Цивилизация
В преддверии Дня Победы в соцсетях горячо обсуждалась столичная акция по сбору продуктов для российских деревень. Сама необходимость продуктовых пожертвований в стране, где из-за антисанкций еженедельно уничтожаются тонны еды, вызвала у людей ощущение фрустрации. Кто-то недоумевал: «Как может деревням не хватать продуктов? Ведь деревни сами должны их производить!» Кто-то замечал, что
«в нормальных странах деревня город кормит, а не наоборот».
А кто-то просто пришел в сад «Эрмитаж», где располагался пункт приема продовольствия, с пакетом еды. Благодаря этим людям за два дня удалось собрать 5,5 тонны продуктов, которые впоследствии развезли нуждающимся семьям в различных районах Тверской области. По приглашению Фонда продовольствия «Русь» — организатора акции «Продукты в деревни» — «Газете.Ru» удалось принять участие в доставке одной из последних партий еды, предназначенной для жителей Удомельского района.
«В США действуют 250 банков еды, в Канаде — 320, а в России — только один, наш», — рассказывает директор по коммуникациям «Руси» Анна, пока мы едем по Ленинградскому шоссе. Вслед за ее кроссовером следует груженный продуктами микроавтобус, за рулем которого сидит известный волонтер Сергей Мельник — он занимается помощью детским домам, интернатам и неблагополучным семьям уже почти десять лет. В нашей колонне также присутствуют съемочная группа одного из федеральных каналов и представители крупного ресторана быстрого питания, участвовавшего в продуктовых пожертвованиях для жителей деревни.
По словам Анны, фонд работает с 2012 года и входит в глобальную сеть банков продовольствия (как уже писала «Газета.Ru», основателем является владелец строительного бизнеса в Москве Константин Лобода; в числе учредителей также есть инвестор, акционер чешской PPF Group Жан-Паскаль Дювьесар).
В Тверскую область фонд отправляет еду уже в течение трех лет. Списки нуждающихся семей и ветеранов составляет отдел социального служения и благотворительности Тверской епархии. В городе Удомле, возле Князь-Владимирского собора, к нам в машину подсаживается Ксения — замглавы местного отдела социального служения РПЦ — со списками тех семей и ветеранов, которым необходимо доставить еду. По пути в ближайшую деревню Ряд
мы проезжаем мимо грозной Калининской АЭС — жутковатый эффект от нее усиливается еще и тем, что по мере приближения к ней погода портится все больше,
начинает дуть ветер и моросить дождь.
«Страшно здесь жить, наверное», — предполагаю я, на что Ксения отвечает: «Ничего страшного, я на ней десять лет охранником проработала». Ксения переехала в Удомлю 25 лет назад из Таджикистана вслед за родителями, которые занимались строительством АЭС. В последнее время она полностью посвящает себя социальной и церковной работе.
«У наших людей заложено, что деревня должна кормить город, хотя это не так уже лет двадцать с лишним. Здесь все очень плачевно. Одна ферма на весь район: молоко, творог, масло, — рассказывает Ксения как раз в тот момент, когда дорогу нам преграждает стадо коров. — Деревни у нас просто вымирают. Мы находимся между Москвой и Питером, но наша область самая несчастная». Анна возражает: «Когда мы ездим в Смоленскую область, нам там говорят, что их область самая несчастная».
Почему же люди остаются в деревнях? Просто не могут оттуда уехать, уверена Ксения:
«Не каждый человек может сорваться и поехать куда-то. У нас деревня не воспитывает человека, который был бы инициативным.
Да и город тоже…» В Удомле, по ее словам, в последнее время также стало хуже с работой: «Сокращения большие идут. Людей увольняют с атомной станции — идет оптимизация».
В последний раз Ксения участвовала в доставке подарков ветеранам на 9 Мая. Вместе с ней к пенсионерам ездил священник из местного прихода РПЦ: «Когда мы их развозили, одна 96-летняя пенсионерка причитала: «Батюшка, хорошо, что я вас увидела, думала, что не доживу». Плакали все, и я в том числе».
По мере того как мы отдаляемся от города и приближаемся к деревням, дорога становится все хуже. АЭС находится всего в 5 км от близлежащих сел, но контраст такой, как будто из XXI века возвращаешься в середину ХХ. Наша первая остановка — деревня Ряд — встречает нас рядами из нескольких двухэтажных кирпичных домов. («Остатки былой роскоши», — комментирует архитектуру попутчица.)
Колонна из автомобилей останавливается возле обшарпанного здания, выполненного с намеком на конструктивизм. Это клуб, где должна состояться раздача еды. Пока волонтер Мельник вытаскивает пакеты с едой, а телевизионщики и рестораторы внимательно следят за этим процессом, я проскальзываю внутрь.
В главном зале по периметру сидят около 30 человек — в большинстве своем это матери-одиночки с тремя-четырьмя детьми, в том числе грудными. Все присутствующие одеты празднично, как будто пришли на детский утренник, из колонки со сцены громко играет зарубежная попса. Я в своем пижонском красном бомбере чувствую себя неуместно и ловлю косые взгляды двух парней — единственных подростков в зале.
Сам процесс раздачи еды чем-то напоминает «Поле чудес», если бы ведущий не получал еду, а дарил ее участникам.
Каждая семья выходит по одному к Ксении, та отмечает их в списке и вручает пакет с едой. Всего для семей из Ряда было заготовлено 11 наборов, внутри каждого из них макароны, крупы, каши, масло, чай, консервы, а также сладкое — вафли, зефир или шоколад.
«Это хорошая акция, которая нужна людям», — говорит мать трех дочерей, держа в одной руке пакет, а в другой — собственное чадо. На вопрос о том, хватает ли ей продуктов в принципе, она отвечает: «Слава богу, что у нас с продуктами все в порядке, просто приятно, что кто-то заботится о многодетных матерях». Впрочем, женщина, как и все матери, получившие заветные пакеты, идет на разговор неохотно и заметно торопится — в зале ей пришлось просидеть несколько часов в ожидании помощи из Москвы. Клуб пустеет буквально в течение получаса.
Деревня Косково, наш следующий пункт назначения, по словам Ксении, оживает только летом, когда приезжают дачники из Петербурга и Москвы. В отличие от Ряда, никаких кирпичных построек здесь нет — только деревянные избы, некоторые из них сильно покосившиеся, а некоторые и вовсе разрушенные. На въезде в деревню нас встречает руководитель местной ветеранской организации Сергей Федорович — подтянутый мужчина лет 55, который вызвался быть нашим «гидом».
Он предлагает для начала отправиться к ветерану Антонине Егоровне («она очень общительная, вам все расскажет»). У пенсионерки не осталось никого, кроме одного-единственного сына, да и тот вечно в запое.
В деревне он получает зарплату 1,5 тыс. рублей, поэтому из алкоголя предпочитает настойку боярышника
(она стоит всего 20 рублей за бутылку).
Условия жизни ветеранов до войны и сейчас изменились несильно: тот же колодец во дворе, сортир, дровяная печь. Дом Антонины Егоровны сторожит собака: чтобы она не напала на гостей, ее любовно обнимает пропитый до синевы мужчина, судя по всему, тот самый сын.
В доме пенсионерки сильно накурено и темно — на всю избу только одна лампочка Ильича в центральной комнате, в остальных свет поступает из окон.
Сама Антонина Егоровна как будто не вписывается в эту обстановку уныния и разрухи: пенсионерка активная и улыбчивая, по ней видно, что она искренне рада приезду гостей и пакету с едой (еще неизвестно, чему больше).
«Спасибо, что не забыли! Я вас теперь вспоминать буду! — причитает пенсионерка. — Мы тут всем не нужны стали. Ничего и ниоткуда нам не приходит. Председатель колхоза даже с Победой не поздравил, а я ведь там всю жизнь проработала! Но Путину спасибо. Путин и Медведев хотя бы прислали денег за Победу. Пенсию прибавили на 80% за то, что мы ветераны».
От разговоров о насущном пенсионерка быстро переходит к воспоминаниям о Второй мировой. Когда началась война, Антонина Егоровна была еще подростком. «Окопы копала, лес увозить отправляли.
С 13 лет на окопах была уже. Принесли повестку, вот я и пошла.
Все приходилось делать вручную, машин не было. А потом 62 года в земле без выходных и отпускных», — вспоминает она.
На свою нынешнюю жизнь пенсионерка не жалуется, о сыне говорит так, как будто он и не пьет вовсе, а, напротив, помогает по дому, ухаживает за ней и даже моет. Когда мы выходим из дома и в последний раз видим этого опустившегося человека, на это несоответствие обращают внимание Ксения и Сергей Федорович:
— Какая мать признается в том, что ее сын алкаш?
— Да никакая. Они и сами-то не признаются в этом. Мне они говорят: «Да ты пьешь не меньше, чем мы!» Ладно еще неделю, но пить месяцами, как они, я точно не могу (смеется).
— Он хотя бы пытался бросить?
— Да, но его возлюбленная не дает: он однажды не пил месяц, но потом из-за нее опять сорвался.
За этим разговором мы подъезжаем к другому, чуть более чистому дому неподалеку. Там проживают пенсионерка Надежда Семеновна и ее дочь Марина, которая в одиночку воспитывает двух сыновей. У Марины серьезное онкологическое заболевание, поэтому судьба ее детей находится под большим вопросом, говорит Ксения.
Во время войны Надежда Семеновна находилась на оккупированных территориях, однако у нее нет каких-либо документов, способных это подтвердить. А значит, нет и соответствующей пенсии.
За нее в основном говорит дочь. В том, что у Надежды Семеновны есть какие-то проблемы с документами, Марина не признается. Утверждает, что это неправда и все у нее в порядке: «Хорошая пенсия, нам всего хватает. К тому же она получает надбавку как многодетная мать. 19 тыс. в месяц — это хорошо. А так у нас есть моя зарплата плюс мамина пенсия, к тому же имеется свое хозяйство».
Предыдущий дом, в котором они жили, находился в аварийном состоянии, переехать им удалось по социальной программе. Марина, которая работает учителем математики в местной школе, уверена, что, если бы не образовательное учреждение, деревня давно бы вымерла: «Деревня живет благодаря школе, хотя число детей пошло на спад.
Из-за школы появляется запрос на другие услуги — например, если бы не детские травмы, уже давно закрылся бы травмпункт».
О своей маме Марина говорит осторожно — вероятно, чтобы не вызвать у нее лишнего беспокойства: «Она пекла хлеб, готовила еду по ночам, ведь они под фашистами были. Мама говорит, что они прятались в подвал, чтобы не забрали в лагеря». На этом подает голос Надежда Семеновна: «Нас водили в сарай, показывали, как русских жгут. Если узнавали, что помогали партизанам, сжигали всю деревню», — произносит пенсионерка, и на глазах у нее наворачиваются слезы.
Вручив им два мешка с продуктами, мы отправляемся в ближайшее отделение «Почты России» — там работает еще одна многодетная мать, которой необходимо доставить еду. Здание почты ничем не отличается от остальных, не считая синего логотипа на входе и красной таблички с надписью «Универсальные услуги связи». Почта — это единственное место, где в Косково можно выйти в интернет. Это можно считать роскошью, с учетом того что в некоторых частях деревни нет даже самой обыкновенной мобильной связи.
Неподалеку от почты располагается местный магазин. Несмотря на то что он стоит в такой глуши, цены в нем на уровне столичных универмагов:
гречка за 82 рубля, банка колы за 48 рублей, пачка чипсов за 106 рублей. Там же можно купить предметы гигиены и даже «Тройной одеколон», духи «Наш Крым» и «Все путем» с изображением башни Кремля на фоне триколора (они самые дорогие — 80 рублей).
По словам продавщицы, магазин работает с 9 до 19 без выходных. Больше всего селяне покупают хлеб, колбасу, водку и пиво. В лучших традициях «Перекрестка» и «Седьмого континента» в магазине продают товары «по акции» — в основном это консервы и прочие недорогие продукты.
Закончив изучение ассортимента, мы направляемся к следующим семьям, ожидающим помощь из Москвы. «Когда я был депутатом местного разлива, добился того, чтобы отреставрировали библиотеку», — говорит Сергей Федорович, указывая на здание рядом с памятником героям ВОВ. Жена Сергея работает заведующей библиотекой: «Теперь это единственное место, где я могу собрать ветеранов. Вожу их агитировать за «Единую Россию» сюда».
Последние в нашем списке — бабушка и дедушка, живущие на холме, неподалеку от живописной речки, — начинают засыпать нас благодарностями, как только мы переступаем порог дома. Самые теплые слова звучат в адрес руководителя ветеранской организации: «Сергей Федорович повел нас на митинг, а потом в библиотеку, а там целый зал накрыт: и водка, и вино, и даже виноград. Виноград стоит тут 250 рублей, а он купил», — рассказывает Мария Федоровна. Ее муж пытается что-то добавлять к словам жены, но делает это с трудом — пол-лица у него перебинтовано из-за рака носа. Сергей Федорович не выдерживает и уходит покурить во двор, правда, потом поспешно возвращается.
По словам пенсионерки, вместе с мужем они 40 лет прожили в Риге, родили там дочь, но потом вернулись в Россию. Дочь сейчас работает в Удомле, а они остаются в Косково. Живут крайне бедно (в их доме еще темнее и грязнее, чем у Антонины Егоровны), но не жалуются нам на это, зато в красках описывают, как однажды к ним в дом пролез цыган. «У нас в кошельке лежало 500 рублей, а он украл 300», — сетует Мария Федоровна. Продолжая благодарить нас, она еле сдерживает слезы и все просит нас присесть и выпить чаю, нам приходится вежливо отказываться: солнце уже начинает садиться за горизонт, и нам надо спешить.
Впереди у нас было еще несколько деревень, но в итоге было решено оставить продукты на складе в Удомле, чтобы их развезли местные активисты. Пока мы разгружали тяжеленные коробки и мешки с едой и таскали их на склад, мне вспомнились слова Анны о том, что в Фонде продовольствия «Русь» в основном работают девушки. Как они совладали с таким увесистым грузом, мне по-прежнему непонятно.
В разговоре со мной
волонтер Сергей предложил отправлять в села экскурсии с детьми, чтобы они видели, в каких условиях вынуждены жить ветераны и многодетные матери из глубинки
(«после такого они начинают вести себя как шелковые»). Мне эта идея кажется чрезмерной, но я бы с удовольствием пригласил в Ряд и Косково и.о. губернатора Тверской области Игоря Руденю — ранее он занимал пост директора департамента агропромышленного комплекса правительства России, поэтому ему, наверное, будет интересно посмотреть, как АПК «развивается» в его собственной области.
Также на тверских селян, которым отправились продуктовые пожертвования москвичей, было бы интересно посмотреть сотрудникам местного Россельхознадзора и таможни, уничтожившим более 120 тонн контрафактных груш, яблок и салата, полтонны санкционной свинины и ветчины, а также 1,6 тонны продуктов, которыми хотели накормить спортсменов и зрителей московского этапа немецких автогонок DTM.
Наконец, не помешало бы отправить в Тверскую область белоснежные грузовики с гуманитаркой, которые регулярно ездили в Донбасс помогать местным жителям, оказавшимся втянутыми в войну. Для некоторых тверичан такая помощь была бы не менее полезной, тем более что многие из них уже давным-давно пережили гораздо более страшную войну. Только вот их жизнь с тех пор особо не улучшилась.