Противоракетный маневр президента Буша

15 лет назад США вышли из Договора по ПРО 1972 года

Радар Ракетной Позиции (MSR) программы Safeguard в Северной Дакоте Library of Congress
15 лет назад США объявили о своем одностороннем выходе из Договора по противоракетной обороне (ПРО), подписанного Москвой и Вашингтоном в 1972 году. Об уровне экспертной работы, которая привела к этому событию, рассказывает участвовавший в подготовке к переговорам в качестве эксперта военный обозреватель «Газеты.Ru» Михаил Ходаренок.

13 декабря 2001 года президент США Джордж Буш выступил с формальным уведомлением о своем выходе из Договора по ПРО. В соответствии со статьей 15 Договора, дата окончательного выхода США из этого соглашения наступила спустя шесть месяцев, 13 июня 2002 года.

Российское руководство сразу же заявило об ошибочности такого решения американской администрации. В России настаивали на сохранении этого важнейшего двустороннего документа, имевшего международное значение, и даже называли «краеугольным камнем стратегической стабильности и безопасности».

В США же неоднократно заявляли о своем намерении выйти из договора, который, по их мнению, «не отвечал реалиям сегодняшнего дня», и приступить к созданию системы национальной противоракетной обороны.

При этом абсолютно все эксперты в России и на Западе признают, что никакая ПРО не сможет защитить территорию обороняющейся стороны от первого массированного ядерного удара.

В СССР и США, когда подписывали Договор об ограничении ПРО и протокол к нему в 1974 году, руководствовались задачей защиты баз стратегических ядерных сил и центральных пунктов управления ими для гарантированного ответного удара по агрессору.

Как известно, договоры подписываются и соблюдаются при равенстве (паритете) возможностей сторон. С политическими и военными трупами никто никаких договоров никогда не подписывает. И тем более их не соблюдает. А наша страна в конце 1990-х годов представляла собой, на мой взгляд, откровенно жалкое зрелище.

Но возможность достижения компромисса по ПРО даже в тех условиях, в начале двухтысячных, по единодушным оценкам настоящих экспертов, все-таки была. Американцы хотели снять с себя ограничения, но были готовы идти на уступки и предлагать что-то взамен. Не надо было только рогом упираться в сохранение договора в неизменном виде.

Сколько копий сломано вокруг так называемой «ненаправленности» ПРО? А между тем система ПРО — это не пушка и не винтовка. Она никуда не направлена, а работает «вкруговую». И предназначена для обороны участка местности, на котором размещены важные объекты.

Сколько дипломатов разбило себе лбы с требованиями добиться от США «гарантии неприменения системы ПРО» против России? Теперь давайте до предела упростим ситуацию и попытаемся понять, какие в этом случае могут быть гарантии?

Для начала надо сразу сказать — США никому и никогда не дадут в этой сфере каких-либо гарантий. Просто представим себе, как над территорией Европы развернулось противоракетное сражение. Началась вооруженная борьба между НАТО и государствами Ближнего/Среднего/Дальнего Востока, обладающими ракетными технологиями и соответствующими вооружениями (когда такие будут в наличии — отдельный вопрос). Россия — не участник конфликта. Стало быть, нашей стране и никаких гарантий не надо.

Ведь не может же быть такой ситуации, когда в этом гипотетическом конфликте Запада и Востока над Европейским континентом откуда-то возникла стая российских ракет, пролетающая исключительно по своим делам.

И сбивать их американским/европейским системам ПРО нельзя в силу данных ранее обязательств.

Следующая ситуация. Россия — участник конфликта. Тогда какие могут быть гарантии? Непонятно. Как при таких исходных данных можно было добиться какого-то позитивного результата в переговорах по ПРО?

Но присмотритесь к любой конференции, заседанию, переговорам по вопросам ПРО. Кто там главные специалисты? Политологи, экономисты, юристы, психологи — кого только нет. Складывается впечатление, что в одном из отечественных вузов на проспекте Вернадского открылся противоракетный факультет и там созданы кафедры радиолокации, теории электромагнитного поля и техники сверхвысоких частот, радиоприемных и радиопередающих устройств, теории автоматического управления и регулирования, антенных устройств и распространения радиоволн.

Либо победило мнение, что людям, ведущим переговоры по ПРО, теорию и практику, относящуюся к вопросам противоракетной обороны, знать вовсе ни к чему. Они — «эффективные переговорщики», и этим все сказано.

В конце 1990-х я был командирован от Главного оперативного управления Генерального штаба на заседание такой рабочей группы для международных переговоров по вопросу пролонгации Договора по ПРО 1972 года. Состав рабочей группы откровенно удивил меня. Кроме меня, никто из присутствующих никогда и ни при каких обстоятельствах не имел никакого отношения к вопросам планирования, боевого применения и эксплуатации систем ПРО. Не было ни одного разработчика комплексов ПРО от промышленности.

Исключительно по неосторожности и, возможно, даже не от большого ума в первые минуты заседания рабочей группы я высказал сомнения, что люди, среди которых нет хотя бы инженера-ракетчика, способны что-то разрабатывать и предлагать.

Старший группы сказал, что если я немедленно не замолчу, то о моем дерзком и возмутительном поведении будет немедленно доложено начальнику Генерального штаба.

Один из политологов обиженно сказал мне: «Да я одиннадцать раундов переговоров по ПРО в Женеве выдержал!»

Я посчитал за лучшее не вступать в дальнейшие дебаты и пререкания, но про себя подумал: «Попробовал бы ты выдержать хотя бы один раунд переговоров по ПРО зимой в Сарышагане, на площадке №52. На пятом году существования полигона без центрального отопления. В Женеве-то любой дурак и 110 раундов высидит».

Именно в те минуты мне стало понятно, чем закончатся переговоры с США.

Другой пример — в середине 2000-х годов на всех уровнях усиленно и интенсивно обсуждалась тема — совместная эксплуатация Россией и США Габалинской РЛС в обмен на отказ от размещения элементов американской ПРО в Польше и Чехии. 7 июня 2007 года такое предложение было выдвинуто российской стороной во время саммита «большой восьмерки». В этом же году на заседании Совета Россия — НАТО российская делегация представила детали этого предложения.

Эта идея, конечно, не могла родиться в голове специалиста. Она могла возникнуть только в мозгах дипломатов, юристов и политологов.

Объясню почему. Предположим, стороны все-таки договорились о совместной эксплуатации Габалинской РЛС. Сразу возникает вопрос — как, в какой форме и куда передавать с нее данные другой стороне.

Не заберешься же на командно-измерительный центр и не начнешь махать флажками в сторону НАТО — примите информацию, передаю голосом.

С Габалы надо будет тянуть кабель длиной несколько тысяч километров. Или строить широкополосную радиорелейную линию с ретрансляторами через каждые несколько десятков километров (в силу кривизны земной поверхности). Предположим, такую линию в итоге построили бы, израсходовав при этом не меньше средств, чем на сооружение самой станции.

Теперь надо решать следующий вопрос: информация от Габалы будет передаваться в принятых в России стандартах, которые никак не сопрягаются с техникой НАТО.

Пришлось бы создавать какой-то комплекс сопряжения для преобразования информации к стандартам, принятым на Западе. И самое главное — никто же ведь и не поинтересовался, а нужна ли эта информация американцам и европейцам в принципе? А ведь не нужна, на самом деле.

У США есть своя система предупреждения о ракетно-ядерном ударе. Она имеет глобальный характер, несколько эшелонов и успешно решает свои задачи в любом уголке земли.

В итоге через некоторое время американцы все-таки деликатно заявили, что их технические и технологические стандарты не соответствуют стандартам, принятым в России.

Зачем же вокруг вопроса о совместной эксплуатации в середине 2000-х годов был поднят такой шум, если вопрос заведомо не имел положительного решения? В трясину этих обсуждений затянули даже первых лиц государства, а потом легко отказались от этой Габалы, когда Азербайджан заломил непомерно высокую цену за аренду станции.

Ведь политологи и юристы, видимо, даже не подозревали, что Габала или ей подобная станция — это всего лишь щупалец осьминога, а голова, глаза, головной мозг этого осьминога находятся в Солнечногорске. Что самостоятельным элементом любой системы ПРО является система передачи данных (СПД), технические требования к которой весьма высоки.

Всего одна микросекунда в радиолокации — 150 метров дальности. Для ПРО это уже весьма существенная цифра. Если бы политологи знали хотя бы малую часть всего этого, то не мололи бы чепухи о совместной эксплуатации Габалинской РЛС.

Но ведь дебатировали же, и долгими месяцами. Далекие от основ построения систем ПРО люди и обсуждали вопрос эксплуатации совместной с Западом системы противоракетной обороны.

Хотя с самого начала и неспециалисту ясно, что никакой совместной системы ПРО с Западом быть не может просто по определению. Всего лишь по одной простой причине: ПРО — это сгусток передовых технологий, самый что ни на есть передний край развития науки и техники, говоря пафосными словами. Никто никогда и ни при каких обстоятельствах этими самыми технологиями делиться с «партнерами» не будет, ибо это есть предательство национальных интересов.

А дипломаты заумно обсуждали вопрос, кому будет принадлежать кнопка «пуск». Хотя в современных автоматических системах ПРО нет никакой кнопки. В боевом режиме они функционируют без участия человека-оператора. По-другому нельзя, когда скорости сближения противоракеты и цели более семи километров в секунду.

В отечественной системе А-35М была даже команда, которая блокировала все тумблеры, кнопки и переключатели системы во время боевого цикла, чтобы исключить любое вмешательство человека в работу стрельбового комплекса в боевом режиме. Команду на пуск противоракеты дает только цифровой вычислительный комплекс.

В итоге весь договорный процесс в сфере контроля и сокращения вооружений, противоракетной обороны ни разу еще не дал нашей стране хоть какого-то малейшего позитивного результата.

Например, когда подписали и прочитали Договор об обычных вооруженных силах в Европе 1990 года, военные просто ужаснулись — как такой договор можно было подписывать в принципе? Оказывается, в ходе работы над документом в Париж посылали не специалистов, а в качестве поощрения нужных людей. Это были еще советские времена, когда зарубежная командировка приравнивалась к ордену. Поэтому за рубеж командировались не эксперты и специалисты, а разного рода сомнительная публика — до политработников включительно.

Остается надеяться, что к очередным предстоящим переговорам по Сирии с российской стороны дело не доверят подобным любителям загранкомандировок.

Биография:

Михаил Ходаренок/facebook.com

Михаил Михайлович Ходаренок — военный обозреватель «Газеты.Ru», полковник в отставке.
Окончил Минское высшее инженерное зенитное ракетное училище (1976),
Военную командную академию ПВО (1986).
Командир зенитного ракетного дивизиона С-75 (1980–1983).
Заместитель командира зенитного ракетного полка (1986–1988).
Старший офицер главного штаба Войск ПВО (1988–1992).
Офицер главного оперативного управления Генерального штаба (1992–2000).
Выпускник Военной академии Генерального штаба Вооруженных сил России (1998).
Обозреватель «Независимой газеты» (2000–2003), главный редактор газеты «Военно-промышленный курьер» (2010–2015).