Цивилизация
Занятие журналистскими расследованиями в России — дело неблагодарное, а порой и смертельно опасное. В США, где свобода слова является одной из самых важных ценностей общества, ситуация иная. «В худшем случае это судебный иск или крики какого-нибудь пиарщика по телефону», — говорит пулитцеровский лауреат Джесси Айзингер, ныне работающий в ProPublica — крупнейшей некоммерческой новостной организации, специализирующейся на журналистских расследованиях.
Деятельности ProPublica не только не препятствуют, но и активно поощряют. Организация получает финансирование в том числе из фондов Картера и Форда, а также от состоятельных физических лиц — например, Джей Джей Абрамса, на которого Джесси Айзингер неуловимо похож: те же очки, такая же прическа и даже манера одеваться та же.
Ежегодная сумма перечислений в ProPublica составляет порядка $12,5 млн в год. На эти деньги финансируется сравнительно небольшой штат сотрудников, занимающихся журналистскими расследованиями по самым важным социальным, экономическим и политическим вопросам. Так, недавно ProPublica вскрыла историю о том, как крупные фармацевтические компании привлекали врачей для того, чтобы они их рекламировали.
«Газета.Ru» вместе с коллегами из других российских онлайн-изданий поговорила с Джесси Айзингером о специфике работы журналиста-расследователя в США.
— Насколько США комфортны для журналистских расследований?
— Журналистские расследования в США и журналистика как таковая находятся в глубоком кризисе. Крупные региональные издания закрываются или становятся бледными копиями самих себя. Они делают намного меньше и не занимаются журналистскими расследованиями. С другой стороны, появляются новые игроки, такие как BuzzFeed и VICE: в последнее время они сделали несколько блестящих статей в этой области. Но они, например, не занимаются финансовыми расследованиями, их фокус — это истории национального масштаба.
Если вы решите заняться журналистикой в США, редактор скажет вам: «Пишите все что угодно!» Но, например,
в Washington Post, чей собственник также владеет Amazon, вам не дадут освещать деятельность каких-либо монополий.
В редакции вам возразят: «Конечно, мы пишем об этом!» Но на самом деле это не так.
К счастью, в США за занятие журналистикой не последует убийств и преследований, журналистские расследования только поощряются. Нам дают различные премии и награды.
— Как вы думаете, государство нуждается в вашем существовании или нет?
— С публичной точки зрения представители властей скажут, что это важно, и никогда не заявят, что стране нужно меньше журналистских расследований. Но на практике администрация Обамы нанесла серьезный урон журналистам, все больше публикаций поступает от «сливов» и whistleblower-ов (осведомителей).
Конечно, администрация США не монолитная, и разные фракции имеют разные точки зрения насчет журналистских расследований. Критика, которая раздается от властей по отношению к медиа, тоже имеет под собой основание: пресса в США тоже может быть крайне безответственной и подавать искаженную информацию о том или ином чиновнике или происшествии.
— Были ли среди героев публикаций российские чиновники? Приходилось сотрудничать с журналистами из РФ?
— Хотелось бы, поскольку в России есть о чем писать в этом контексте. К сожалению, ProPublica не сотрудничает с российскими журналистами. Как правило, мы занимаемся той или иной заметкой, а потом предлагаем ее крупным изданиям и агентствам — New York Times, New Yorker, NPR.
Мы делаем разную журналистику для разной публики: мы уже делали и мультик, и даже бродвейскую песню — про Wall Street Securitites. Мы хотим, чтобы журналистские расследования были более развлекательными, и стараемся не воспринимать себя слишком серьезно.
— Есть какая-то принципиальная разница между тем, является ProPublica НКО или все-таки медиа?
— Официального штампа «ты журналист» в США нет. Не существует формы, которую нужно заполнить, чтобы стать репортером. Нет закона, контролирующего, медиа ты или нет.
Когда мы только начинали, многие от нас отворачивались и бросали трубки: они никогда не слышали о ProPublica или же просто не знали обо мне.
Это как в фильме «Spotlight»: звонишь людям, стучишься к ним в двери и копаешься в документах.
Самая главная вещь — быть абсолютно точным в подаче информации. Не только какие-то отдельные факты должны быть правдивы, но и вся история, весь контекст должны быть проверены. Иногда наши истории занимают девять месяцев, а порой и два года. И поэтому, работая над заметкой, нужно постоянно сомневаться в том, что ты уже написал.
— Вы занимались расследованиями отмывания денег на американской недвижимости?
— Богатые россияне и китайцы покупают апартаменты на Манхэттене, так они отмывают деньги. США стали самым популярным направлением для подобных махинаций. Постепенно появляется запрос на расследование таких случаев, а также на принятие законодательства, которое это ограничивало бы. Есть законы, которые заставляют государственные органы закрывать определенную информацию, если вы об этом у них попросите. Но мы все равно пишем обращения в соответствующие ведомства.
— В течение какого времени они должны ответить? В России это неделя.
— Неделя? Так быстро? Ха-ха-ха, я хочу туда переехать!
— Правда, ответы от них приходят никакие…
— Это очень похоже на ситуацию в США. На то, чтобы ведомство предоставило ответ, по закону отводится 22 дня, по истечении которых вам говорят: «Нам нужно больше времени на исследование запрашиваемых материалов». Однажды
мне нужно было получить доступ к бумагам, хранящимся в 12 коробках, на что мне сказали: «О, это слишком сложно, мы можем начать это дело только через 36 месяцев».
Я послал их куда подальше и потребовал доступ ко всем 12 коробкам. В конце концов мне дали одну коробку, но выбелили из материалов все имена и фамилии.
— Вам когда-нибудь предлагали деньги за то, чтобы не публиковать текст?
— Нет, это же сумасшествие! США очень коррумпированы, но в более завуалированном виде. Пачку денег в конверте вам передавать не будут, однако есть когнитивное восприятие определенных норм, связанных с коррупцией. Например, если вы посмотрите на пресс-конференции Дональда Трампа, вы заметите, что очень мало журналистов задают ему острые вопросы. Не потому, что они получают за это деньги, — они просто ленивые, они привыкли себя так вести. И это тоже коррупция.
Другой пример — то, как работает журналистика в области бизнеса и финансов: компании просто раздают журналистам болванки, по которым в дальнейшем будут писаться статьи.
— Возникал ли когда-нибудь у организации конфликт интересов с донорами?
— Это отличный вопрос. По моему мнению, сначала нам нужно расследовать деятельность самих доноров — не знаю, согласны ли с этим боссы ProPublica. Если бы у нас была горячая история про донора, замешанного в чем-то темном, мы бы обрушились на него как на любого другого героя расследования. Но такого еще не было. Тот же Фонд Форда давал нам деньги, но мы не занимались освещением их деятельности в Израиле и Пакистане. Вообще, я радуюсь, когда люди жалуются на мои истории: это показатель того, что я делаю свою работу хорошо.
— Бывало, что отказывались от денег из-за репутации донора?
— Я обыкновенный репортер, так что мне говорить об этом затруднительно. Но, конечно, были люди, чьи пожертвования мы не брали. Например,
мы избегаем денег от менеджеров хеджевых фондов, не взяли бы деньги Трампа — правда, он и не предлагает.
— Вы известны как человек, который фактически предсказал мировой финансовый кризис. Что вы сами думаете по этому поводу?
— Я угадал какие-то вещи. Как говорят у нас в США, каждая слепая белка рано или поздно находит орешек. Сейчас я пишу книгу, чтобы разобраться во всем произошедшем.
— Не было соблазна в свое время поставить против рынка? Использовать информацию о грядущем кризисе с целью наживы?
— Слава богу, я это не сделал. Моя политика заключается в том, что я не вкладываю деньги ни в какие частные компании, акции и облигации. Мы выбрали журналистику не для того, чтобы быть богатыми.
— Финансовая система США сейчас более совершенна, чем в 2008 году?
— Ситуация значительно улучшилась. Система стала менее чувствительна к ударам, но фундаментальные проблемы, связанные с большими банками, остаются. К тому же систему, основанную на деятельности сразу нескольких регуляторов, не назовешь идеальной.
— Что бы вы порекомендовали людям, занимающимся журналистскими расследованиями в России?
— Я не чувствую себя вправе давать советы. Вы, ребята, делаете намного более опасную и рискованную работу, чем мы. Все мы помним дело Политковской. А так, если будете заниматься расследованием деятельности какой-либо американской фирмы, приходите к нам.
