Цивилизация
Албанский радушный прием
«Гашиш не желаешь?» — бегло окинув меня взглядом, спросил худой албанец. Я только что вышел со станции метро «Этаж-Нуар», расположенной недалеко от центра Брюсселя, и пытался сообразить, в какую надо идти сторону. «А сколько стоит?» — «€5 за грамм», -— спокойно отвечает мой собеседник.
Этот разговор происходит в районе Моленбек-Сен-Жан, который считается одним из самых неблагополучных и бедных в бельгийской столице. Здесь живут мигранты со всего света.
Первым признаком того, что вы оказались в этом месте, служат горы мусора по обочинам проезжей части.
Обычно отходы жизнедеятельности брюссельцы аккуратно складывают в мешки и выставляют у себя под дверью, а утром мусорщики забирают этот пакет. В Сен-Жане же мусор просто выкидывают куда попало, поэтому все обочины этого района превращены в помойку.
«В этом районе проще всего купить и снять квартиру. Ты русский? Тогда тем более запиши мой телефон. Я все знаю здесь. Можем даже бизнес наладить: если у тебя много безработных знакомых есть в России или еще где, то я могу им помочь сюда добраться по разумной цене. Ну пишешь или нет?» — настойчиво предлагает мне свою «помощь» другой албанец, Хасим. Он бегло говорит по-французски и по-сербски и даже пытается вести диалог на языке Пушкина и Достоевского. Отвязаться от него быстро не получается.
«Те мигранты, которые работают, берут кредит в банке и покупают тут жилплощадь. Если работаешь, кредит легко получить. А если не работаешь, то только снимать… Но пособие не очень большое, всего €1 тыс. Так ты покупать будешь? Я подберу тебе вариант», — объясняет мне местные расклады и заодно опять предлагает свои услуги Хасим.
«Марокканцы могут и ножом пырнуть»
Значительная часть обитателей района — приезжие из стран Магриба и Западной Африки. В нем много полуподпольных автосервисов, почти в каждом из них работают арабы. Из открытых подъемных ворот этих мастерских нередко можно услышать арабскую музыку.
Впрочем, если вдруг вы видите в Сен-Жене человека с европейским лицом, то вполне вероятно, что он также не коренной бельгиец.
«Албанцев не бойся. Они хорохорятся и строят из себя черт-те что, но на самом деле трусоваты и крайне редко дерутся.
Вот марокканцы, эти могут и ножом пырнуть, с ними поаккуратней. Мой хозяин тоже албанец, я поэтому знаю что говорю», — рассказывает мне о местных нравах русская девушка Лена. Она работает барменом в небольшом питейном заведении, расположенном почти в самом центре неблагополучного района. В этом баре есть только спиртные напитки, закуску посетителям не предлагают. Зато там поставлены игровые автоматы, за которыми часто проводят время завсегдатаи.
«Снять квартиру тут можно за €600 или даже €500. Чем многие и пользуются. Я тут уже третий год — к мужу приехала, он из Кишинева сюда раньше перебрался», — продолжает бойкая черноглазая барменша. По словам девушки, ее заработок составляет порядка €80 в день при рабочем дне 10–12 часов.
«Лена, дай на сигареты. Я опять в автоматах все просадил», — голосом начальника заявляет пожилой плотный мужчина. Это Мусса. Он приехал из охваченного войной Сараево в 1993 году и с тех пор так и остался в Бельгии. «Я пока здесь, поваром работаю. А вот жену пристроить никуда не могу», — рассказывает он мне. Я немного говорю по-сербски, и мой собеседник обрадовался возможности поболтать на родном языке. Супруга Муссы, женщина лет пятидесяти, сидит в этом же баре и пьет пиво. Судя по ее комплекции и животу, этот напиток она очень любит. «А ты сам где работать думаешь?» — интересуется босниец у меня. — «Пока не знаю».
«Если водишь тачку, то сдавай на местные права, получаешь лицензию и иди в таксисты.
Это в принципе несложно, многие мигранты так же начинают», — решил дать мне дельный совет Мусса. О том, что у меня есть неплохая работа, правда, в другой стране, я решил умолчать.
Рядом со входом в бар расположен молельный дом мусульман, который заменяет арабам мечеть. Ее тут пока не построили. Около этого дома женщины в традиционных мусульманских платках ждут своих мужей. Они общаются только друг с другом и отворачиваются при виде камеры.
Многие вывески в этой коммуне написаны на трех языках — французском, фламандском и арабском. Вечером в Сен-Жене не очень-то безопасно, к тому же почти все здания не оборудованы камерами видеонаблюдения. Поэтому я решил до наступления глубокого вечера вернуться к метро. Около надземного перехода через железнодорожные пути, ведущего к подземке, меня догнала девушка лет семнадцати. «Месье, у вас не будет хоть сколько-то евро? Мне на проезд не хватает…» — хорошо отрепетированным жалобным голосом просит она меня. Я протягиваю ей монету в €2 и тут же хватаю за рукав: «Вход в метро с другой стороны. На что ты собираешь деньги?» «На сигареты. Я пристрастилась к куреву. Это бывает. Пусти меня, пожалуйста», — улыбается эта девочка. По ее глазам можно предположить, что она довольно давно балуется наркотиками. Заходя в переход, я увидел компанию курящих что-то молодых ребят, почувствовал характерный запах гашиша и понял, зачем у меня просили мелочь.
Новые хозяева фламандских домиков
Впрочем, Моленбек-Сен-Жан далеко не единственное место в Брюсселе, где компактно проживают бедняки и приезжие. Есть еще район Андерлехт.
«Знаешь, в этом городе есть несколько коммун, где я бы лично никому не советовал брать жилье. Например, не стоит селиться в Андерлехте. Ни при каких обстоятельствах», — рассказывает Рустам. У него бизнес в России и квартира в Бельгии. Сюда он рассчитывает перебраться после того, как отойдет от дел, а пока перевез в Брюссель свою мать. К будущей эмиграции россиянин подготовился основательно: выучил и французский, и фламандский языки.
«Бельгийцы тебе это вряд ли расскажут: у них через СМИ навязывается толерантность ко всем обитателям неспокойных районов.
Хотя на самом деле местные жители — жуткие националисты и не очень-то жалуют приезжих.
Особенно это к фламандцам относится», — продолжает Рустам.
Я решил сам съездить в Андерлехт, чтобы убедиться во всем воочию.
Часть этой коммуны выглядит вполне прилично: аккуратные садики вокруг одноэтажных фламандских домиков, красивый костел и Музей Эразма Роттердамского (ученый эпохи Возрождения) пользуются популярностью у туристов. Однако стоит только перейти через брюссельский канал, как картина резко меняется. Прежде всего это заметно по мусору, который, как и в Сен-Жане, валяется на обочине, и никто его не убирает. Кроме того, большинство действовавших когда-то здесь учреждений закрыто, а на дверях и стенах зданий красуются надписи: «Продается» и «Сдается». Покупают эту недвижимость зачастую также не коренные бельгийцы.
«Стой! Что ты там сфотографировал? А ну-ка иди сюда!» — окликнул меня невысокий коренастый африканец. Я сделал фото одного из домов, и ему это явно не понравилось. «Я журналист из России. Делаю репортаж о жизни в Бельгии. Если вы против, я удалю фото», — пытаюсь я погасить назревающий конфликт. «Рубо, пойди сюда!!!» — завопил мой оппонент и залепетал что-то на своем, понятном только выходцам из его страны языке.
«Конечно, ты сейчас все удалишь. Что ты тут вообще делаешь? Тебя сюда не звали!» — это уже кричит прибежавший хозяин дома.
Со второго этажа на нас смотрят еще несколько его приятелей. Они не вмешиваются в спор, но, очевидно, готовы это сделать, причем они явно не на моей стороне. Я удаляю фото на глазах у обиженных мигрантов. «Может, побеседуем? Я правда работник СМИ», — говорю я им. «Мне некогда разговаривать, а тебе лучше отсюда уходить, и поскорее», — отвечает хозяин дома. Под его пристальным надзором я покидаю улицу.
Не все жители Андерлехта могут позволить себе купить квартиру или дом. Немало таких, для которых этим самым домом стала улица. На ней они и спят, накрывшись одеялами или картонками. Зарабатывают на жизнь такие люди, как правило, попрошайничеством.
В Андерлехте живут и студенты, причем в немалом количестве. «Мы из Эквадора приехали, учимся в разных бельгийских вузах. Скоро у нас национальный праздник — День солнца. В этот день у нас надевают костюмы и маски», — рассказывает латиноамериканка Моника. Вместе с друзьями они делают разноцветные маски для праздника и с удовольствием фотографируются.
Иногда новые хозяева брошенных зданий и помещений используют их весьма необычным способом. «Здесь раньше было турагентство», — говорит Мустафа, 45-летний приезжий из Марокко.
На полу комнаты трехэтажного здания, где мы беседуем, старое инвалидное кресло, специи, книги, одежда и какие-то пакеты.
«Когда я, скажем так, арендовал эту комнату, решил устроить свое «агентство». Я отправляю в Марокко за деньги те вещи, которые другие приезжие хотят отвезти своим близким, оставшимся в этой стране, но не могут сделать это лично. А те, в свою очередь, через меня оттуда что-то переправляют. Так что я теперь бизнесмен», — улыбается своей шутке Мустафа. Он отлично говорит по-французски и одевается в полном соответствии с европейской культурой в отличие от многих его клиентов, которые расхаживают по улицам в халатах.
«Когда-то наша коммуна была совсем не такой. Тут было много предприятий, на которых работали местные жители. В настоящее время почти все они закрылись. И часть местных продали свои дома по дешевке, а туда заехали люди из Африки и других стран, — рассказывает бармен Траки, ловко наливая одной рукой пиво в два стакана сразу из двух бутылок. — Кроме того, здесь живет много коренных безработных бельгийцев. Смотри, видишь, за столиком трое мужиков сидят? Это грузчики, они разбирают дом, который сносят за углом. Их наняли специально для этого. Но когда его снесут, заработка у них снова не будет». Сам Траки приехал в пятилетнем возрасте с родителями из Греции. Сейчас ему чуть за 50, и он считает себя коренным бельгийцем.
«Тут, кстати, и ваших, из России и с Украины, тоже много. И ко мне они часто заходят. Чаще даже, чем бельгийцы», — улыбается Траки.
Вскоре я и сам в этом убедился.
«Что, нету мелочи?» — спрашивает у меня на прекрасном русском языке продавец из газетного киоска. На входе в метро стоит только автомат по продаже билетов, а кассира нет. Техника купюры не берет — только монетки. «Да, — отвечаю я. — А вы из России?» — «Да, из Москвы». «А почему сюда переехали? И как давно вы здесь?» — интересуюсь я. — «Вот тебе пять монеток по евро и по 50 центов. Как раз для автомата. Всего хорошего...»
