направленных на разработку технологий, соответствующих критериям наилучших доступных, и дальнейшую их адаптацию и внедрение на предприятиях.
— Число компаний-банкротов сейчас увеличивается. Вы не боитесь, что деньги просто не вернут, а разработка закончится ничем?
— Фонд будет выбирать проекты, для которых новизна не влечет критических рисков. Сегодня нужны продуманные и реальные проекты, которые интересны заемщику, отвечают его стратегии развития бизнеса, в которые он готов вкладывать свои инвестиции или привлекать банковское кредитование. Это не экспериментальные проекты «получится — не получится», проекты фонда должны «получаться». Но для отдельных компаний это будет прорывом, а для других — очередным проектом создания нового продукта и выхода с ним на рынок. Знаете, чем больше таких «рутинных» проектов, тем увереннее можно делать вывод о том, что за эти благополучные годы у нас выросли компании, для которых инновационный процесс — неотъемлемая составляющая бизнеса, а не разовая акция. Фонд расширяет возможности использования средств займа. Если раньше это было исключительно НИОКР, то сейчас — все работы, связанные с заключительной стадией разработки продукта и стадией внедрения. У нас есть система мониторинга наших реципиентов на предмет платежеспособности. Что мы будем делать в случае банкротства? То же, что и всегда, то, что определено российским законодательством, — суд, исполнительный лист, решение о возврате средств.
— А ученые-разработчики могут получить деньги фонда?
— Знаете, два года назад мы делали специальную программу по финансированию готовых к коммерциализации разработок институтов РАН. На тот момент существовал даже специальный сборник работ академии, готовых к коммерциализации.
Мы готовились к большому потоку заявок. Но из институтов к нам ни одной так и не поступило: ученых пугал принцип заемного финансирования, возвратные деньги им были неинтересны.
Зато было много заявок от компаний, малых предприятий при тех же институтах. Так что я бы порекомендовал ученым, владеющим патентом на перспективную разработку, начинать все же с поиска бизнес-партнера и (или) инвестора. Это расширит возможности для фандрайзинга, позволит выйти за пределы привычной для научной среды грантовой модели и использовать все возможности институтов развития, в том числе и нашего фонда.
Михаил Рогачев на момент публикации по состоянию здоровья покинул пост директора и перешел на позицию советника в фонде