Цивилизация
Канонический статус Священной митрополии Абхазии, провозглашенной на церковно-народном сходе в мае 2011 года, до сих пор не определен. Духовенство митрополии не подчиняется ни Москве, ни Тбилиси, стремясь к автокефалии Абхазской церкви. Представители Московской патриархии считают их раскольниками, в ответ абхазские священники обвиняют их в узурпации церковной власти. О ситуации в республике и церковной жизни «Газета.Ru» беседует с архимандритом Дорофеем:
Монастырь не должен превращаться в богадельню
— В силу потерянности церковной традиции в советское время нам с отцом Давидом (Сарсания) хотелось увидеть, как нужно создавать монастыри, возрождать церковную жизнь именно там, где эта традиция не терялась. На постсоветском пространстве мы, включая монастырь, все делали исключительно теоретически, на основании собственных знаний и книжек, но очень важный момент — было соприкосновение с живой традицией, которое во многом повлияло на наши взгляды.
— Отец Дорофей, а в чем качественная разница между российским монастырем, восстановленным после советского запустения, и греческой обителью, в которой монашеская жизнь не прерывалась?
— Внешне все одинаково — одеяния, порядок, службы, храмы. Но самая важная вещь, которую мы поняли для себя, — церковная и монашеская жизнь должна осуществляться осмысленно. Например, монастырь не должен быть прибежищем для людей, не нашедших себя в миру — с душевными, психическими травмами, зависимых. К сожалению, и у нас, и в большинстве российских монастырей собирается некий контингент, постепенно превращающий монастыри в богадельни.
Богадельня — служение людям, проявление христианской любви вне стен монастыря. В определенный момент и передо мной стала дилемма: кто бы ни пришел к нам, кем бы он ни был, должен ли я, как христианин, принять его — или нет? После опыта греческого монашества мы считаем, что в монастыре должны находиться отобранные люди. Во время битвы на первую линию ставят лучшую часть войска, роль которого в церковной жизни занимает, в определенном смысле, монашество. Нам нужны люди, которые ничего не избегают в миру и могут полноценно реализовать себя там во всех направлениях, но осознанно выбирают монастырь.
— Какие еще проблемы церковной жизни сегодня, на ваш взгляд, остро стоят в России?
— Когда люди делают первые шаги в церкви, многие начинают думать, что от них зависит чуть ли не спасение мира, начинают чувствовать себя некими избранниками, на которых возложена особая миссия. Поэтому у нас сплошь и рядом радикализм, плавно переходящий в фанатизм. Говорю «у нас», потому что я восемь лет учился в России и болею душой за судьбу Русской церкви.
На том же Афоне 20 крупных монастырей, а радикальный только один — Эсфигмен, который все время бунтует.
Это показатель того, что большая часть афонского монашества остается здравомыслящей. У нас же в храмах и монастырях вместо слова о Христе и евангельской жизни все время звучат призывы к борьбе с масонами, заговорами, Западом и так далее — тем, что второстепенно по отношению к нашему роду деятельности.
Русская церковь, к сожалению, возвращается к дореволюционному складу жизни, который привел к самой революции и уничтожению церкви. Меня удручает средневековое понимание церковной жизни — архиереи воспринимают себя некими вельможами, грубо говоря «князьями церкви», идет бесконечное обогащение и озолочение. Мы снова не с народом. Отсюда возникает противодействие церкви, которая потеряла авторитет среди определенного круга россиян. Волна недоверия унесет и искренних священников, и тех епископов, которые преданно служат своему делу.
Иерархи променяли твердость на драгоценные митры
— Почему же иерархи не учли опыт предшественников?
— Сказывается отсутствие живого опыта церковной традиции. 20 лет для становления церкви ничего не значат: ее уничтожали в течение 70 лет. Самое главное, мне кажется, не было свободы внутри самой церкви. Когда у прихожан и священников есть запросы, внутренние переживания, сомнения, а иерархи пытаются все это подавить церковным послушанием, они тем самым унижают церковные и монашеские общины и даже целые народы. Когда спрашиваю у рядового прихожанина или даже священника о его роли в жизни церкви, он твердит — «как благословят». Неучастие людей в церковной жизни отдало ее судьбу в руки определенного круга лиц, превративших церковь в простую организацию со своими земными интересами.
— Но это не просто клирики, они говорят от имени церкви!
— Я тоже могу говорить от имени Ново-Афонского монастыря, но я передаю свой личный опыт. У других монахов он может быть другим, как и мнение. То же самое в Русской церкви. Коль мы говорим об Абхазии, есть митрополит Иларион и протоиерей Николай Балашов (председатель и заместитель председателя Отдела внешних церковных связей РПЦ. — «Газета.Ru»), у которых свое понимание решения абхазского церковного вопроса, но есть и другие точки зрения, просто в руках других людей не находится решение этого вопроса. Священники и иерархи с другим мнением не всегда могут открыто высказывать и защитить свои принципы, мотивируя это иногда тем, что нужно со всем смиряться.
Когда читаем о жизни древней церкви, видим совершенно другое. Изучая последние годы жизни святителя Иоанна Златоуста, сосланного в Абхазию, я увидел в нем человека принципиального и непримиримого. Он не пришел на два собора епископов, которые его в конечном итоге осудили и низложили, потому что считал их действия неправильными. Когда император Аркадий вместе с церковными иерархами добились его изгнания, святитель отказался покидать церковь, поскольку, как говорил он сам, она была поручена ему богом. Он ни разу не сказал императорской чете, архиепископам, митрополитам и епископам «простите». Если мы видим перед собой неправду, ложь, унижение, с чего просить прощения? Твердость и небоязнь, к сожалению, сегодня отсутствуют у большинства духовных лиц. Если бы Златоуст жил в наше время, ему бы вновь грозила ссылка.
— Хорошо, но ваш статус также пока не определен — Священная митрополия Абхазии не признана поместными церквями. Представители Московской патриархии, которых вы перечислили, говорят о страшном грехе раскола…
— Через два года, даст бог, состоится Всеправославный собор, на котором как раз будут поставлены и решены вопросы, накопившиеся в основном в XX веке. Произошел распад социалистического лагеря, образовались новые государства, за ними возникли новые церкви, статус которых остается неопределенным, остается недопонимание между отдельными церквями. Есть много и других вопросов, ответы на которые должны прозвучать на соборе.
К сожалению, позиция Московской патриархии и Грузинской церкви такова, что наши попытки озвучить абхазскую церковную проблему блокируются. С 15 сентября начнется работа подготовительной комиссии, будем обращаться. Два месяца назад в Стамбуле собирались главы всех православных церквей, и мы решили обратиться к ним. Обратились к президенту Александру Анквабу, который пообещал поддержать, направить письмо и от своего имени. Совместно подготовили текст, но письмо отправлено не было — вероятно, из-за боязни возможных проблем с Московской патриархией, представители которой принимают в блокировке нашего вопроса непосредственное участие.
Одна из ключевых проблем, которая была в Ново-Афонском монастыре, — запрет в священнослужении, наложенный Московской патриархией на меня и отца Андрея (Ампара).
Мы требовали апелляции патриарха, церковного суда, ничего этого не состоялось, потому что на суде прояснилась бы наша невиновность. Напротив, митрополит Иларион и епископ Майкопский Тихон несколько раз писали моему греческому митрополиту, в Афинскую архиепископию и Вселенскую патриархию, требуя признать их запрет. Греческая сторона его не признала, причем официально и аргументировано. Это касается и Священной митрополии Абхазии — нам пока никто не сказал, что все ресурсы для определения статуса митрополии исчерпаны, переговоры продолжаются.
Голосовать за программу, а не человека
— Раз уже упомянули отстраненного президента Абхазии, каково ваше видение сложившейся в республике ситуации?
— Я присутствовал на народном сходе 27 мая. Не одобряю последующих действий, когда сход стал инструментом смены власти и формирования временного правительства. Это цепная реакция, которую не остановишь. С другой стороны, понимаю, что ситуация была критической, потому что позиция Анкваба по многим вопросам, в том числе церковным, была такой: он никого не слушал.
Граждан нашей республики должны беспокоить не экономические и социальные проблемы. В конце концов мы живем намного лучше, чем еще несколько лет назад. Главная тревога — длительность жизни нашего государства. Почему именно сейчас в воздухе витает вопрос ассоциированных отношений с Россией?
— Что вы ждете от назначенных на 24 августа выборов? Сами за кого будете голосовать?
— На Майдане в Киеве люди тоже искренне протестовали против коррупции и произвола — в конечном итоге на их плечах к власти пришли олигархи. В окружении многих уважаемых оппозиционных политиков Абхазии есть люди, которым нельзя доверить будущее республики. Нельзя допустить, чтобы на плечах простого народа победили люди, для которых экономические интересы превыше всего.
В том, что произошло, помимо личной вины президента есть и общая вина нас всех.
Потому что некоторые оппозиционные партии и многие избиратели, стоявшие на Театральной площади 27 мая, привели в свое время Анкваба к власти. Где гарантии, что ошибка не повторится? Мне кажется, отныне от всех кандидатов нужно требовать совершенно четкую программу реформ и конкретные шаги по ее реализации.
24 августа абхазы должны голосовать не из симпатии и близкого родства, не за человека с большими средствами и пустыми обещаниями, а за того, кто ясно видит будущее развитие Абхазии как независимого государства.
