«Горестно, что парад без зрителей»
— Владимир Петрович, как вы оцениваете решение провести военно-морской парад в Севастополе без зрителей? Насколько оправдана такая мера? Как будут чувствовать себя моряки и офицеры кораблей, на которых никто не смотрит?
— К сожалению, природой мы еще не управляем и не руководим, это она нами руководит. Пандемия COVID-19 затронула весь Земной шар, и нашу страну в частности. И она диктует свои правила. Поэтому, для того, чтобы как можно меньше людей заболело, нужно какие-то меры принимать.
Но День Флота — есть День Флота. Его празднование — это традиция, возникшая до нас, которая уже много веков передается из поколения в поколение.
Кто-то говорит, что на его проведение затрачивается много денег — вранье. Это все заложено в плане боевой подготовки, который утверждается на весь год. Если требуются какие-то дополнительные расходы — например, на краску, чтобы выглядеть красиво, — то это не те суммы, о которых стоит даже говорить.
Ну а то, что без зрителей, без участников, без народа — ну что, немножко горестно, немножко не по себе. И особенно, когда принимаются такие избыточные меры — закрыть, не пускать, хотя, рестораны продолжают работать. Можно же было как-то разделить зрителей, сделать изолированные трибуны, пропуски для вакцинированных или переболевших. Но нет — идут легким путем: запретить, не пускать, не смотреть. Слава Богу, что еще глаза не закрывают.
Парад все-таки нужен. Военные люди предназначены не только для войны и применения оружия, они еще и несут определенную красоту. Красоту, которая просто вдохновляет, которая радует, которая дает надежду и уверенность, что страна имеет такие силы, которые способны защитить свой народ в любой ситуации.
— То есть, возможность оставить зрителей, пусть и в ограниченном количестве, по-вашему, была?
— Ну раз в рестораны пускали по QR-кодам, то могли бы и на парад пустить. Это все зависит от местных начальников. Можно же было собрать некий совет, подумать, выслушать разные точки зрения. Но нет.
— Но ведь ничто не помешает посмотреть парад с других точек города?
— Да. Смотреть, думаю, все равно будут. Найдут место, где нет полиции, где нет запрета. Люди стремятся посмотреть парад. Некоторые специально для этого приезжают из других городов. В общем, на мой взгляд, с этим запретом поступили бездумно.
— Как долго готовится парад? Что вообще делают моряки и офицеры, которые в нем участвуют?
— Каждый раз придумывают какие-то новшества. Допустим, появились новые корабли, и их нужно показать во всей красе. Это все занимает не очень много времени. Пишется план, в котором расписываются эпизоды этого праздника. Обязательно он предваряется каким-то игровым или историческим моментом, например, связанным с Нептуном и так далее.
Потом определяется, в каком порядке проходят корабли. Кто-то стреляет, кто-то просто машет бескозырками, руками, показывают свою красоту.
Эпизоды, конечно, рассчитываются таким образом, чтобы все соответствовало безопасности. Рассчитывается скорость движения, курс, дистанция.
— А как готовятся сами моряки?
— Готовятся к выходу в море. Стирают свои фланельки, надраивают белые ботиночки. Откровенно говоря, это нелегкий труд быть на параде, в таком напряжении все время. Так что морякам и морским офицерам очень важно, чтобы на них смотрели, проявляли внимание, уважение и даже восхищение.
«Наш флот без отца и матери»
— Как вы в целом оцениваете состояние флота и перспективы его развития? В нужном ли направлении ведется работа или необходимо что-то скорректировать?
— На море боевые действия и операции ведутся группировками, которые формируются из различных сил и средств, в которых недостатки одних перекрываются преимуществом других — и в воде, и над водой, и в воздухе. Самое ценное — это соединение всего это.
Поэтому создаются эскадры, флотилии, группировки для проведения морских и других операций на море и в океане.
К сожалению у нас пока такая тенденция отсутствует. Одиночными кораблями, одиночными образцами оружия господства на море не завоюешь.
Группировки разнородных сил должны создаваться еще в мирное время. И за это должен отвечать Главнокомандующий Военно-морским флотом — отдельным видом Вооруженных сил.
А у нас сейчас, по сути дел, весь Военно-морской флот «без отца и без матери». Главком ВМФ сам по себе, командующие флотов и флотилий — сами по себе, флоты — сами по себе.
Надо вернуться к прежней структуре управления, чтобы Главком ВМФ России был заказывающим, строил, принимал, развивал и совершенствовал Военно-морской флот в противовес определенным силам, определенным угрозам.
Ну и, конечно, не мы виноваты, но так сложилось, что географическое положение нашей страны работает не в пользу России. Все выходы в океан под контролем НАТО и их союзников. Балтийский и Черноморский флот могут выйти в океан только через систему проливов, Северный флот выходит через Нордкап-Медвежий и Фареро-Исландский противолодочные рубежи НАТО. Развертывание всех подводных лодок — под контролем. Тихоокеанский флот под контролем — Лаперузы и все остальное.
Единственное место, которое имеет свободный выход в океан, — это Камчатка. Но, к сожалению, туда даже танки не доедут.
И вот как содержать авианосный флот, атомный флот, чтобы он эффективно действовал, и должен решать мозг главнокомандующего — штаба ВМФ, мозг Генштаба, мозг верховного главнокомандующего, чтобы думать, как противостоять этому не самому удачному географическому положению нашей страны относительно морских проходов.
Так что должно быть сочетание — количество, качество и, конечно, умение.
— То есть, вы считаете, что нынешнюю систему управления флотом нужно поменять?
— Ну не то, чтобы поменять, но хотя бы вернуть к прежнему виду. Главнокомандующий ВМФ должен стать во главе ВМФ и отвечать за все, что в нем происходит — за строительство, за эксплуатацию, за применение и за планирование.
— А с точки зрения «железа», у нас все движется в нужную сторону или тоже нужны корректировки?
— Тоже не совсем гладко дело идет. Нужно обратить внимание на повышение малозаметности кораблей, в первую очередь на шумность подводных лодок и радиолокационную невидимость надводных кораблей. Здесь есть, конечно, прогресс, но непонятно, хватит ли у нас ресурсов, чтобы продолжать двигаться в этом направлении.
Единственный наш авианосец находится на Севере. Ни одна страна мир не загоняет авианосцы в такие тяжелейшие климатические условия. А он, кстати, строился для южного моря.
— А нам вообще нужны авианосцы?
— Я считаю, нужны. У американцев 11 штук. Атомных. На каждом авианосце по 95 самолетов.
— Но ведь недавний опыт показал, что мы можем тем же «Калибром» уничтожить практически любую цель.
— «Калибры» — это дозвуковые ракеты. Они сбиваются, так же как «Томагавки» и «Гарпуны», легко и просто.
Над морем и океаном нам не хватает авиации, чтобы обеспечить господство. И любой американский авианосец за считанные сутки в любую точку мирового океана и суши может дойти и наделать там «шороху». Причем, сам он обеспечен безопасностью, потому что он один не ходит, а ходит в составе ударной авиационной группировки. И глубина его обороны — 1,5 тыс. км.
А наши пуски противокорабельных ракет лежат в пределах 500 км, а если в залповом варианте — то еще меньше. Ну и вот пожалуйста — наша зона поражения находится в его зоне эффективной обороны. Попробуй эффективно бороться с ним в таких условиях.
«Посейдон» — это вообще ерунда»
— А как вы оцениваете развитие подводного флота?
— Основная цель — уменьшить заметность наших подводных лодок. Не так, как раньше, когда подводные лодки называли «ревущими коровами», которые шумели на пол-океана и их можно было засекать не вставая с места.
Оружие у нас достаточно дальнобойное, достаточно эффективное — что торпедное, что ракетное, что крылатые ракеты, что баллистические.
Надо, конечно, работать над увеличением дальности крылатых ракет. Причем, если все это дело работало в сверхзвуковом варианте, то было бы вообще изумительно.
— А беспилотники типа «Посейдона»?
— Ну это вообще ерунда. Я еще лейтенантом помню, у нас был такой «посейдон» — подводная лодка, которой задавали программу, она погружалась, ходила, а мы по ней отрабатывали гидроакустику. А это было 50 лет назад.
Хорошо, что «Посейдон» существует. Но чтобы его применить, нужно пройти океан, приблизиться к берегам враждебного государства, или войти в авиационно-ударное соединение с радиусом защиты 1,5 тыс. километров.
«Посейдон» — носитель ядерного оружия. А это совсем другая картина его применения. За секунду его не применишь. За минуту тоже. Для того, чтобы преодолеть океан надо от 7 до 15 суток. За это время Земля прекратит свое существование.
— А если он будет в автономном плавании у берегов США?
— Кем надо быть, чтобы отправить его в автономное плавание с ядерным оружием на борту без человека, не зная о нем и его состоянии? Это же не идеальное оружие. Идеального оружия ни у кого нет. Это не столько рискованная история, сколько пахнет совершенно другим.
— По поводу сроков подготовки моряков — насколько хватает для этого года, который сейчас длится срочная служба?
— Я и тогда и сейчас был против перехода на год службы, и не только на флоте, но и во всех войсках. Даже если призыв длится полтора года — это три полупризыва. Если у меня, как у командира воинской части, меняется 30% личного состава, я уже не боеготовая часть. Или корабль. А сейчас мы меняем 50/50.
Некоторые уповают на контракт. Но говоря про контрактников, нужно, все-таки, не забывать, кто победил во Второй Мировой войне — мобилизационный ресурс, который был готов и готовился в мирное время.
Война — это такая зараза, которая еще и убивает людей. И мы несем потери. Мы потеряли почти 27 млн. Это была массовая война.
Я не уверен, что за год можно сделать человека нормальным бойцом. На флоте это еще критичнее. Там работает экипаж, у каждого все расписано по корабельному расписанию — по боевой тревоге, по любому другому сигналу, каждый человек на счету. Плюс еще в походе есть сменность несения вахты, система управления, работать все время двигатели. Идет движение, динамика. Поэтому, я склоняюсь к тому, что мы поторопились перейти на год срочной службы ради политической конъюнктуры.