Цивилизация
«С глазу на глаз»
Я познакомился с Александром Исаевичем заочно, еще будучи молодым аспирантом, работающим над кандидатской диссертацией по земскому самоуправлению. Я прочитал о том, что он очень много внимания уделяет земству, и, когда в 1994 году стало известно, что он возвращается на Родину, написал Солженицыну письмо. Предложил свои архивные материалы для его исследований, и, к своему удивлению, получил от него ответ.
В 1995 году Солженицын приехал в Самару, здесь была организована научная конференция, посвященная земскому самоуправлению, которое тогда становилось популярной темой. Он попросил правительство, администрацию области, чтобы они организовали ему встречу со мной, и после конференции она у нас состоялась. Где-то порядка двух часов мы разговаривали с глазу на глаз. Это было очень интересное общение, очень значимый разговор.
Я жалею, что несмотря на то, что у меня в кармане был диктофон, я постеснялся спросить его разрешения записать наш разговор. А вести скрытую запись мне показалось неэтичным. Конечно, по прошествии времени многие подробности этого разговора я помню уже не так четко.
Солженицын практически не рассказывал о своем аресте, о заключении. Единственный раз, когда я его расспросил о Самаре (с 1935 по 1991 год — Куйбышев), была наша первая встреча. Он ответил, что у него горькое, противоречивое отношение к городу, потому что он вспоминает времена своего заключения здесь в куйбышевской пересыльной тюрьме. Он пояснил, что не узнает этот город, потому что видел его практически только сквозь колючую проволоку.
После этой встречи мы больше десяти лет переписывались, в основном, по теме наших общих научных интересов — земского самоуправления. После того, как я написал кандидатскую диссертацию по рекомендациям Александра Солженицына, ее журнальный вариант был опубликован в «Новом мире». И, читая этот текст, я видел, что кое-где была сделана правка, и сделана она в стилистике Солженицына. Поэтому я не удивлюсь, если он сам редактировал этот текст.
Александр Исаевич свои письма печатал на печатной машинке. Последнее письмо от него пришло незадолго до смерти. Оно было написано от руки, чему я очень удивился. В этом письме он пояснял, что у него стала отказывать рука, и он не мог печатать, но писать еще мог.
Его общие рассуждения всегда были проникнуты болью за Россию, и он, на мой взгляд, достаточно глубоко понимал те проблемы, ту трагичность ситуации позднего Советского Союза, которую он выразил в своей известной статье «Как нам обустроить Россию».
Многие ее части весьма актуальны, включая рассуждения о взаимоотношениях России и Украины. Размышления о той пропасти, которая уже на тот момент существовала между властью и народом, и его стремлении каким-то образом эту пропасть ликвидировать путем поддержки развития народного самоуправления, которое он видел в форме возрождение земства.
Вообще я могу сказать, что, конечно, Солженицын — очень сложная, противоречивая личность. В нем, с одной стороны, присутствовало самопожертвование и определенное мессианство. В то же время он чувствовал, что определенными своими действиями вписывает себя в историю.
Совет «жить не по лжи»
Ряд научных, политических взглядов Солженицына безусловно повлияли на мое формирование как ученого и политика. Например, была одна такая парадоксальная вещь в нашем общении. В одном из своих писем, когда я уже занимался политикой, Александр Исаевич предостерег меня от активной политической деятельности и посоветовал беречь себя, больше внимания уделять семье. Не лезь на рожон и просто жить по принципу «жить не по лжи». Меня этот его совет удивил.
Когда на конференции в Москве, посвященной девяностолетию со дня рождения Солженицына, я познакомился с супругой Александра Исаевича Натальей Дмитриевной, я спросил ее, почему он дал такой совет, хотя сам действовал прямо противоположным образом. Он лез на рожон. Его письмо вождям Советского Союза, какие-то выступления, заявления в формате «не могу молчать», которые создавали массу проблем, его произведения. То есть, себя-то он не берег. Как это объяснить?
Наталья Дмитриевна ответила, что Солженицын очень бережно относился к тем немногим людям, которые, в его понимании, обладали определенной ценностью для будущего России. И если они «сгорят» раньше времени, не будет достаточного количества патриотов или совестливых людей государственного мышления в тот момент, когда они окажутся востребованы событиями, которые могут произойти в стране.
Поэтому, несмотря на то что сам он себя не жалел, он многим людям не советовал своей судьбы. Вот это был один из последних посмертных уроков, которым я не в полной мере воспользовался, неоднократно наживая себе проблемы.
То, что я был лично знаком с Солженицыным, вызывало большое раздражение у части моих коллег-сторонников КПРФ, для которых Солженицын был одной из самых ненавистных фигур. Помню, когда я выдвигался на пост мэра Самары, и выдвижение моей кандидатуры обсуждалось внутри КПРФ (я был там беспартийным человеком еще), то мне из зала задали вопрос: «Ваше отношение к Солженицыну?»
Зал затих, потому что все ждали от меня, что я должен сейчас покаяться за свое знакомство с ним. Хотя еще раз хочу подчеркнуть, общение у нас было в большей степени связано именно со сферой моих и его научных интересов как историков.
Я ответил залу, что Солженицын был человеком со сложной судьбой, которого, безусловно, использовали враги Советского Союза, но который сам по себе был патриотом нашей страны. И, проживая в Соединенных Штатах Америки, он очень быстро стал нелюбим властями США, потому что в их понимании был человеком неблагодарным. Он обличал пороки Запада и говорил о тех недостатках, которые существуют в их системе. То есть в этом плане он был неудобной фигурой и там, и здесь.
И когда в новой России после его приезда Ельцин наградил его орденом святого Андрея Первозванного, он отказался принять его, сказав, что из рук преступной власти он орден принять не может. Я считаю, что это был достаточно серьезный поступок, за который, в моем понимании, можно уважать Солженицына. В том числе и тем людям, которые критически относятся к его противоречивой фигуре.