— Юрий, прежде всего расскажите, что произошло той ночью в вашей штаб-квартире. Как начался конфликт?
— Суд уже состоялся, поэтому можно говорить не про версии, а уже про конкретный установленный факт — на нас было совершено нападение. Это установил суд. В тот вечер, 20 октября, мы в нашей штаб-квартире — это три обычных гаража, объединенных между собой, — готовились к празднику закрытия сезона, который был запланирован на следующий день. Был второй час ночи, мы уже собирались расходиться. Один из наших в этот момент оказался на улице и увидел, как в нашу сторону идет эта толпа, и закричал: «Волки, волки!» Я подумал, что он шутит.
— Почему?
— Какие-то угрозы со стороны «волков» до этого уже поступали, и я подумал, что он захотел так пошутить в конце вечера.
— А в чем выражалась суть этих угроз?
— Глава зеленоградского филиала «волков» обещал ловить нас поодиночке, избивать. Такая практика у «Ночных волков» существует: они избивают членов небольших клубов, делают так называемые расшивки (насильственное срывание символики байк-клуба с мотокурток и жилеток. — «Газета.Ru»). На суде об этом тоже говорилось, были свидетели.
— В итоге все это оказалось не шуткой…
— Да, когда я вышел на середину гаража, внутрь ворвалась толпа вооруженных людей. Первый был с ножом, в руках Валерия Родителева (погиб в результате стычки. — «Газета.Ru») был топор, затем началось избиение ребят, которые первыми попались им под руки. Часть людей, в том числе и я, успели спрятаться в небольшом соседнем помещении, отделенном дверью от основного. У всех нас были газовые баллончики. Когда они пытались сломать дверь, образовались щели, в которые мы распыляли газ. При этом 70% газа досталось нам же самим.
— Не пытались звонить в полицию?
— Естественно, мы пытались это сделать, но была плохая связь. В этом время нападавшие начали крушить помещение, все ломать, пытались пробраться к нам через другое помещение. Стоял серьезный грохот, слышны были выстрелы на улице. Уже потом я сам лично видел, как один из них стрелял в нашу сторону. И тут я вспомнил, что у меня вообще-то есть ружье.
— То есть поначалу вы вообще о нем забыли?
— Ну да, была настолько шоковая ситуация… К тому же оно было полностью разобрано. Это дробовик для спортивной охоты. У меня была лицензия. Я привел его в боеготовность и крикнул им, что я вооружен и чтобы они прекратили нападение. При этом «волки» прикрывались несколькими избитыми нашими товарищами, и я потребовал, чтобы их отпустили. Потом я произвел несколько предупредительных выстрелов в воздух между натянутыми тентами.
— Их это как-то охладило?
— Нет. Я думаю, увидев, что я стреляю в воздух, они, напротив, подумали, что я побоюсь стрелять на поражение. В общем, это их только распалило. Тогда я понял, что они вообще уже не отступят. Поняв, что я вооружен, они приставили нож к горлу ребятам, выставили их перед собой и под таким «живым щитом» пытались подобраться поближе.
— И тогда вы решили стрелять в их сторону?
— У меня вообще была четкая уверенность, что нас хотят убить. Откуда я знаю, какое у них там оружие. Я слышал стрельбу, видел топор… Я что, дрова, чтобы меня рубить?
Тогда я крикнул: «Свои на землю». Ребята не поняли меня, я еще раз сделал предупредительный выстрел, потребовал от «волков», чтобы они их отпустили. И в итоге еще раз повторил команду: «Свои на землю». Ребята стали падать на землю, и я выстрелил.
— Это был прицельный выстрел или просто в их сторону?
— Выстрел был в безопасном направлении. Одного из заложников, Михаила Харина, мне удалось отбить в силу того, что он упал на землю и прикрыться им уже было нельзя. Ивана Калягу в тот момент отбить не удалось. Его отволокли куда-то. Этого я не успел предотвратить. Затем была некая попытка штурма. Родителев был впереди, еще трое-четверо были за ним. У них был какая-то схема, план, и я понял, что они опять что-то придумали и пошли в атаку, выкрикивая угрозы убийства. В этот момент я выстрелил в дверь, которую они выломали в одном из помещений и использовали в качестве щита. Вообще в тот момент я не понял, что это дверь. Я думал, что это спецназовский щит. О чем я говорил на суде в своих показаниях. У «Ночных волков» есть ЧОП «Волк», и, идя на такую силовую акцию расправы, с учетом их агрессии и четко выстроенных схем нападения, наличие специального щита было весьма вероятно. После выстрела ситуация кардинально изменилась, естественно, мы дали им унести раненых, но я даже не думал, что попал в него. Я сначала подумал, что он просто упал из-за того, что произошел выстрел в щит-дверь.
— Что после выстрела делали остальные «волки»?
— Они начали спешно отходить. Унесли раненого, погрузили в минивэн и повезли его в больницу, причем, кроме водителя, в этом автомобиле никого не было. По словам этого человека, они доехали за 7–8 минут, хотя на этот счет у меня есть определенные сомнения. Так или иначе, но после госпитализации он был жив еще несколько часов.
— Говорили, что в ходе нападения у вас украли вещи.
— Да, они отбирали телефоны, документы, причем документы они фотографировали, чтобы, как я полагаю, иметь все наши данные. В итоге по этому поводу даже завели уголовное дело, но там до сих пор фигурируют «неустановленные лица».
— Что делали после того, как «волки» уехали?
— Когда полиция наконец-то приехала, я сдал оружие. Скрываться от кого-то и в мыслях не было.
— Расследование тянулось довольно долго, в частности у одного из следователей была попытка смягчить вам статью, но в итоге этого так и не произошло. Как все происходило?
— Да, следователь Зеленоградского отдела СК РФ пытался ходатайствовать перед руководством о переквалификации обвинения на более мягкое, потому что, конечно, никакого умышленного убийства (ч. 2 ст. 105 УК РФ) там не было. После этого у него сразу отняли дело и передали его ГСУ СК РФ по Москве, которое его и начинало. Но там было столько непонятных пауз, все можно было расследовать за месяц-два. Из-за волокиты было потеряно много важных данных. В частности, следствие так и не проверило биллинг сотовых телефонов, который бы показал, что их показания не соответствуют действительности. Очные ставки следствие так и не провело, хотя мы очень настойчиво этого добивались и по закону имели на это полное право. Отклонялись экспертизы, которые бы тоже подтвердили мою версию событий.
— То есть вы хотите сказать, что все это делалось, скажем так, целенаправленно против вас?
— Безусловно.
Это беда нашего общества: закон у нас для простых людей и для «своих» трактуется совершенно по-разному. Тем более что можно брать одни законы и игнорировать другие, и тогда картина легко меняется на противоположную. С одной стороны у нас «Ночные волки», а с другой — какие-то никому не известные «Три дороги».
— Кстати, а находясь под стражей, вы знали о том, что вас поддерживают многие друзья? Они, в частности, даже ненадолго смогли перекрыть Садовое кольцо, пытаясь привлечь внимание к вашему делу.
— Только то, что мне рассказывал адвокат и родные на свиданиях. С Садовым кольцом я вообще шокирован. Конечно, было приятно, но я очень волновался за ребят, чтобы их не наказали.
— Чем запомнился судебный процесс?
— Главное, безусловно, это открытость и непредвзятость ведения процесса федеральным судьей Олегом Гривко. А также желание разобраться в том, что же произошло, не только у судьи, но и у прокуроров Громова и Долгих. Сначала следствия объективного не было. Суду пришлось выполнять роль следователя. У «Ночных волков» резко произошла корпоративная амнезия. Они ничего не помнят, объяснить ничего не могут. То есть люди даже не в состоянии ответить, зачем они к нам тогда приехали, как они там оказались.
— Когда в день приговора суд неожиданно переквалифицировал обвинение со статьи, по которой вам грозило до 15 лет колонии, на гораздо менее тяжкое обвинение, что вы почувствовали в этот момент?
— Я сначала просто не поверил. Пока я сидел в СИЗО, у меня абсолютно укоренилось понимание, что, попав однажды сюда, людей, какие бы улики в их пользу ни существовали, вот так просто не отпускают. Со мной сидел один человек по такому же обвинению — убийство, ст. 105 УК РФ.
Ему в итоге дали пять лет, но человек, которого он якобы убил, пришел к нему на суд и заявил: я живой, не сажайте его, вот мой паспорт. Там была ситуация, что его увезли в больницу, но он оттуда вышел, а у следователя была бумага, что он умер. Но он-то живой. И суд даже не стал все это проверять. Умер, значит, умер. Следствию виднее.
И видя вот такие вещи, как вы думаете, чего я мог ждать на собственном процессе? Я не верил, что этот правовой беспредел внезапно закончится, и почти не сомневался, что получу те десять лет, которые просил для меня прокурор.
— Наверное, когда услышали приговор, тоже было трудно поверить, что все, вы свободны?
— Да, было ощущение, что происходит что-то нереальное. Радость от того, что в этой жизни хоть иногда бывает справедливость, начал испытывать уже по дороге домой. Осознание того, что ты уже не за решеткой, а в обычной машине, едешь домой… все это пришло не сразу.
— Кстати, а что было сразу после оглашения приговора? На последнее заседание приехало множество ваших сторонников и противников, была накаленная обстановка, а вас, как писали информагентства, даже якобы повезли обратно в СИЗО за вещами.
— Мне очень хотелось выйти из суда через центральный выход, как обычному человеку, но председательствующий решил, что делать этого не стоит, и запретил.
Прежде всего потому, что была очень накаленная атмосфера, «Ночные волки» вели себя агрессивно, провоцировали конфликты. В итоге меня вывезли на обычной машине одного из сотрудников суда и отвезли на дачу.
— «Волки» вас не преследовали?
— Нет, в суде их как-то обманули. Они поехали за первыми двумя машинами, которые выехали из суда, а нашу уже никто не стал преследовать. Там была рация в машине, и люди из уехавших ранее авто говорили, что их преследуют мотоциклисты в жилетках «Ночных волков».
— Что дальше? Приговор, наверное, обжаловать не будете?
— Я считаю, что я вообще не виновен, но желания обжаловать приговор не было. Тем не менее апелляцию я все же подал. Это такой противовес их апелляции.
— Если вернуться к причинам конфликта с «волками». Почему они так ревностно относятся к другим крупным клубам и стремятся держать под контролем небольшие объединения байкеров? Ведь именно ваше тяготение к Bandidos MC и стало формальным поводом для их визита в ту ночь.
— Идет борьба за влияние. «Ночные волки» хотят поднять свой авторитет и находят абсолютно бредовые поводы, чтобы выступать против других.
Те же Bandidos вообще не имеют никакого отношения к криминалу, а их название пошло от персонажа одного мультфильма. У них в российском подразделении строжайше запрещена любая незаконная деятельность, если кто-то клуб компрометируют, его тут же выгоняют. Все эти представления о том, что крупные байк-клубы очень криминализированы, давно устарели. Все это было в 60-х годах прошлого века.
— Вы уже на свободе несколько дней, насколько смогли адаптироваться?
— Я спустя несколько дней после освобождения уже вышел на работу. Я работаю инженером, занимаюсь медицинской техникой. Меня коллеги были очень рады видеть, поддержали. Я сразу написал заявление на отпуск и сейчас хочу немного отдохнуть. Хотя тюрьма мне показала, что я, оказывается, очень люблю свою работу, мне ее очень не хватало.
— Продолжите свою деятельность в качестве активного байкера?
— Да, я ведь не только байкер «Трех дорог», но и занимаюсь общественной деятельностью в организации «Мотограждане». И принципиально, как и раньше, буду действовать строго по закону.
От редакции.
«Версия Некрасова о том, что члены «Ночных волков» были вооружены, не нашла поддержки в суде, — прокомментировал «Газете.Ru» интервью Некрасова вице-президент этого клуба Александр Бенюш. — Как и то, что человек, которого он застрелил, двигался на него с топором и между ними было какое-либо препятствие. Некрасов вел прицельную стрельбу по безоружным людям, без каких-либо преград между ними. Суд постановил, что то нападение со стороны «Ночных волков» не представляло для него никакой серьезной угрозы. Поэтому для нас удивительно, что жизнь человека оценена в десять месяцев лишения свободы».
По словам Бенюша, мстить Некрасову никто не собирается. «В ходе суда выяснилось самое главное — стало понятно, кто руководил рукой и мыслями стрелявшего. Ведь у нас нет врагов среди людей. Нашим врагом является идеология, жертвой которой стали члены клуба Bandidos и сам Некрасов. В ходе процесса ни сам Некрасов, ни его друзья из клуба Bandidos не отрицали, что он сам спровоцировал конфликт, — заявил он. — Мы рады, когда возникают новые клубы, и не стремимся распространять на них свое влияние. У нас не может быть соперничества — либо они приходят к нам за помощью, либо действуют независимо. Но такие небольшие организации все чаще используют иностранные агенты, чтобы сформировать из них протестные движения».
Бенюш отрицает, что после оглашения приговора Некрасова пытался кто-то преследовать. «Я не могу назвать его параноиком и человеком, которому кажется, что за ним все время охотятся. Но то, что предшествовало бою, до сих пор находится у него в голове. За ним все ездят, следят, он в центре внимания».