Цивилизация
— Разберемся с вашим текущим статусом. Вас лишили возможности тренироваться со сборной, но президент Союза конькобежцев России Алексей Кравцов говорит, что формально вас от нее не отстраняли.
— Я сейчас не в сборной, так что получается, что все же отстранили. Кравцов сказал, что тренироваться с национальной командой — это просто привилегия, чтобы спортсмен готовился в более хороших условиях. Это не так. На самом деле это единственная возможность, какая только есть в России, чтобы потом бороться на мировом уровне.
Четких критериев, по которым набирают спортсменов на централизованную тренировку, нет. Главный тренер может хоть полностью взять новый состав.
— Раз вы теперь не тренируетесь, то и не получаете зарплату?
— У нас так устроено: зарплата из бюджета формируется на основании того, как ты отбегал прошлый сезон. Основной оклад умножается на коэффициент, который зависит от показанных результатов. В сезоне-2015/16 у меня было две медали чемпионата Европы на индивидуальных дистанциях, это должна быть очень неплохая зарплата…
— И плюс за победу в общем зачете Кубка мира на дистанции 500 метров.
— Кубок мира Министерством спорта не рассматривается как значимые соревнования. Есть только чемпионаты Европы, мира и Олимпийские игры. Так вот, нужно находиться на сборах, чтобы получать зарплату, а быть в сборной — это просто привилегия. Теоретически я бы мог где-то сам тренироваться и получать зарплату, которую заработал. Но я так не делаю. Центр спортивной подготовки не стал со мной заключать контракт.
— Раньше его заключение происходило гладко?
— Да, приезжал на сборы начальник команд, привозил соглашения, мы их подписывали. В этом году ребята подписывали, когда меня вдруг не допустили по показанию психолога.
Я ездил в мае по больницам и старался его получить. Когда все было готово, я узнал, что не вошел в состав команды. Мне сказали, раз я не на сборах, то контракта не будет. Раньше в течение шести лет все было хорошо. Я получал зарплату, показывал хорошие спортивные результаты, и никаких вопросов не было.
— Когда вы заподозрили, что что-то происходит не так? Когда пытались получить справку от психолога?
— Сначала все было тихо. Мы перед сезоном прошли углубленное медицинское обследование в Москве, отправились на сборы в Сочи. Они прошли совершенно спокойно, и вдруг узнаю про недопуск от психолога. Ладно бы что-то объективное было: наорал бы на кого из докторов или сорвался. Но тест был таким: ко мне присоединили электроды, я посидел немного, и говорят, что не могу выступать. Это ведь ерунда.
— Психолог разве так важен в шорт-треке?
— Всегда в спорте было так принято, что различные медицинские проблемы решаются быстро. Психология нет, не главная проблема в шорт-треке, как, возможно, в каких-то других видах спорта. У нас важнее, чтобы не было проблем с ногами, спиной, но по ним ко мне вопросов не было.
— Потом ведь вы все-таки прошли тест.
— Конечно, правда, не без новых проблем. Меня стали возить по больницам, в одной из них доктор задал всего два вопроса, а потом сказал, что не в его компетенции такие справки выдавать. Я улетел в Уфу, а потом позвонили, сказали, что нужно прибыть в подмосковный город Электросталь в местную психиатрическую больницу.
Пришлось во второй раз самому, на свои деньги лететь. Я провел там целые сутки, прошел множество тестов. На следующий день дали выписку, что у меня нет и не было никаких проблем с психикой. Врачи сами не понимали, зачем так надо было меня проверять, и дали сразу допуск.
— Что было дальше?
— Я попросил, чтобы эту бумагу сразу отправили в ЦСП, минуя всех, чтобы поскорее дошла. Врач сборной подтвердила, что все отлично, а начальник команды сказала, что не могут со мной больше подписать контракт, так как меня нет в списках.
— Что об этом говорил новый главный тренер сборной Андрей Максимов?
— Я ему позвонил, он подтвердил, что меня нет в списках. Я спросил: «Почему вы меня не включили?» Он ответил, что из-за недопуска. Но ведь это была ерунда, формальность, чья-то ошибка. Максимов сказал, что откуда он мог знать, что все у меня будет в порядке.
— Максимов ведь ваш личный тренер, вы оба из Уфы. Почему же он не стал идти навстречу, хотя, по идее, должен быть за вас горой?
— Я сам не понимаю. Сейчас у него другая команда. Он занят сборной. Всегда, когда приходит новый тренер, все меняется. И после Себастьяна Кроса можно было ожидать, что изменятся требования. Но мы с Максимовым долго шли бок о бок, а сейчас диалог не получается.
— Как относитесь к нему сейчас?
— Я хочу вернуться в сборную и тренироваться под его руководством. Главное — это вернуться в спорт, а личные отношения — это вторичное. Пускай мы будем работать вместе, я не буду ни на что обижаться.
Вспомните Зубкова и Воеводу, они примирились и выиграли два золота в Сочи. И нам, и стране будет лучше, если продолжим тренировки.
— У вас начались проблемы в мае, а публично о своем отсутствии в сборной вы заявили только в июне.
— Да, все очень долго продлилось, и в итоге мне сказали, что меня не будет в сборной, когда уже у всех началась ледовая подготовка. Если бы сразу в мае сказали, что меня отстраняют, то у меня было бы больше времени как-то повлиять на ситуацию. Возможно, я бы уже нашел средства для тренировок. Но в итоге получилось три недели погони за психологом, дальние перелеты за свой счет и никакого результата.
— Когда вы поняли, что эти обстоятельства могут иметь далеко идущие последствия?
— Почти сразу, как начались эти странности. Ведь это выглядело как какие-то ловушки, капканы.
— Вы теперь не тренируетесь и не получаете зарплату. Как обстоят дела с антидопинговыми проверками?
— Я все еще состою в системе АДАМС. Я не принадлежу сборной, но международные службы продолжают следить за мной.
— Вас проверяли на допинг с тех пор, как отстранили?
— Нет, но в любой момент могут проверить.
— Давайте перейдем к обсуждению причин, по которым все произошло. Какую сами со стороны видите?
— Если бы я только знал, если бы мне кто-то объяснил. Единственное, к чему я могу склоняться, — это поведение. Признаю, что есть лишняя эмоциональность, ругань на стадионе. Но разве это реальная проблема? Знаете историю Шинке Кнегта?
— Да, он показывал средний палец Виктору Ану и пытался его пнуть.
— Такого я никогда не делал. Может, пару раз орал в раздевалке. Все спортсмены разные, и ничего такого в этом нет. Мне никто не говорил, что это может стать поводом для серьезного наказания.
— А бывший уже главный тренер сборной Себастьян Крос что об этом говорил?
— Он мне претензий не предъявлял. Как раз наоборот, говорил, что моя эмоциональность подходит для шорт-трека — помогает и самому побеждать, и партнеров подхлестывает. Наверное, для иностранцев из-за этого я являюсь раздражителем.
— Министерство спорта пыталось вмешаться?
— Я их проинформировал. Обещали помочь, но четкого ответа не было.
— С партнерами по сборной обсуждали свою ситуацию? Что они об этом думают?
— Они регулярно пишут, интересуются, что нового. Недавно звонил Семен Елистратов, который был отстранен от сборной из-за мельдония. Он пожелал, чтобы все у меня закончилось хорошо. Поддержка у ребят искренняя, я это чувствую. Они не понимают, что происходит, боятся, лишь бы завтра с ними ничего подобного не произошло, когда без объяснения причин они оказываются за бортом.
— Есть версия, что вас отстранили как раз из-за мельдониевого скандала, якобы вы подбрасывали милдронат Елистратову, и теперь за это вас отстранили.
— Это просто смешно. Ведь таким образом я сам себя лишаю медали в эстафете. До чемпионата мира мы выиграли два этапа Кубка мира, а без Семена в Сеуле стали пятыми. Мы были в очень боевом состоянии, весь состав удачно подобран, никто не ошибается. Мы еще в сентябре все скатались, и с тех пор были только мысли о главных стартах. У меня никакой мотивации не могло быть. Мы с Семеном из одного города, давно знаем друг друга, а выступаем на разных дистанциях, так что делить нам нечего.
— Но подозрения исходили в том числе от Кравцова, он считал, что кто-то подставил Елистратова.
— Может, это было необходимо для отвода глаз. Никто не знал, что произошло, а реагировать надо было. Первой пришла в голову эта мысль.
— А потом Кравцов менял свою позицию в разговоре с вами?
— Я его не видел и не общался с января этого года. Один раз на пресс-конференции он заявил об этом, потом Семен для телевидения повторил, и все. Серьезно потом эту версию никто не обсуждал, это был повод для возмущения абсолютно всех членов нашей команды, а иностранные «коллеги» открыто смеялись над этой версией.
— В сборной что думали по этому поводу, когда все только началось?
— Все это обсуждалось, и все были согласны, что это бред, никто этим заниматься не мог среди наших. Меня так точно никто не подозревал. Нас ведь еще проверяли на полиграфе, всю команду.
— Что у вас спрашивали?
— Было много вопросов, нас два раза на три часа собирали. Нас спрашивали о чем угодно: от «Тебя зовут Дима?» до «Ты подсыпал таблетки?». Проверку прошли все. Никто ее не завалил, только время для тренировок потеряли. Это было до чемпионата мира.
— Тот скандал повлиял на отношения с Елистратовым?
— В тот момент мы не общались, он старался решить свои проблемы, поскорее вернуться. Пересеклись только в Уфе в конце сезона. Все у нас нормально.
— И все-таки не думаете, что вас могли отстранить от сборной именно из-за того случая?
— Это очень ведь серьезное обвинение, а никто его не озвучивал. Я открыт для разбирательства, могу пройти новую проверку на полиграфе. Контакт между мной и Семеном есть, мы друг другу доверяем.
— И у него, наверное, уже нет повода обижаться, ведь все закончилось для него благополучно.
— Да, его черная полоса закончилась, и началась белая, а черная пошла у меня. Надеюсь, и у меня все образуется.
— Мельдоний был распространен в команде до его запрета?
— Да, мы пили его несколько лет.
— А когда узнали про его запрет?
— В сентябре-октябре прошлого года. Я практически не пью таблетки. Меня доктор за это ругает. Я просто забываю про них.
— Был ли смысл его вообще принимать?
— Моей бабушке прописали милдронат, она его попила и сказала, что ничего не работает. Просто вода. Просто с советских времен его принимают, по традиции. Раз врачи в сборной рекомендовали мельдоний, мы его принимали.
— Но ведь во главе команды был Крос, не воспитанный в СССР. Зачем при нем принимали?
— В команде есть четкое разделение труда: тренеры отвечают за одно, а врачи — за другое. Контакт между ними был, но по таблеткам все решали врачи. Тренеры могли только сказать, что кому-то надо отдохнуть, кто-то утомился, и просили медицинский персонал помочь.
— С Кросом вы общаетесь? Он предлагал свою помощь вам?
— Да, он всегда готов помогать, но он сам сейчас не при делах: не может пока найти себе место работы. Себастьян очень отзывчив, для него произошедшее стало шоком. Он считает меня одним из самых перспективных спортсменов.
***
(Кроса уволили в середине олимпийского цикла, когда все сборные мира уже были сформированы и планово готовятся к следующей Олимпиаде. По информации «Газеты.Ru», в планах Кроса было доработать до корейских Игр, но с ним расторгли контракт в одностороннем порядке с формулировкой, что нет денег. Крос был готов пойти на существенное понижение зарплаты и даже принять российское гражданство, но высококлассный специалист не дождался никаких предложений, получив электронное письмо об увольнении.)
***
— Про себя не думали, что просто нет денег и поэтому вас отстранили?
— Ну как так? Я ведь все делал добросовестно, приносил медали стране. На новых ребят в сборной деньги есть, а на меня нет?
— Как вы тренируетесь сейчас?
— Только в зале: штанги, приседания. Но ведь у меня не бокс, не тяжелая атлетика, невозможно просто тренироваться в зале, а потом выйти и всех победить. А на льду одному делать нечего. В шорт-треке, как в футболе, если футболист будет один заниматься, то он же ничего не добьется. Мало мяча и поля. Мне в Башкирии предложили лед, сказали, что могу с июля заниматься. Но что мне там одному делать, нужны спарринг-партнеры.
— А из числа местных не подойдут? Пускай не самые квалифицированные, но все же.
— Нет, как раз для этого нужна сборная, чтобы расти в конкуренции с теми, кто уже лучший в мире.
— Неужели кроме как в сборной не с кем конкурировать?
— К сожалению, это так. Шорт-трек – совсем немассовый вид спорта. На чемпионате России выступают 50 человек — это все профессионалы в стране, больше нету. И лучшие продолжают совершенствоваться в сборной. Других условий в России в принципе нет. Даже если взять какую-то хоккейную коробку со льдом, ее тоже мало. Нужна система безопасности, должны быть мягкие борта, а они ведь везде жесткие. На скорости 50 км/ч врежешься в такой и тут же завершишь карьеру инвалидом. В сборной есть и долгосрочные планы тренировок, и медицинское обеспечение.
— А в других странах как? Тоже все зависят от сборных?
— Нет, в Канаде и Южной Корее много клубов. Где-то университеты могут всем обеспечить. Имеются у всех спонсоры.
В России все совсем не так. Нет тебя в сборной — ты никуда не пробьешься. Кто-то скажет: да в чем проблема тренироваться у себя, в регионе? Но профессионал сразу поймет, что это не выход. Это выталкивание с арены или даже за рубеж.
— Отъезд за границу вы обдумывали?
— Это совсем крайняя мера, не хочу никуда переезжать. Я же русский и люблю свою страну. Сейчас важно найти спонсоров. Надеюсь, что у нас страна не без добрых людей. Может, получится найти средства и уехать за границу для подготовки к отборочным всероссийским соревнованиям. К сентябрю будет очень сложно подойти во всеоружии, но есть еще один шанс попасть в команду в декабре, когда будет чемпионат России и отбор на чемпионат Европы.
— Есть ли возможность потренироваться с иностранными сборными?
— Да, три европейские команды уже предложили помощь. Не буду пока их называть. Конечно, забесплатно не получится к ним присоединиться. Я готов хоть аскетом жить, лишь бы был лед и партнеры, но все равно нужны несколько тысяч евро. Для футбола или хоккея это не затраты, а нам этого достаточно, чтобы потом выигрывать медали для страны, причем не одну, а хоть четыре сразу, как это сделал Виктор Ан в Сочи.
— В качестве шутки: может, вам бартером в Южную Корею поехать? У нас есть Ан, у них будете вы.
— Да уж, еще и имя сменю, стану Ми Гу Нов. И следующая Олимпиада будет для меня домашней (смеется).
— Вы готовы уехать сразу, как только появится возможность?
— Да, я не хочу завершать карьеру в 23 года, когда у меня пошел такой прогресс. Если не получится тренироваться за границей и выступать за Россию, то придется совсем куда-то уехать, но я этого очень не хочу!
Моей первой задачей сейчас является возвращение на лед, нужно оказаться в одной из тех трех сборных, что откликнулись, и в сентябре пройти отбор уже в российскую команду. Надеюсь, что он будет честным и сильнейшие спортсмены сформируют сборную России по шорт-треку.
— А он может таким не быть?
— У нас есть место субъективности: есть судьи, есть разные факторы. Но я теперь стал более ответственен, дисциплинирован. Буду стараться быть на голову выше всех.
***
(Кстати, сборная России сейчас самая возрастная — почти всем около или за тридцать. Владимиру Григорьеву скоро 34 года, Виктору Ану — 30 лет, Руслану Захарову — 29 лет, Семену Елистратову — 26 лет. Мигунову всего 23 года, а за плечами уже две победы в общем зачете Кубка мира. Он бы мог отбегать еще два олимпийских цикла. Крос именно с такой перспективой брал в команду Дмитрия, а его планы теперь могут не осуществиться.)
***
— Раньше, когда вы еще были в сборной, видели себя призером Пхенчхана?
— У нас такой вид спорта, где загадывать ни о чем нельзя. Что угодно может случиться: вот лежит на льду одна песчинка, конек об нее споткнется, и все. Или болельщик крикнет перед началом забега, ты сорвешься, и будет фальстарт. О том, что во время забега кто-то может упасть перед тобой, и говорить не приходится.
Но это моя мечта — выступить на Олимпиаде и подняться на пьедестал почета. Я уже был в Сочи, но не бежал там, а сейчас могу и на личных дистанциях выступить, и в эстафете.
— Теперь российская эстафета будет хуже выступать без вас?
— Я так не скажу, это будет некорректно. Пускай кто-то другой такие выводы делает. Я желаю ребятам только удачи и всегда буду поддерживать сборную России
— Чему вас научила эта ситуация? Какие выводы можете сделать?
— Мне просто хочется, чтобы все стало прозрачным в нашем спорте. Если нет у государства денег, так и скажите. Если можете, предложите альтернативу. Не хочется никаких подковерных игр, из-за которых кто-то другой тоже может пострадать. Иначе мы совсем наш спорт потеряем. У меня только две просьбы: объяснить, почему все так произошло, и помочь вернуться в спорт. Если бы было весомое объяснение, почему я не в сборной, оно бы прозвучало. Пускай это будет не публично, а лично.
— Может, ситуация плохо разрешается из-за того, что шорт-трек все еще не может похвастаться высокой популярностью в стране?
— Он как раз становится популярнее. На чемпионате Европы в Сочи в этом году трибуны были полны, хотя билеты не были бесплатными, а рекламы никакой в городе не было.
И Виктор Ан не выступал, хотя это он у нас суперзвезда. Хотя да, нам есть куда еще расти.
— В мире тоже не сказать что шорт-трек популярнее многих других видов спорта.
— На международном уровне развивать наш вид спорта должен Международный союз конькобежцев. Я получил $5 тыс. за победу в Кубке мира, а фигуристы за золото чемпионата мира получают столько, что машину могут купить. Видна разница в отношении.
Другие новости, материалы и статистику можно посмотреть на странице зимних видов спорта, а также в группах отдела спорта в социальных сетях Facebook и «ВКонтакте».
