Борис Ильин решился переехать в Беслан из Узбекистана незадолго до теракта. Его дочь, внук и внучка приехали к нему 13 августа, после этого Борис успел провести с ними лишь 17 дней. Все они погибли в спортзале.
— Моя внучка радовалась, что пойдет в первый класс на Кавказе, но не прошла тестирование. Пришлось давать директору определенную мзду, – начал рассказывать Борис, едва не срываясь на плач. Сам Борис в заложниках не был, но мог наблюдать некоторые события с непосредственной близости.
— Я видел, как со стороны школы шарахнули из гранатомета по бронетранспортеру, он аж подпрыгнул и дал задний ход.
Видел два танка, как они стреляли по школе, светло еще было, но не могу сказать, что это была разрушительная стрельба. Наверное, болванками стены пробивали. Кто всем этим руководил? – воскликнул в отчаянии Борис. — Был ли хоть план действий?
Своих внуков Борис похоронил сразу, а дочь не мог найти нигде.
— Я дал ее в розыск, потому что были свидетели, которые уверяли, что она осталась жива. Но через три месяца мне выдали ее останки, после ДНК-экспертизы.
— Я хочу спросить, у него хоть дети есть? Родители? — Ильин обратился к Кулаеву.
— Да, — тихо ответил Кулаев.
— Так как же вам надо было мозги промыть, чтобы вы такое натворили? – Кулаев молчал, опустив глаза.
— Мне его смерть не нужна, пусть живет и видит этот кошмар, — уже срываясь на крик произнес Борис и четко добавил, — все это бездарное руководство…
В этот момент напряжение в зале достигло предела, и нервы не выдержали у потерпевшей Риты Сидаковой. Она начала кричать со своего места:
— Мы ненавидим вас! Ненавидим эту прокуратуру! Ненавидим этих генералов в погонах! Посадите в эту клетку Андреева (экс-глава республиканского ФСБ. — «Газета.Ru»)!
— Перерыв! – вдруг объявил судья Агузаров.
— Мы ненавидим вас! – продолжала в истерике Сидакова, у которой в школе погибла единственная дочь.
После недолгого перерыва давать показания вышел Валерий Карлов, свидетель. Отец Валерия, Иван, работал в бесланской котельной. В момент захвата школы Иван постарался спрятать детей в котельной школы. Иван был убит одним из первых, тело 72-летнего старика боевики выбросили из окна школы в первые часы.
— За день до теракта отец сказал мне, «в первой школе черти ходят», — рассказал Валерий, — я не знаю, что он хотел сказать, но он так в своей жизни никогда не ругался.
Валерий вспоминает начало штурма так:
— Первый взрыв был глухой, наверное, что-то безоболочное взорвалось, но земля, наверное, во всем Беслане сотряслась.
Когда началось спасение заложников, Валерий бросился искать отца по больницам. В коридоре бесланской больницы Валерий стал свидетелем странной картины.
— Обессиленный, я сидел в коридоре, мимо меня проносили раненых. И тут мимо прошли двое мужчин в черной военной форме, которые вели под руки женщину, одетую до пят в черное платье. Женщина была причесана, выглядела нормально, на ней не было крови. Мужчины, которые ее вели, требовали для нее отдельной комнаты.
В отношении действий оперативного штаба по спасению заложников Валерий сказал, что, по его мнению, «штаба просто не было».
— Должностные лица три дня нам просто врали. Я помню, как выступал Дзасохов второго сентября, видел даже слезы на его глазах, я даже поверил ему, но чему только не поверишь, когда твои родственники в заложниках.
Кроме прямых очевидцев трагедии, на сегодняшнем заседании в качестве специалиста был допрошен доктор биологических наук, специалист в области молекулярной генетики Игорь Корниенко. Сотрудник Центра судебно-медицинской и криминальной экспертизы, находящегося в Ростове, Игорь являлся старшим группы по идентификации погибших заложников в Беслане. Терпеливо, в подробностях, используя множество научных терминов и объясняя их потерпевшим, Игорь рассказал, как проходила ДНК-экспертиза для опознания тел погибших.
По словам Корниенко, срок проведения генной экспертизы зависит от биологического материала. Если это кровь, то на это может уйти всего два дня, если это мягкие или костные ткани – две недели. Многие из потерпевших после теракта отказывались верить в достоверность того, что предоставленные им останки принадлежат их близким. На это Корниенко сказал:
— За все абсолютно данные я ручаюсь головой. Мой личный мобильный в те дни разрывался от звонков родственников. Мы шли навстречу им — проводили повторные экспертизы.
По окончании допроса Игоря Корниенко несколько женщин, потерявших в школе своих детей, встали, чтобы лично поблагодарить Корниенко за его работу.
Следующее заседание состоится в Верховном суде Северной Осетии 8 декабря.