Цивилизация
Поздняя пьеса Уильямса похожа на стареющее лицо, обглоданное годами, пороками, неудовлетворенной похотью. Было лицо красивым — стало умным. До такой степени, что неловко смотреть лицу в глаза. Именно так выглядят оба героя... Особенно с утра в номере отеля.
Ей под шестьдесят, ему — под тридцать. Но Александра дель Лаго, Принцесса Космонополис, полузабытая легенда Голливуда (Марина Неелова), воскреснет, как Феникс. Сила дара и успеха омолодит ее. А у Чанса Уэйна (Юрий Колокольников), самого красивого юноши из городка средней руки, — дешевые биологические часы. Так, штамповка...
Уэйн приезжает в городок, где недавно похоронена на деньги церковной общины его мать, где его сверстники стали врачами, финансистами, членами Торговой палаты, где бродит, как тень, дочь мэра Хэвенли. Начинающий актер, бармен, массажист, мальчик на содержании у капризных стерв-яхтсменок, Чанс заразил Хэвенли какой-то гадостью, бросил, опустошил ей душу... В пьесе Уильямса американский городок 1950-х судит и отторгает героя. Жестко, праведно, поделом. Но у нас сыграть воинствующую правоту мидл-класса как-то не выходит. В этом, видимо, и состоит ноу-хау. И (или) свежесть интерпретации.
В «Пластилине» и «Терроризме» — спектаклях, составивших Кириллу Серебренникову театральное имя за неполных два сезона, очень сильный моральный посыл осуществлялся от противного. Реальный, понятный и лично знакомый залу и труппе ужас темпераментно воспроизводился на сцене. Катарсис доверялся зрителю — и сотрясал умы и рецензии. «Сладкоголосая птица» мягче по фактуре, но жестче по оценкам. И все-таки смог морального релятивизма разливается по спектаклю, возможно, вне воли актеров и режиссерского замысла. Отверженность Чанса, обглоданные мечты, попытка лестью и шантажом вырвать у Принцессы Космонополис «голливудский контракт» здесь жалки и постыдны не потому, что жалки и постыдны. А вроде как потому, что Чанс «попал». А все въехали. И свое срубили.
Но, видимо, большой талант есть сам по себе категория ценностная. Чанс Уэйн жалок на фоне великолепной жизненной силы Принцессы Космонополис. Героиня Нееловой измучена страхом перед провалом нового фильма, разрушительным хохотом близкой старости, наркотиками, самим присутствием Чанса, от ужаса подобранного на случайном пляже... Однако телефонный разговор с подругой-кинокритикессой все меняет. Фильм, с премьеры которого сбежало стареющее «священное чудовище», имел сокрушительный успех. Актриса воскресает.
Природная сила, отточенная временем и судьбой, отлично сыграна Мариной Нееловой во втором акте. Время не властно над актрисой Александрой дель Лаго: оно использовано и претворено ею. Что бы ни было дальше, осуществленного прошлого у этой женщины уже не отнять.
Часы — стержневой образ пьесы Уильямса и спектакля Серебренникова. Огромный деревянный циферблат с пронзительным сиянием городских лампионов или софитов по диаметру — центральный символ спектакля (художник-постановщик Николай Симонов). В часах открывается деревянная дверца, но механизм их не виден, за дверцей — пустота. Часы становятся освещенной эстрадой, киноэкраном, кафедрой, альковом в гостиничном номере, иллюминатором тонущего корабля. Кто-то водружает над сценическим городом гирлянду лампионов на черном кабеле, опутывает себя, гибнет и задыхается... Кто-то развешивает мокрые простыни среди спартанских стен декорации. Это — бог весть зачем — режиссер подкрепил текст Уильямса правкой Нины Садур. Вследствие чего действие перенесено из фешенебельного отеля в дом престарелых, часть реплик сокращена и дополнена лепетом старух-парок и записными книжками некоего отчаявшегося существа со склонностью к «черной драматургии». Но сама игра с тяжелыми, мокрыми простынями, освещенными сзади «огнями города средней руки», — отличный режиссерский этюд.
Вместе с «партией Нееловой» эти короткие, непредсказуемые пластические этюды Кирилла Серебренникова составляют лучшее в спектакле.
16 декабря, 19.00.
