В последний момент Петр Николаич Мамонов все изменил. Вместо того чтобы, как, скажем, Саша Васильев, соблюдать формат и сначала поговорить с публикой в жанре творческого вечера, потом антракт, потом спуститься в клуб и там уж поколбаситься, он устроил два, а то, может быть, и три часа напряженной беседы, прерывавшейся несколькими сеансами пения старых песен.
Народу по такому случаю собралось довольно много: зал Театра имени Гоголя на восемьсот человек был заполнен примерно наполовину. Петр Николаич был страшен. На нем были старомодные коротковатые джинсы, демонстрировавшие мутно-белую полоску между краем штанов и носками, майка со схематичным изображением человека перед телевизором и надписью Not Now и все остальное: щербатый рот, шрам от напильника, восточнославянские скулы и добрые-добрые маленькие глаза. Его было очень хорошо видно: он сидел рядом с большим куском марли, который был экраном: на него проецировалось в реальном времени изображение лица этого человека. Рядом с ним сидел Юрий Сапрыкин из «Афиши», похожий на Шурика из фильмов Гайдая, только брюнет. Он типа вел вечер, сортировал карточки с вопросами и оглашал некоторые из них.
Смешанные чувства испытывала публика к ведущему.
Сочувствие: попробуйте-ка повести Мамонова. Он ведь ни разу не поддался на сапрыкинские провокации и ни разу не ответил на вопрос так, как ведущий, надо полагать, ожидал. С другой стороны, завидно: приятно весь вечер сидеть рядом с гением. И страшно немножко.
Сначала Петр Николаич спел несколько песенок, предварительно несколько раз извинившись, что давненько не делал этого, и уж совсем давненько – в одиночку с гитаркой. Песенки были и правда старые, включая даже «Источник заразы». Потом Петр Николаич начал разговаривать, долго разгонялся и тренировался на междометиях: «Вам ведь не приходилось раньше выступать в Театре Гоголя?» — «Гоголя? Гоголя да…»
Очень хорошо поставленным голосом, так, словно это было отрепетировано и отредактировано, очень медленно он сказал:
«Я не очень это… я… далеко живу, я все время там молчу. Сижу там, молчу и жду денег».
Потом, правда, разговорился.
В какой-то момент охранники метеорами бегали по залу и заставляли благодарную публику выключать диктофоны: мало ли, расшифрует кто-нибудь Поучение р. Б. Петра, а кто авторские получит? А Петр Николаич, в сущности, ничего нового не сказал — ни по жизни, ни относительно своих убеждений.
«Энергию для концертов Бог дает, потому что он есть. Играть их все равно очень трудно, потому что надо быть до самой последней степени искренним, до невозможности, а после этого ходишь опустошенный, трясешься, три дня лежишь». «Нельзя доверять своему уму». А несколько позже афоризм еще лучше:
«Человек не слаб, человек болен».
Актеры любимые – Ален Делон, Марлон Брандо — те, кто умеет быть немного картонным, не то что наши – гиперактивные и с выражением. Лучше всего те, сквозь кого дует ветер. Иностранные исполнители все слабаки, не пьют, не ширяются, заботятся о здоровье и о бабках. Джаггер тот же – прямо культ из своего здоровья устроил. Грэхэм Нэш в каком-то интервью сказал, что провел «семь лет в дыму». Мхатовская пауза, хохот в зале.
«А тридцать семь не пробовал».
Много говорил об алкоголе и наркотиках. О церкви и зоне, которую вор в законе Папия построил под Одессой, чтобы перевоспитывать наркотов, и как он заставлял новичков нюхать у соседа: «Ты же кокаин нюхал». О товароведах, которые юному Пете не давали опохмелиться и грозили ломом по хребту, зато уж вечером наливали – воспитывали. О времени, которое, конечно, все ужасное, но раньше все же было хуже: за длинные волосы давали 15 суток, к приезду президента Ричарда Никсона сажали в дурку (если вдуматься, это дико смешно), а в «самый свободный золотой век» (Ю. Сапрыкин) за водкой приходилось стоять с ночи, что вообще дикость.
Он проявлял неуверенность, много раз оговаривался, что это только его мнение, что ему нечего проповедовать, что он сам ищет, «кто бы ему помочь»… И проповедовал.
Демонстрируя, разумеется, высочайший профессионализм. Есть такой жанр – Spoken Word, когда артист выходит на сцену, рассказывает байки, поучает. Немолодые рок-музыканты его очень любят. Жанр этот страшно популярный, а у нас представлен в основном Петросяном. Так вот, Мамонов – высочайший профессионал этого жанра. То, как он держит публику, как он соотносит веселые байки из жизни с нравоучениями, как он играет лицом, как переходит от выражения напряженно-внимательного безумия к хитрой бессмысленной физиономии – такое богатство мимки есть разве что у Гальцева, хотя выглядит он не так апокалиптически.
Самое страшное начинается, когда этот Мамонов поет новые песни, похожие одновременно на покойника Майка Науменко, старого Мамонова и старый же «Аукцыон». Тут уж точно сомнения развеиваются: это не актер актерыч в амплуа культового косноязычного безумца. Этот человек годами сидит в ужасной русской глуши где-то под Вереей и молчит. Что в это время творится с его головой, лучше даже не задумываться.
Творческие вечера в Tеатре Гоголя продолжаются. В следующий четверг выступит джазмен и клубовладелец Игорь Бутман. Спросите у него, приходилось ли ему прибегать к ритуалам вуду для того, чтобы привезти в Москву легендарных джазменов.