Октябрьский бунт

3 октября у меня был выходной день, мы пошли с сыном погулять по Арбату. Вернулись домой около трех часов дня. Все, в общем-то, было довольно спокойно. Потом нам сообщили, что нельзя выходить на улицу — дом был оцеплен.

За неделю до этих событий у нас отключили городской телефон, так как его номер начинался с цифры «205», как и телефонные номера Белого дома. Обстановка была напряженная, мы не понимали, что происходит.

Вспоминая события конца сентября — начала октября 1993 года, как и тогда, чувствуешь в происходившем сюрреализм и опереточность. Будто главные действующие лица надеялись, что закроется занавес и можно будет стереть с рук клюквенный сок, которым изображали кровь. Вице-президент России Руцкой и председатель Верховного Совета Хасбулатов решили превратить парламент в неприступную крепость, осажденную политическим противником.

Бравый Руцкой — несколько дней де-юре президент России — регулярно проводил во дворе парламента торжественные смотры пестро одетых сторонников Верховного Совета. Пистолеты и «калаши» выдали только особо доверенным ополченцам, остальные маршировали безоружными.

Методы, которыми Ельцин пытался выкурить депутатов, — отключили сначала связь, потом отключили воду, потом отключили канализацию — были во всех смыслах дурнопахнущие.

Я приехал на станцию метро «Баррикадная». Москва тогда выглядела так, как будто снимался фантастический фильм. На автостраде — ни единой машины, ни человека. Светит солнышко, я иду посередине Садового кольца. В проулке вижу — за баррикадами вооруженные люди. Некоторые эти баррикады доделывали еще. Я иду, не понимая, что опасность была, что снайперы уже были расставлены на крышах.

По Садовому подхожу к Новому Арбату, где была тогда мэрия. И тут я слышу шум — очень внушительный шум. На меня с другой стороны Садового кольца быстро очень бежит толпа. Бегут, крушат все, автомобили переворачивают, витрины бьют, троллейбус пытались опрокинуть — покачали, не смогли, побежали дальше. Чувствую — раздавят сейчас. К этому развитию событий я был не готов. Булыжники летели рядом с головой.

У здания мэрии все было перекрыто поливальными машинами — встык, чтобы люди не могли пройти. Когда раздались первые выстрелы, полетели шумовые гранаты, едкий газ распыляли. Дышать было невозможно. Но многие восставшие запаслись марлевыми повязками и продолжали штурмовать машины эти. Довольно быстро их взяли, отогнали и побежали вперед дальше.

У балюстрады возле здания мэрии я задержался и вижу — впереди меня мужик падает. Я перевернул — у него ранение в живот серьезное, он умер у меня на глазах.

Послышался страшный шум и звон стекол. Очень страшное зрелище — повстанцы уже взяли вход в мэрию и разгромили его. На балкон стали выходить в большом количестве народные депутаты во главе с Руцким и Хасбулатовым. Они стали вещать. Я узнал, что взяли они и Белый дом, и теперь-де задача идти брать Кремль и «Останкино» — чтобы завладеть телевещанием.

К мэрии подъехали грузовики, и туда стали звать людей — чтобы ехать брать «Останкино». Я отказался, и хорошо — мы знаем, что там людей положили достаточно и много крови пролилось.

Говорят, в парке за Белым домом устраивали расстрелы защитников Верховного Совета — так это или не так, я не знаю. Я видел на Сухаревской площади огромные толпы агрессивно настроенных людей, идущих к проспекту Мира — они, верно, шли в сторону «Останкино». Они были вооружены стрелковым оружием и всяким дубьем, кольями. И было очень много агрессии в воздухе.

Вечерело быстро в октябре. Стемнело где-то в шесть, я бродил у Белого дома, и картина напоминала съемки фильма про революцию. Противотанковые ежи, колючая проволока, люди жгут костры и греются возле них. Привезли дров. Я даже видел людей в красноармейской форме с красными звездами и даже винтовками-трехлинейками!

Тут меня чуть не расстреляли. Меня останавливает патруль и говорит: «вы арестованы — вы по рации передаете нашу дислокацию Ельцину». И ведут меня во двор за Белым домом — говорят, мол, будем вас сейчас расстреливать.

Ну идем. Я пытаюсь доказать что-то — проверьте, вот журналистское удостоверение, что-то еще. Спас меня тогда депутат Сергей Бабурин, вышедший кстати из подъезда. Я к нему бросаюсь, кричу, спасите, расстреливают, я вас в лицо узнал! Он смотрит на патруль, на меня, говорит — совсем одурели, что ли? А там какие-то матросы Железняки — дали оружие и они любого готовы расстрелять. Ну отпустили...

В 1993 году мы жили в Останкино, на улице Академика Королева, а несколько подъездов соседнего дома, ближайшего к телецентру, занимали семьи депутатов Верховного Совета.

Я хорошо помню тот день, это было воскресенье. Около четырех часов дня мама пошла за хлебом, а вернувшись, рассказала нам забавную историю — в сторону телецентра едут автобусы с людьми в масках. При этом я помню, что каких-то опасений у родителей этот вояж не вызвал.

Стрельба началась, когда стало темнеть.

3 октября сторонники Руцкого и Хасбулатова прорвали кольцо оцепления и на грузовиках отправились штурмовать «Останкино». У телецентра их уже ждали в засаде бронетранспортеры.

Когда сторонники Руцкого и Хасбулатова начали грузовиком таранить вход «Останкино», разгорелась нешуточная перестрелка из автоматов и пулеметов. Дом № 8 на улице Академика Королева, где жили в служебных квартирах многие депутаты, стоял тогда ближайшим к телецентру.

Пули в тот вечер и ночью не раз попадали в стены. Лучшее, что мог сделать в тот момент я, так это обеспечить безопасность семьям своих коллег-депутатов. В соседнем доме, прикрытом нашим домом от стрельбы, в квартире наших друзей получился своеобразный Ноев ковчег — несколько жен депутатов Верховного Совета с детьми пережидали эту ночь, прятались от пуль.

Нам позвонила мамина подруга, жена тогдашнего депутата и члена Верховного Совета. Она была напугана, их дом был первым от телецентра, жильцам казалось, что пули попадают прямо в стены. Потом начали звонить и другие знакомые из дома напротив — жены депутатов, которые работали в нашей школе учителями, коллеги моей мамы. Им было страшно — мужья рванули в Белый дом, милиционеры, охранявшие подъезд, разбежались, а то, что несколько подъездов 22-этажного дома занимают семьи депутатов, вряд ли было секретом для их противников.

Было принято решение эвакуироваться к нам. В результате у нас в квартире, помимо меня, сестры, мамы и папы, оказались жены и дети депутатов — в общей сложности 17 человек, из них 11 детей! Наши соседи по этажу отказались размещать людей у себя, побоялись неких «политических последствий».

Нам, детям, было не страшно, а даже весело и интересно наблюдать за происходящим. За окном летали красные трассирующие пули, на крыше нашего дома был установлен пулемет и засели снайперы. Спать укладывались на полу, помню, что маленький сын соседей-депутатов, глядя на пролетающие пули, завороженно лепетал: «Какая кисата, какая кисата!» Я, честно говоря, тоже была довольна таким приключением.

Страшно нам стало на следующий день. Танк стрелял по Белому дому, женщины, чьи мужья были в здании парламента, бегали от телевизора к радио, начались слезы. Их настроение передалось детям, они считали окошки Белого дома, пытаясь понять по телевизионным кадрам, попали ли снаряды в кабинеты их пап.

Кто-то из депутатов смог дозвониться нам и попрощался с семьей, после этого грустно стало всем. Женщины стали накручивать друг друга, начались истерики.

Тем временем обстановка в Останкино нормализовалась, стрельба прекратилась.

После захвата ополченцами 3 октября здания мэрии и попытки прорваться в студию телецентра «Останкино» у Ельцина оказались развязаны руки для силового выхода из политического кризиса. Военная сила была в руках Ельцина, а он был готов удержать власть любой ценой.

Утром я поехал обратно к Белому дому, но там уже стояло оцепление из военных. Зеваки толпились возле грузовиков, без пропуска никого не пускали.

Пошли первые танки, и народ начали оттеснять, щитами стали давить. В итоге всех отогнали на угол Нового Арбата и Садового.

Меня поразила беспечность москвичей — рядом с ними пули чиркали, стреляли снайперы. Рикошеты были от мостовой. Две мамаши с колясками стояли на газоне у Садового и мирно болтали, смеялись — а мимо них пули летели. Мужика одного на моих глазах ранило такой шальной пулей, его увезли на «скорой».

Раздался грохот — танки начали стрелять по Белому дому. Бить старались по 6-7 этажам, где были руководители восстания. Помню, барражировали два вертолета — они летали еще от Белого дома к Садовому и назад. И я увидел, как один из вертолетов выпустил по зданию две ракеты.