Цивилизация
В эту борьбу включились сегодня практически все крупные финансово-промышленные группы федерального и регионального уровней. Ведь владение генерацией электроэнергии — прямой путь к сокращению издержек. О проблемах нынешнего этапа реформы и возможных последствиях тех или иных решений, о том, как не допустить монополизации региональных рынков накануне сегодняшнего совета директоров РАО, наш корреспондент Евгений Натаров беседует с одним из разработчиков концепции реформирования энергетики экспертом-консультантом СИ-ЭМ-ЭС Камерон МакКенна Джеком Нюшлоссом.
Джек, в чем, по-вашему, ключевой момент текущего этапа реформы, где вы ждете и где видите самые большие проблемы?
Думаю, что проблемы, скорее всего, будут с так называемыми «территориальными генерирующими компаниями». Там, как мне кажется, возможен некий пересмотр стратегии. Ситуация с объединением ряда ТЭЦ намного сложнее, чем это кажется на первый взгляд. Во-первых, они принадлежат различным энергосистемам. Кроме того, они производят и тепло, и электричество. Я предполагаю, что прилагаются усилия создать специальное законодательство в отношении теплоснабжения. Этот вопрос практически не был затронут в пакете законов, который был принят в прошлом году. А проблемы теплоснабжения достаточно сложны и многогранны.
Проблема именно в том, чтобы создать из нескольких ТЭЦ, принадлежащих разным энергосистемам, одну компанию. Добавьте к этому сложности с теплоснабжением и ценообразованием на тепло. Все это сделает вопрос очень непростым.
Одна из причин, по которой существуют сложности с базовым вариантом реформирования АО-Энерго, заключается в том, что все 70 с лишним энергосистем разные - в разной местности, с разной региональной элитой, с разными условиями, активами и соседями. Причесать всех под одну гребенку не просто. С другой стороны, если в огромном холдинге, с большим количеством дочерних структур, вы позволяете каждой из них делать что-то свое, то это приводит к невообразимому хаосу. В конечном итоге рациональное зерно, которое заложено в систему, пропадает. Каждый регион пытается сделать по-своему, чтобы удовлетворить и свою элиту, и РАО.
Насколько актуальна опасность создания локальных монополий на базе активов, приобретенных различными промышленно-финансовыми группами, например - производителями алюминия?
Интерес производителей алюминия состоит в том, чтобы владеть генерирующими мощностями и некоторым образом обезопасить себя от роста цен. Это вполне разумная и легитимная коммерческая стратегия. Устройство рынка, по крайней мере - переходного периода, таково, что если потребитель и генератор находятся на расстоянии не более 80 километров друг от друга, то они вправе заключать двусторонние договоры по цене, о которой они договорились, и эта цена может оставаться конфиденциальной. Было более-менее просчитано, что на таком расстоянии в результате такого договора не должно возникать сетевых перегрузок. Поэтому такой договор не наносит ущерба другим участникам рынка.
Я всей душой приветствую ситуацию, в которой частный сектор владеет генерирующими мощностями. Для меня вопрос заключается в том, по какой цене эти активы приобретаются частным сектором. Если они продаются по цене, рассчитанной на основе тех регулируемых государством доходов, которые гидростанции получают на сегодняшний день, то я склонен думать, что это принижает их экономическую ценность.
Желание производителей алюминия приобрести эти станции рационально. Также рационально, с точки зрения нынешних владельцев, дожно быть стремление получить за эти активы достойную цену.
В России нет универсальности в отношении владения ГЭС, т.е. не все они принадлежат РАО ЕЭС. В соответствии с законом и намерениями правительства федеральные ГЭС, которые находятся во владении РАО ЕЭС, останутся в руках государства, а судьба тех, в которых РАО не мажоритарный акционер, не ясна. Есть целый ряд стран, которые перешли на рыночную энергетику и где в то же время ГЭС по разным причинам продолжают оставаться государственными, в то время как тепловые электростанции продаются. Пример тому - Соединенные Штаты, где есть много каскадов гидростанций, которые принадлежат государственным структурам. Они были построены в 1930-е годы и до сегодняшнего дня остаются государственными, и у них есть долгосрочные соглашения с разного рода государственными потребителями на поставку электроэнергии по льготным ценам, а также льготные контракты с производителями алюминия. Несмотря на наличие рынков, эти контракты не расторгаются.
Реформа энергетики представлялась локомотивом либеральных преобразований в хозяйстве. Можно ли говорить, что реформирование энергетики уже начинает влиять или скоро начнет влиять на формирование новых стимулов для промышленности?
Я думаю, что мы пока далеки от изменений структуры промышленности вследствие реформы энергетики, да и сама реформа эта только разворачивается. Хотя если вы обратите внимания на консолидацию в электромашиностроительной промышленности, на то, что происходит в «Интерросе», где создается очень мощный холдинг... Я думаю, что этот мощный комплекс предприятий готовится к тому, что много денег будет вкладываться в новые генерирующие мощности. Это, наверное, и является основной предпосылкой для всей этой интеграции.
В ходе работы комиссии Кресса разные институты делали эконометрические расчеты того, как отразится, например, на валовом продукте увеличение цен. И некоторые расчеты как раз говорили о том, что увеличение валового продукта возможно за счет того, что более высокие цены на электричество приведут к увеличению инвестиций в оборудование. А это значит - и новая сталь, и новая медь, и новый алюминий, новые турбины, трансформаторы и т.д. И эта тенденция расширенного воспроизводства в электроэнергетике превзойдет то снижение валового продукта, которое будет вызвано тем, что из-за возросшей цены некоторые энергоемкие производства могут оказаться нерентабельными.
Я много раз слышал, что страна хочет слезть с нефтяной иглы и что мы хотим стать другой экономикой, которая не только продает сырьевые ресурсы или электричество в виде алюминия. Картина тут должна быть реалистичной. Быть массивным поставщиком вооружений? Это возможно. Или что-то еще? Что Россия могла бы производить как на внутренний рынок, так и на внешний и быть конкурентоспособной, учитывая те положительные и отрицательные предпосылки, которые существуют.
Мы могли бы производить силовые машины, совершенно неплохие турбины, причем как большие, так и маленькие.
Подчеркиваю, что речь идет об отраслях с высокой прибавочной стоимостью. Я не говорю о сталелитейной промышленности. Все-таки это индустрия даже не полуфабрикатов.
Я не думаю, что Россия конкурентоспособна в электронике. Я не убежден, что мы можем конкурировать в машиностроении. Мы, безусловно, не можем конкурировать в автомобилестроении. Может быть, мы могли бы неплохо выглядеть в судостроении. Я не знаю. Надо задать вопрос о том, какую структуру российской промышленности мы хотели бы видеть, чтобы страна была в лучшем положении, чем она находится сегодня. Здорово, когда можно продавать нефть и газ, но нужно еще что-нибудь в дополнение к этому. Если по какой-то причине цена на эти два вида топлива падает, экономика попадает под угрозу.
Когда вы говорите о том, какие положительные изменения могут произойти в результате реформы, я спрашиваю вас, а какие изменения вы хотели бы видеть?
Меня в первую очередь интересует, чтобы сейчас и всегда электроэнергия бесперебойно доставлялась потребителю. Понятно, что отношение к такому энергоносителю как электричество у людей меняется, когда они понимают, что это товар, который надо стараться купить подешевле, и продать подороже, как любой другой товар, и что к нему надо относиться бережно. Подспудно это влечет за собой и другие изменения в ментальности.
Насколько, по-вашему, оправданы опасения относительно того, что усиление влияния политических факторов в бизнесе, политического монополизма, так сказать, увеличивает шансы на создание локальных монополий?
Я думаю, что такая опасность всегда есть. Во многом возможность препятствовать региональной монополизации связана с политикой, а политика, как говорят, это - искусство возможного. До сегодняшнего дня удавалось сдерживать такие тенденции и договариваться. После очень серьезных дебатов удалось найти компромисс с правительством Москвы. Такие компромиссы были найдены и во многих других регионах.
Но ответа на вопрос, будут ли достигнутые договоренности выполняться, я не знаю.
~ Предполагаю, что некий элемент шатания есть. То, что будут проблемы с «Иркутскэнерго» и что там будет не просто? Там никогда не было просто. Оно всегда делало то, что его хозяева хотели.
Я не думаю, что будут непреодолимые проблемы с созданием сетевых компаний и последующим объединением магистральных сетей в так называемые ММСК (Межрегиональные магистральные сетевые компании). Простым этот процесс не будет, но я думаю, он пойдет. Но вот в ситуации с территориальными генерирующими компаниями, я затрудняюсь сказать, что там будет.
Ведь, если вы обратили внимание, начиная с прошлого года, существенно изменился состав акционеров РАО ЕЭС.
И известно, кто зачастую выступает в качестве оппозиционных членов совета директоров. Бывает, что это серьезно влияет на решения, чего раньше было значительно меньше. Когда господин Кудрявый сидел в совете директоров, то он зачастую выступал как оппозиция, но все же он несерьезный человек, несмотря на то, кем он себя выставляет. Здесь же налицо серьезные коммерческие структуры, с которыми приходится считаться. Понятно, что процесс принятия решений существенно изменился по сравнению с тем, что было, скажем, в прошлом году.
Интервью взял Евгений Натаров
