Цивилизация
Кадри Джамиль, до недавнего времени занимавший пост вице-президента Сирии, с начала гражданской войны выступал за политическое урегулирование конфликта и создание правительства переходного периода с участием как представителей оппозиции, так и сторонников президента Башара Асада. Сам он хорошо знает как правящую сирийскую партию «Баас», так и российских политиков и общественных деятелей. Он окончил МГУ имени Ломоносова, прекрасно говорит по-русски и придерживается левых политических взглядов. В настоящее время он возглавляет движение «Народный фронт за перемены и освобождение» и по-прежнему выступает за диалог между правительством и оппозицией.
— Недавно вы встречались с замглавы МИД РФ Михаилом Богдановым. О чем шла речь в ходе вашей беседы?
— Мы постоянно общаемся, а в этот раз говорили о переговорах в Вене, на которых были достигнуты определенные результаты по урегулированию ситуации в Сирии. Российская сторона заинтересована в координации сирийской оппозиции с режимом для обеспечения успеха политического урегулирования в нашей республике.
— А с кем вообще из сирийской оппозиции можно вести диалог, ведь вооруженные формования есть у очень многих организаций и сил? Как понять, кто террорист, а кто нет?
— Умеренной оппозицией можно считать тех, кто в принципе согласен на мирное урегулирование и прекращение огня. Это главный критерий. Надо ведь учитывать, что
на определенном этапе войны у сирийцев был один выбор: воевать или воевать (грустно усмехается).
Политического решения не было, люди искали возможность примкнуть к той силе, которая могла помочь им спасти себя и свои семьи. Некоторые пошли в ИГ (запрещенная в России группировка. — «Газета.Ru»), но надо понимать, что внутренне они против «Исламского государства». И сейчас нам надо либо уничтожать поголовно всех, кто в ИГ (а это почти невозможно), либо искать пути расколоть «Исламское государство». Пусть это будет та же «Свободная сирийская армия», о которой Лавров заявил, что она должна участвовать в политическом процессе. Это путь отхода для многих сирийцев от идеологии ИГ. И если «Свободная сирийская армия» (крупнейшая группировка в Сирии, ведущая борьбу против правительства Асада. — «Газета.Ru») подключится к коалиции против «Исламского государства», то мы найдем с ней общий язык. Сирийская проблема сейчас сложная, и решается она комплексно.
— Но ведь один из членов ССА Халиб аль-Хамад съел сердце военнопленного сирийского солдата перед телекамерой. С ним тоже нужно вести политический диалог?
— Те,
кто поедает сердца солдат, конечно, не могут быть частью диалога. Я же сказал — вступать в переговоры можно только с теми, кто на них согласен.
Те, кто ест человеческое мясо, на это никогда не согласятся, да и говорить с ними не о чем. Но там есть и те, кто пошел воевать против правительства по объективным обстоятельствам. Надо сгруппировать все здоровые силы и режима, и оппозиции против злейшего врага человечества — ИГ.
— Вот вы поддерживаете операцию РФ в Сирии. А как быть с вашими политическими противниками, с тем же председателем коалиции оппозиционных и революционных сил Сирии Халидом Ходжем, назвавшим действия России в Сирийской Республике «оккупацией»?
— Сейчас переходный период, а это значит — временный. Я, когда был в правительстве, полтора года терпел Ходжа. А потом мы пойдем к избирательным урнам и посмотрим, кто кого. Я всегда говорил: если сейчас не остановить отрицательные процессы в Сирии, то нам скоро не о чем будет спорить, потому что не будет Сирии. Страны нашей не будет. Сейчас две проблемы: это тяжелейшая гуманитарная катастрофа и ИГ.
Аморально рассуждать, кто станет президентом, а кто — премьером, когда половина народа Сирии стали беженцами.
А насчет российской операции — да, поддерживаю. Так как об этом почему-то не говорят, но российская авиация вступила в дело тогда, когда «Исламское государство» было уже под Дамаском и была опасность, что город падет.
— А почему, с вашей точки зрения, в Сирии вообще началась эта война?
— У нас некоторые члены правительства любят теории заговора и рассуждают, что он начался с марта 2011 года. Я не против теории заговора, но давайте тогда уж говорить правду до конца: первый его этап начался в 2005 году, когда в Сирии началась либерализация экономики, следствием которой стало обнищание людей, рост безработицы. Они стали социальной базой исламской революции. Исламисты просто направили их в определенную сторону, а также предоставляли оружие и деньги. А продолжение этих процессов последовало в 2008 году, когда сирийский режим начал пытаться заигрывать с Турцией и Катаром. Под давлением этих стран мы стали менять свои законы и политическую систему, у нас стали вещать их каналы, такие как «Аль-Джазира». Они подготовили идеологическую почву для конфликта.
И сегодня ИГ в Сирии и Ираке модно сравнивать с фашизмом в Германии в 1930-х годах.
Популистские лозунги лидеров приводят к массовой поддержке среди нищих людей, лишенных жизненных перспектив.
— Вы очень хорошо знаете членов правящей партии в Сирии – «Баас». Как думаете, у ее членов есть политическое будущее в вашей стране?
— Да, абсолютное большинство баасистов не заинтересованы в продолжении кровопролития и не связаны с коррупцией. Наоборот, война сказалась на них крайне отрицательно. Они вполне могут участвовать в строительстве нового сирийского будущего вместе с честными представителями оппозиции.
— А каким будет политическое будущее Асада?
— Его будущее будут определять два фактора: во-первых, сам Асад, во-вторых, сирийский народ. После политического урегулирования надо провести выборы. Без этого никуда.
— Вы — последовательный сторонник левых взглядов. Как вы полагаете, сегодня левой идеологии есть место в Сирии?
— Я думаю, только ей и есть место в Сирии. У националистов уже нет ясной программы, которую они могли бы предложить народу, они в последнее время жили за счет прошлых политических побед и за те 50 лет, что управляли Сирией, сильно ослабли. У исламистов — таких, как ИГИЛ — есть своя программа. Вы уже посмотрели, какая она. Они хотят построить исламский халифат от Пакистана до Испании, и Сирия для них — дрова для исламской революции, на Сирию как таковую им плевать. Здесь у них много общего с троцкистами эпохи становления СССР. А левые разрабатывали программу действий долгие годы, и нам есть что предложить сирийским людям.
— После того как будет достигнуто перемирие и пройдут выборы, что нужно сделать в Сирии первым делом?
— Нашей стране нужны две вещи. Первое — это очень сильный рост экономики, который после такой войны и разрухи должен примерно соответствовать не менее 15% в год. А второе —
реальные шаги в сторону социальной справедливости, так как именно ее отсутствие в течение многих лет и привело к войне.
Знаете, у нас одно время ходили либеральные догмы, согласно которым людям предлагалось выбирать: либо рост экономики, либо социальная справедливость. Говорили: все вместе нельзя. А мы говорим – можно!
— Что скажете насчет опыта сирийских курдов, которые создали свою систему управления на севере Сирии? Может, необходима федерализация?
— То, что происходит на севере Сирии, в Хасаке, где введено самоуправление, это очень интересный опыт, который надо внимательно изучать и можно использовать в дальнейшем, при проведении конституционной реформы. Там, кстати, не только курды создали систему самоуправления, там есть и ассирийцы, и арабы, они нашли общий язык и разработали способ управления территорией, на которой живут. Этот способ успешно работает. А произошло это потому, что Дамаск в сложившихся условиях не имел никакого контроля над этой частью страны. Только не надо называть это федерализацией. Она произошла в соседнем Ираке и на пользу ему явно не пошла. То, что на севере Сирии, я бы назвал демократическим самоуправлением. И о нем можно и нужно говорить, когда будем составлять новую конституцию на основе венских соглашений.
— Многие называют войну в Сирии межрелигиозной. Как вы полагаете, это так?
— Межрелигиозные противоречия – это только форма. На самом деле и головорезы, и коррупционеры есть во всех враждующих лагерях и во всех конфессиях. Суть происходящих в Сирии процессов социальная.
