Военное вмешательство России в 2015 году в гражданскую войну в Сирии застало многих врасплох и поставило вопрос о возможности подобных действий Москвы в других конфликтах за пределами постсоветской Евразии. Американская некоммерческая организация RAND (организация внесена в перечень нежелательных иностранных НПО) оценила, где и при каких условиях Москва могла бы вмешаться снова, анализируя факторы, которые определяют принятие Россией решений о вмешательстве.
В дополнение к операции в Сирии, начавшейся в 2015 году в Сирии, авторы доклада RAND рассматривают еще три направления менее масштабного вмешательства Москвы в вооруженные конфликты за пределами границ России: в Ливии, Афганистане, Йемене.
Анализ RAND показывает, что решение Москвы о военной операции в Сирии в 2015 году стало результатом необычайного слияния политических драйверов и военных условий.
Этот набор обстоятельств, по мнению RAND, вряд ли будет воспроизведен в каком-либо другом месте. Действительно, движущие силы для вооруженного вмешательства в масштабе, сопоставимом с действиями Москвы в 2015 году в Сирии, отсутствуют в любой из трех других стран.
Три политических обстоятельства становятся основными факторами принятия подобного решения: ощущение, что неблагоприятный военный исход — крах режима президента Башара Асада — неизбежен, и что его можно предотвратить путем военного вмешательства; и вера в то, что этот результат будет иметь серьезные последствия для безопасности; и мнение, что альтернативные средства (например, дипломатия) окажутся в этом случае бесполезными.
Несколько благоприятных военных факторов, характерных для Сирии, являлись необходимыми предварительными условиями для военной операции в Сирии: доступ по воздуху на театр военных действий, разрешение на использование портов и авиабаз и присутствие союзников на земле.
Россия вряд ли будет вмешиваться в масштабах, сравнимых с действиями 2015 года в Сирии в любой из трех других стран, рассмотренных в докладе – Ливии, Йемена и Афганистана, считают авторы доклада RAND. Драйверы для такой акции в настоящее время отсутствуют.
Ливия: компромисс со всеми
Россия начала играть более активную роль в гражданской войне в Ливии в 2015 году, когда ее участие, по оценке RAND, достигло уровня вмешательства среднего масштаба.
Москва начала взаимодействовать с двумя наиболее влиятельными группировками на местах: международно признанным правительством национального единства Ливии (GNA) во главе с премьер-министром Файезом аль-Серраджем, и Ливийской национальной армией, возглавляемой Халифой Хафтаром и поддерживаемой Палатой представителей Ливии (HOR), базирующейся в городе Тобрук на востоке страны.
Первоначально многие наблюдатели пришли к выводу, что Кремль делает ставку на фельдмаршала Хафтара, который контролировал больше территории Ливии, чем его соперники. Халифа Хафтар дважды посещал Москву, начиная с 2016 года, а также поднялся на борт единственного российского авианосца, когда тот находился у берегов Ливии.
Сообщения СМИ свидетельствуют, что Россия предоставила вооруженным силам Хафтара оружие и напечатала валюту для его администрации.
Президент HOR заявил, что его правительство запросило российскую военную помощь в обучении личного состава и ремонте вооружения и военной техники. Один российский частный военный подрядчик утверждает, что якобы имеет договоренность об обеспечении безопасности на территории, контролируемой Хафтаром.
В октябре 2018 года в СМИ появилась информация, что Россия развернула подразделения спецназа на территории Ливии для поддержки Хафтара. Российские военнослужащие якобы были размещены в небольшом числе на египетской стороне границы между Египтом и Ливией для оказания помощи войскам Хафтара. Российские силы специальных операций и беспилотные летательные аппараты были замечены в Сиди Баррани, примерно в 60 милях от границы, отмечается в докладе RAND.
В ноябре 2017 года российское правительство опубликовало проект текста двустороннего российско-египетского соглашения о взаимном использовании воздушного пространства и авиабаз, которое, как предполагали многие, было связано с совместными усилиями сторон по стабилизации обстановки в Ливии. Однако после публикации проекта дальнейших сообщений о статусе этого соглашения нет.
Но Россия не поставила все свои фишки на Хафтара. По свидетельствам российских официальных лиц, которые приводит RAND, «в Ливии мы не хотим присоединяться к какой-либо стороне конфликта».
Действительно, аль-Серрадж и другие члены GNA регулярно ездили в Россию и встречались с высокопоставленными российскими официальными лицами. Министр иностранных дел GNA дважды в мае 2018 года посещал Россию.
Российская нефтяная компания «Роснефть», контролируемая государством, также подписала контракты с государственной нефтяной фирмой, управляемой GNA.
Помимо GNA и Хафтара, Россия взаимодействовала и с другими заметными группировками в Ливии, в частности, как уже сказано выше, с группой, контролирующей город Мисурата.
Помимо Египта, Москва сотрудничает с ООН, Объединенными Арабскими Эмиратами, Францией и Италией для содействия политическому урегулированию в Ливии. Усиливающееся влияние России на этот конфликт вынудило ЕС во главе с Италией обратиться к Москве. В итоге у Парижа не было другого выбора, кроме как также пригласить Москву на свои встречи на высоком уровне, связанные с Ливией. В отличие от Сирии, Россия, похоже, стремится к компромиссному исходу конфликта, о разрешении которого договариваются под эгидой ООН.
В 2017 году вместе с ОАЭ Москва призвала Хафтара и Аль-Серраджа к своим первым переговорам за 16 месяцев противостояния.
Иными словами, Россия зарекомендовала себя как посредник в любом будущем ливийском политическом урегулировании. Вмешательство России в Ливию, по мнению RAND, принесло бесчисленное множество геополитических выгод для Москвы. В Кремле, похоже, прогнозировали все возможные выгоды, когда стали вмешиваться в ливийские дела.
По состоянию на 2018 год Москва была уже в центре всех возможных усилий по стабилизации обстановки в стране. Россия укрепила свои позиции в отношениях с такими региональными державами, как Египет и ОАЭ, а также с государствами-членами ЕС и НАТО — Францией и Италией. Фактически один из респондентов сказал, что политика России в отношении Ливии в основном «направлена на восстановление отношений с Францией и Италией».
Между тем, участие России в делах Ливии до сих пор носило относительно ограниченный характер. Взаимодействуя с многочисленными ливийскими группировками, Москва минимизировала риски для своих интересов, которые влечет за собой присоединение только к фельдмаршалу Хафтару.
Помимо помощи Хафтару, российские военные открыто не вмешивались в конфликт. Некоторые российские политики при этом заявили, что им «трудно было представить сирийскую операцию Воздушно-космических сил в Ливии», отмечается в докладе RAND.
Йемен: равноудаленно от всех
Вспышка гражданской войны в Йемене в том же 2015 году подтолкнула поддерживаемых Ираном повстанцев-хуситов выступить против ориентированного на Саудовскую Аравию правительства президента Йемена Абд-Раббу Мансура Хади и сторонников покойного президента Али Абдаллы Салеха.
Возникший вакуум власти позволил террористическим организациям «Аль-Каиде» (организация запрещена в России) и «Исламское государство» (обе запрещены в России) закрепиться в этом регионе.
Пока возглавляемая Саудовской Аравией коалиция продолжала в 2018 году наносить авиационные удары по террористам, хуситы сохраняли контроль над столицей Йемена — Саной. По мнению RAND, Россия старалась избегать безоговорочной поддержки любой из сторон. Москва приняла ряд делегаций, представляющих практически все фракции, присутствующие в Йемене.
В апреле 2015 года Россия не наложила вето на резолюцию 2216 СБ ООН, которая ввела запрет на экспорт оружия хуситам. После того как Абд-Раббу Мансур Хади был вынужден бежать из Йемена, Москва отозвала своего посла из столицы этого государства.
Однако в 2017 году Россия официально признала посла правительства Хади и, по сообщениям СМИ, напечатала валюту от его имени, отмечается в докладе RAND.
В то же время делегации хуситов посетили Москву, предлагая Кремлю разного рода экономические стимулы, чтобы побудить Россию признать их законным правительством. Однако Кремль ограничился на этом этапе отправкой гуманитарной помощи Сане.
Как отмечается в докладе RAND, опрошенные корпорацией эксперты считают, что российские чиновники, особенно в МИДе, не доверяют хуситам.
Россия лишь выразила «обеспокоенность» по поводу авиаударов возглавляемой Саудовской Аравией коалиции, в то же время она осудила ракетные удары хуситов по столице Саудовской Аравии — Эр-Рияду.
Тем не менее, Россия использовала свое право вето в Совете Безопасности ООН, чтобы заблокировать резолюцию, обвиняющую Иран в вооружении хуситов, и в то же время голосовала за сохранение эмбарго по поставкам им оружия.
Поэтому RAND характеризует участие России в Йемене как «мелкомасштабное», а ее позицию по отношению к местным игрокам как равноудаленную, без какой-либо значительной прямой поддержки, оказываемой какой-либо стороне, кроме диалога со всеми.
Афганистан: меньшее из зол
С 2015-2016 годов Россия играет все более активную роль в гражданской войне в Афганистане, в частности, за счет расширения связей с движением «Талибан» (организация запрещена в России).
Возникновение там ИГ с его видением глобального халифата сделало талибов с их акцентом на завоевание власти в Афганистане более привлекательным партнером для России.
Россия считает присутствие ИГ в Афганистане прямой угрозой собственной национальной безопасности.
Как сказал специальный посланник России по Афганистану Замир Кабулов: «ИГ значительно увеличила свои силы в Афганистане. По нашим оценкам, в этой группе уже 10 тыс. бойцов (по состоянию на декабрь 2017 года), и это число продолжает расти, отчасти благодаря боевикам, которые приобрели опыт боевых действий в Сирии и Ираке. Я хотел бы обратить ваше внимание на концентрацию бойцов ИГ на севере Афганистана. ИГ ясно заявила о цели распространения своего влияния за пределы Афганистана. Это представляет серьезную угрозу безопасности, прежде всего, для стран Центральной Азии и южных регионов России».
Эта угроза заставила Москву начать взаимодействовать с движением «Талибан», которое активно боролось с ИГ в Афганистане.
Кроме того, Москва хотела укрепить свое взаимодействие с движением, которое контролирует до 70% территории страны и, несомненно, будет играть важную роль в любом будущем политическом урегулировании в Афганистане.
В сообщениях СМИ со ссылками на источники талибов утверждается, что представители движения несколько раз «встречались с российскими официальными лицами на территории России и других странах».
Также RAND пишет о косвенных признаках поставок военно-технического имущества российского производства, таких как очки ночного видения, которые были обнаружены у боевиков Талибана. Однако в настоящий момент нет никаких общедоступных доказательств, подтверждающих, что именно Москва предоставила это оборудование талибам.
«Мы классифицируем вмешательство России в Афганистан как среднесрочное», — считают эксперты RAND. В основном усилия Кремля были ограничены дипломатией.
Но он оказал помощь афганским правительственным силам безопасности и, возможно, оказал некоторую военную помощь талибам.
В дополнение к противодействию угрозе ИГ и сохранению влияния на талибов, Москва может получить другие геополитические выгоды от своего участия в афганских делах. До сих пор российское вмешательство ставило Кремль в центр международных посреднических усилий.
Дипломатия на острие
Широкомасштабное российское военное вмешательство в Ливии, Йемене или Афганистане маловероятно в нынешних условиях, полагают в RAND. Чтобы это произошло, должен быть неизбежный неблагоприятный военный исход, который имел бы серьезные последствия для безопасности России и который мог бы быть предотвращен крупномасштабными военными действиями (например, ИГ на грани захвата контроля над северо-западными провинциями Афганистана).
Кроме того, Москва, вероятно, попробовала бы другие способы решения этой проблемы, включая дипломатию и более масштабное вмешательство среднего масштаба, прежде чем прибегнуть к этому шагу, отмечается в докладе RAND.
Для России было бы важно получить некоторую форму международной легитимации для крупномасштабного военного вмешательства, что представляется маловероятным в случае трех перечисленных выше стран.
Казалось бы, более активное участие России в делах Ливии или Афганистане было бы более вероятным, если бы Москва полностью поддержала одну из сторон. На момент написания доклада RAND такое развитие событий представлялось маловероятным.
Масштабное военное вмешательство России в конфликт в Сирии, начиная с 2015 года, была результатом чрезвычайных обстоятельств. Эти обстоятельства вряд ли могут материализоваться в контексте других рассматриваемых гражданских конфликтов.
«С одной стороны, доклад RAND представляет собой материал ярко выраженного прогнозного характера — типа «что будет, если». Вместе с тем ряд оценок военно-политической обстановки в регионах, безусловно, заслуживает внимания, и может быть использован в практической работе и некоторыми нашими ведомствами», — рассказал «Газете.Ru» бывший первый заместитель Главного оперативного управления Генерального штаба генерал-лейтенант Валерий Запаренко.