Цивилизация
«Заходи, дорогая, заходи, — говорит опоздавшей ученице Навруз Гулзод. — Хуш омадед. Нури дида. Този сар. Добро пожаловать! Свет очей. Корона на голове. Это значит, когда я вас вижу, я слепну».
Навруз Гулзод уже два года возглавляет в Московском государственном лингвистическом университете Центр таджикского языка и культуры, в котором преподает таджикский российским студентам. Основное место его работы — Таджикский государственный национальный университет, где он учит студентов таджикскому, персидскому и каллиграфии. Сейчас же ко всему этому добавилось преподавание в Школе языков мигрантов. Четыре вечера в неделю в павильоне «Школа» в парке «Музеон» собирается от 15 до 40 человек, чтобы учить иностранный язык. Здесь не преподают английский или французский, здесь учат языкам, на которых говорят мигранты, — молдавскому, узбекскому, казахскому, таджикскому.
Идея Школы языков мигрантов принадлежит питерской художнице Ольге Житлиной. Она хотела провести арт-проект, где за несколько занятий москвичи изучили бы языки трудовых мигрантов, которых больше всего в Москве. Позже идея трансформировалась в культурологический проект «Музеона» — школу, где три месяца будут преподавать языки мигрантов. «Удивительно, конечно, но есть зависимость между численностью мигрантов и количеством желающих изучать тот или иной язык. Узбекский и таджикский гораздо популярнее», — говорит куратор образовательной программы «Музеона» Вероника Сергеева.
Самый популярный на курсах — таджикский язык. Он принадлежит к западноиранской группе индоевропейских языков и, пожалуй, самый экзотический из всех представленных. На первое занятие пришли 40 человек.
«Как их учить, я вообще не представляю. 40 человек! У меня в университете группа в шесть-семь студентов. Если они начнут понимать элементарные вещи, то уже хорошо, — говорит Навруз Гулзод. — Таджикистан 70 лет был в составе СССР. Русские, которые жили там, никогда не учили таджикский, потому что все таджики говорили по-русски. Теперь все русские из Таджикистана уехали, хотя таджики мечтают, чтобы они вернулись. Я же мечтаю, чтобы все могли друг друга понимать. Теперь у молодых таджиков в одном предложении может быть половина русских, половина таджикских слов. Так что теперь ни тот язык, ни другой хорошо не знают».
Меньше всего учеников пришло на казахский — всего 15 человек. «Видимо, мы казахский не воспринимаем как иностранный. У нас есть схожие татарский и башкирский языки. К тому же в Казахстане все говорят по-русски. Те, кто приходит его учить, — либо это либо обрусевшие казахи, либо те, кто едет в Казахстан и хочет блеснуть фразой», — рассказывает Сергеева.
Второе занятие по таджикскому языку проходит в переполненной аудитории. Половину урока Гулзод хохмит и шутит. «Мне ваша борода очень нравится, — говорит он одному из учеников. — У меня самого такая борода 15 лет была. А когда я поседел, то женщины стали на других больше смотреть. Я и сбрил ее». Рассказывает, что всю жизнь собирал пословицы и поговорки. «Как у русских говорят: много знаешь, плохо спишь. А у нас говорят: когда богатый, вообще не спишь. Я по четвергам зарплату получаю, так в этот день вообще не сплю», — говорит Гулзод. Все хихикают. Между хохмами он успевает объяснять спряжение глаголов на таджикском и времена. «Рафт, рав, рафтан — шел, иди, идти. Гуфт, гуй, гуфтан — сказал, скажи, сказать», — пишет на доске ровным почерком преподаватель. Потом начинает серьезный разговор. «У Фирдоуси говорится, что разные народы — это как разные части тела одного человека. Когда одна болит, то и другим тяжело. Вот так и с Украиной сейчас», — наставляет Гулзод.
Основная категория учеников на курсах — те, кому эти языки нужны по работе. Вторая категория — давно живущие в России граждане Молдавии, Узбекистана, Таджикистана и Казахстана. Кто-то знает язык на элементарном уровне, но не умеет ни читать, ни писать и надеется, что занятия в школе помогут. «И еще одна группа — либерально настроенные граждане, для которых изучение языка — своего рода жест толерантности», — добавляет Вероника Сергеева.
Меньше всего на курсах тех, кому просто хочется экзотики. Средний возраст учеников — 25–35 лет, самому младшему — 15 лет, старшему — под 70. Некоторые ученики посещают все четыре языка.
Евгению Кочкину таджикский язык нужен по работе. Он научный сотрудник Центра исследований миграции и этничности РАНХиГС, не так давно вернулся из Таджикистана, где проработал целый год. Правда, за это время так и не начал говорить на таджикском. В Школе языков мигрантов он все-таки надеется на успех — знание основ языка пригодится и для работы, и для собственного удовольствия. «Таджикистан — уникальная страна. После распада СССР там был самый большой социально-экономический кризис, длившийся семь лет. Я как раз занимаюсь его изучением», — рассказывает Кочкин. По его словам, сейчас у молодых людей очень странное представление о тех, кто живет в Москве. «Я дал студентам задание — провести исследование по Дагестану. Так все три группы начинали свои доклады с того, что есть такая «страна — Дагестан». К тому же студенты слабо представляют, как происходил развал Советского Союза.
Когда спрашиваешь у них, кто такие мигранты, они отвечают, что это люди, которые пробираются в поезд, едут на третьей полке незаконно в Москву. Образ в голове, очевидно, сформировало кино, что же происходит на самом деле, они понятия не имеют», — рассказывает Евгений.
Еще один ученик школы Сергей работает консультантом в компании «Мигрант сервис», которая помогает иностранцам оформлять разрешения на работу и патенты. Он как раз из тех, кто ходит на все четыре языка. «У меня много друзей из этих стран. Дома звоню своим узбекам и молдаванам, рассказываю, что скоро будем на их языке разговаривать. Они обещали помочь с домашними заданиями. Я знаю, что, если ты эти языки изучаешь, потом тебе проще будет учить другие языки. Нам на казахском сказали, что если всем понравится, то они готовы при посольстве организовать продолжение курсов», — рассказывает Сергей.
Историк Артем пришел на курсы, как он говорит, по личным мотивам. «Мне просто интересно выучить другой язык. К тому же я хотел бы знать, о чем говорят мигранты, которых в Москве очень много», — говорит Артем.
Александра в первый раз пришла на занятие. Сидя на уроке, она тихо спрашивает у всех вокруг, изучали ли числительные. Выясняется, что пока до них не дошли. «Как же так? Ведь это самые простые вещи, которые надо знать, чтобы иметь возможность говорить», — удивляется она. Александра — одна из участниц проекта «Дом для всех». Путешественники со всего мира арендуют на три-четыре месяца дом в каком-нибудь городе и приезжают туда отдыхать. Сейчас Александра мечтает, что в одну из поездок окажется в Душанбе, где пригодится таджикский язык.
Сами мигранты на курсы не приходили, хотя строили павильон для школы. Вероника Сергеева их приглашала на занятия, но те лишь посмеялись. Между тем сами преподаватели стали спорить по поводу термина «мигранты». Преподаватели молдавского и таджикского языков нормально относятся к этому слову, а вот казахи, живущие в России, себя мигрантами не считают. Точно так же и узбеки: узбекский эквивалент слова «мигрант» имеет негативную окраску. Кстати, если найти учеников у школы проблемы не было, то преподавателей пришлось искать очень долго. Первым делом организаторы обращались в посольства, откуда их направили в МГЛУ, где есть центры стран и языков СНГ. Так были найдены преподаватели таджикского и узбекского языков. Оба — носители языков, хорошо говорят по-русски. Учителем молдавского оказалась преподаватель из Центра молдавского языка, который работает при одной из московских школ. Казахский преподает главный редактор интернет-издания «Казахский язык». Его занятия, на которые приходят 15 человек, больше всего похожи на изучение иностранного языка. Все-таки небольшую группу учить проще, чем группу из 40 человек. Сейчас и запись осталась только на казахский язык.
«Конечно, это своего рода уроки толерантности, когда ты через изучение другого языка начинаешь уважать чужую культуру. Поэтому мы не боимся негатива. Хотя он был в самом начале. В интернет-изданиях, которые анонсировали школу, было очень много негативных комментариев под статьями в том духе, что «мы скоро превратимся в таджиков», «это они должны учить русский язык» и так далее», — рассказывает куратор.
В ближайшее время будет организована лекционная программа: как культура этих четырех стран повлияла на культуру России. По окончании курсов проведут анкетирование: захочет ли кто-то изучать язык дальше, какие цели были поставлены и были ли они достигнуты, да и вообще, понравилось или нет. Продлятся занятия до конца июля. «Поэтому мы сразу предупредили учеников, чтобы они не питали иллюзий, будто они смогут полностью выучить языки. Но за три месяца у них появится база для разговоров на элементарном бытовом уровне», — говорит Вероника Сергеева.
Москвичи чаще всего интересовались у организаторов, будут ли на курсах изучать украинский язык. «А мы даже как-то не подумали про него, у нас ведь такие близкие культуры. Теперь решили, что на следующий год будут новые языки, скорее всего, украинский, армянский, азербайджанский. Именно их просят больше всего», — рассказывает куратор.
Одно занятие длится два часа с 10-минутным перерывом. Под конец урока таджикского в аудиторию входит парень в солнцезащитных очках и с большой пандой на футболке. «Только пришел?» — спрашивает Гулзод. «Ага», — отвечает тот. «Ну проходи, будь как дома», — отвечает преподаватель и рассказывает очередную историю. «У меня жена молодая, моя ученица. Когда я овдовел, то долго горевал. А моя ученица мне все время помогала. Мне и говорят друзья, мол, женись, она же о тебе заботится. Ну я и решил жениться. Одна жена умерла, так я и взял в жены кого помоложе, чтобы вторая тоже раньше меня не умерла», — говорит он, а потом рассказывает про своих двух сыновей-художников. Между делом попросит студентов проспрягать тот или иной глагол. А заканчивает лекцию спряжением глагола «люблю». «Дуст медорам, дуст медори, дуст медорад, дуст медорель, дуст медоред, дуст медоранд», — пишет на доске Гулзод. Раздается телефонный звонок, Гулзод берет трубку, выясняется, что звонит жена, просит предупредить, когда муж пойдет домой: она поставит разогревать еду. Последняя фраза урока на таджикском — пословица, которая в переводе на русский звучит так: «Если не дойдет до слушателя то, что я говорю, то я бессилен».
