Не верь, не бойся, не проси

Поупу закатали двадцать лет. Рука сама тянется прибавить: «и пять по рогам», но не будем опережать события. Ежели так пойдет и дальше, то ведь будет же и пересмотр дела с обязательным увеличением срока. И повторная посадка.

Глупо говорить, десять раз уже говорили, что шпионские дела в современной России стряпаются пачками, как в России сталинской. Никакой разницы. Не было у нас шпионов, и вдруг все стали шпионы. И тот, который с японцами. И тот, который с корейцами. И ведь, небось, уже опять на Лубянке работают ночами. Или пока еще нет, гражданин следователь?

Но беда не в этом. Беда в том, что новое поколение, выросшее в ельцинскую эпоху, и думать не думало, что ему придется сидеть. А сидеть придется. Мой дедушка, царствие ему небесное, до глубокой старости каждую ночь прислушивался к шагам на лестнице. Каждую ночь ждал ареста. И у него был собран заранее тюремный сидорок. И он знал, как вести себя во время ареста, во время следствия, в тюрьме, в зоне. И мои родители это знают. И я, когда мне исполнилось лет четырнадцать, проштудировал «Архипелаг ГУЛАГ» и «Жить не по лжи» с весьма прагматической целью – просто, чтоб знать, как себя вести, когда сажают.

А новое поколение уже читает компьютер. Тешится иллюзией безграничной интернетной свободы. Опомнитесь, ребята! По одному кивку с Лубянки отключат всех ваших провайдеров за два часа. И снова потянутся по пересыльным тюрьмам бесконечные этапы. И снова опустится железный занавес. И поскольку каждого из моих читателей ждет теперь арест, я хотел бы дать несколько практических советов.

Солженицын пишет, что если вас арестовывают на улице или в общественном месте, то надо кричать и брыкаться, всячески привлекать к себе внимание. Во-первых, были случаи, когда крикунов оставляли в покое, а во-вторых, не будет потом так обидно, что сам, как телок бессловесный, залез в «черную марусю». Если вас пришли арестовывать домой, то не открывайте дверь. Дверь, конечно, взломают, но пока ее ломают, вы бегите в комнату и жгите все бумаги. От этого, может быть, вам расстрел заменят десяткой.

Далее следствие. Для изнеженных цивилизацией людей само по себе содержание под стражей – уже пытка. А есть ведь еще бессонница, голод, боль, шантаж. То есть на следствии вас все равно сломают. И Солженицын, к которому недавно ездил советоваться наш президент, советует, едва попав в тюрьму, поставить на себе крест. Надо сказать себе: «Я умер! Мне конец!» Это помогает не наговорить на себя лишнего и не назвать никаких имен.

А еще Солженицын пишет, что главный тюремный закон «умри ты сегодня, а я завтра», которым руководствуются сейчас в России все политические и общественные деятели сверху донизу, на самом деле выматывает душу и не помогает выжить.

А помогает выжить другая заповедь – «Не верь, не бойся, не проси!» Философ Бердяев, когда его обвинили на Лубянке в недостаточной любви к советской власти, сказал, что не только не любит, но и ненавидит советскую власть. Сказал, что считает ее злом. Сказал, что власть эта погубит Россию. И что же? Был отпущен.

А Эдмонд Поуп, во-первых, поверил, что кто-то на Лубянке станет разбираться с ним по справедливости, во-вторых, испугался провести остаток жизни в сибирских лагерях, в-третьих, попросил суд отпустить его домой к жене. И вот ему закатали двадцатку. И если сохраняются еще у избалованного демократией американца остатки мужества, то каким же идиотом он сейчас чувствует себя в камере. Три часа клянчил, вместо того, чтобы встать во весь рост и послать эту всю опричнину куда подальше.

Потому что «не верь, не бойся, не проси!». Запомните. Пригодится.