В книге знатока языка и быта блатного мира Александра Сидорова любовь к «муркам» самая искренняя, а критерий ценности текста и мотива один: нет такого русского, который это хоть раз бы не спел. Пусть даже без слуха, голоса и хором. По этому признаку и подобрались в один том исследований хулиганская и недостойная честного вора «Мурка», профессионально воровская «Гоп со смыком», жалостливый «Цыпленок жареный» и разухабистый романс про «Шарабан мой, американку».
Филолог легко отдает «Песнь…» историку, умолчав о качестве рифм и слов. Историк пасует перед бытописателем.
В долговечности приблатненных куплетов прозревается торжество по-детски непорочного материально-телесного низа и карнавальной культуры протеста. Все вместе складывается в историю российско-советского Общества любви к блатной песне длиною дольше века. История взаимоприкладная не более, чем любая другая составленная из примет времени и вневременных примет. Например, история штанов, транспорта или кофе с чаем.
Трансформации песен и отношения к ним во времени Сидоров не касается. В книге вообще очень мало причин и размышлений не в пример фактам. Они срываются вдруг и по самому ничтожному поводу: двух слов в куплете или вопроса автора к себе, публике, тексту достаточно.
Например, был ли у Мурки прототип?
И если двух возможных дам с этим именем в истории советских блатных без натяжки не сыскать, то сродственных им Марусек и Машек хватит на целый мыльный сериал. Всплывает коварная двурушница, одесская жестокая и подлая Дора Явлинская. За ней каторжанка, беглянка, террористка, взрывавшая Ленина с Троцким и Деникина заодно и расстрелянная в конце концов, белыми Мария Никифорова. Вспоминается и сотрудница ленинградского угро Мария Евдокимова, внедренная в бандитское гнездо «Бристоля» в двадцатые… И то, что Мурка была в кожаной тужурке, тянет за собой целую историю чекистских кожанок, с тем чтобы перейти к пародийным вариациям по мотивам приключений героев-челюскинцев с ерническими куплетами, как отзыв на доставшую всех пропаганду:
Шмидт сидит на льдине, словно на малине,
И качает сивой бородой.
Если бы не Мишка, Мишка Водопьянов,
Припухать на льдине нам с тобой!
Есть повод поговорить о перетекании вольного духа блатняка в сатирическое неподконтрольное народное творчество, за участие в исполнении которого люди получали реальные срока.
«Песнь о Мурке» — исследование полновесное, со всеми научными приметами — поиском возможных авторов, с историей и географией, где на звание родины Мурки или дерибасовской пивной претендуют территории от Амура до Ростова, Питера и Одессы. Но все это как бы между прочим, без перебора в ненавязчивом подрагивании ностальгических струн.
Книга Сидорова — она для тех и о тех, кто слушал и пел «мурок» с «шарабном-американкой» в детсаду, дворе, школе и на кухне в шестидесятые-восьмидесятые.
Помимо театрализации исполнения по ходу куплетов исполнитель-слушатель представлял себя и слегка блатным, и слегка героем жестокого романса — песенки содержали некую скрытую правду об истории двадцатых, тридцатых, сороковых. А потом они пережили и выжили из себя реалии, на которых создавались. И вот теперь открываются подробности и детали, представляющие любимый легкомысленный шедевр в ином свете заодно со временем, его создавшим.
Критерий общеизвестности при подборе для исследования столь разножанровых творений гарантирует интерес и некоторое разочарование от недосказанности, недовыбранности темы. В сущности, масштаб событий и потрясений, возникающих в этих заметках, предмету мало соответствует. И сколь ни были бы любопытны подробности о том, что девушка с шарабана-американки и в самом деле бежала из Самары, и звали ее Маша Глебова, и была она любовницей атамана Семенова, а позже замужней и многодетной дамой в городе Париже, никак они не помогут желающему получить ответ на вопрос, почему все же эти куплеты оказались реально столь живучи в столь разных и не похожих друг на друга поколениях в России и за ее пределами.
Исследованием по поводу Сидоров на самом деле задвигает сам повод.
Предмет исчезает в толкованиях обстоятельств появления. Известность всем, собравшая под обложку слабые стихи, связанные шаблонной мелодией, — единственный ответ на все вопросы без ответа. Как это возможно, чтоб такая мелочь вмещала в себя такую глубину и разнообразие восприятия от звериной эмигрантской тоски в исполнении Дианы Верни до подмеченной автором мелодраматической театральщины пятидесятых, глумливого подтрунивания над болливудской серьезностью блатных страстей в студенчестве восьмидесятых и ресторанного декаданса нулевых.
Подобные вопросы что к песням, что к книге Сидорова — чистейшее занудство. И пусть зануда канает отсюда, а то мы ему пасть порвем и рога поотшибаем. Читать эти истории следует, как слушать и петь то, о чем они написаны. Хором, с восторгом, театральной слезой и лучше б даже вполпьяна…
Александр Сидоров. «Песнь о моей Мурке». М.: ПРОЗАиК, 2010.