Цивилизация
Летом 2012 года экологи Евгений Витишко и Сурен Газарян, позже эмигрировавший в Эстонию, получили по три года условно за надписи на заборе так называемой дачи Ткачева — огороженного участка реликтового леса и морского берега, который, утверждают «зеленые», принадлежит губернатору Краснодарского края Александру Ткачеву. Спустя полтора года уголовно-исполнительная инспекция выявила три формальных нарушения Витишко при отбывании наказания: перепутал дату и пришел отметиться на день позже, без предупреждения уехал в Краснодар и якобы не открыл дверь во время ночной проверки инспекторов. Хотя сам Евгений с соседом по лестничной клетке утверждают, что их прихода просто не слышали.
Из-за этих нарушений перед самым началом Олимпиады экологу заменили условный срок на реальный. Правда, несколько недель ни товарищи, ни семья — а у осужденного двое несовершеннолетних детей — ничего не знали о его местонахождении. Потом с помощью правозащитников Витишко все-таки нашли — в Тамбовской области. На днях туда отправились активисты из Краснодарского края Анна Михайлова, Давид Хаким и Елена Шмакова. Они и передали Витишко вопросы от «Газеты.Ru».
«В кавычках — дословно, а остальное просто конспект речи. Ему писать ответы не разрешили, заразы», — призналась Анна, отправляя по электронной почте фото исписанных крупным почерком десятка тетрадных листов.
По словам Витишко, после спецприемника в Туапсе его перевезли в СИЗО Краснодара. Держали в спецблоке, где ждут следствия или отбывания наказания особые нарушители. Например, небезызвестный Сергей Цапок.
«Все проверки проводились спецназом в черных масках. Я слышал, как спецназ избивал осужденных в спецблоке, и написал заявление по этому поводу. Избивая, спецназовцы использовали спецсредства и требовали от людей подписать бумаги о том, что претензий нет», — рассказал эколог товарищам о том, что встретил в заключении.
Около полудня 23 февраля его в автозаке повезли в Волгоград, уже тогда стало известно место назначения — Тамбовская область. Адвокат Марина Дубровина смогла получить эту информацию только через четыре дня. Евгений уже сидел не в спецблоке, а в общей камере. Вновь автозак, «столыпин» и неделя в воронежском изоляторе. Потом ИК-1 в Тамбове. «В камере было 13 спальных мест, 6 матрасов, 41 заключенный и один туберкулезный больной, которого так и не изолировали», — описывает он первую колонию. Там его продержали два дня, новым местом стала колония №2 в поселке Садовом.
Карантин проходит в отдельном бараке, где с осужденными беседуют для определения на работы и в отряд. Например, в шестой отряд зачисляют «отказников» — тех, кто отказывается работать. Их ждет смена режима на более жесткий.
Вместе с Витишко сидят много земляков из Краснодарского края, в основном по наркоманским статьям, которые здесь почему-то окрестили олимпийскими. Сидят дагестанцы за хранение оружия, злостные алиментщики и мошенники. Всего в отряде 116 человек, в бараках тепло. Есть кварцевая лампа, которую даже включают.
«Один из заключенных: «О, я знаю тебя! Мне в училище сказали, что депутат там всех достал», — делится эколог.
Сам он остановился на работе дворника. В свободное время планирует подучить английский, ему уже и учебники привезли. Еще одно занятие — помогать другим осужденным составлять жалобы, судебные документы, апелляции на решения судов. В общем, работы для человека с четырьмя высшими образованиями, инженера-геолога с многолетним стажем хватает. Пару дней назад прибыла и первая посылка от жены с одеждой. «Я очень рад, что меня задержали в пальто. Оно мне очень пригодилось — не мерз», — снова улыбается.
К слову, с родными пообщаться практически не удается. Банально не подойти к телефону, который окружает плотное кольцо желающих позвонить.
«Сами правила внутреннего распорядка — дремучий документ, требующий переработок. К примеру, осужденный не может говорить по телефону на иностранном языке, — передают слова Витишко краснодарские товарищи. — Я сделал замечание сотруднику колонии, курившему в неположенном месте. Оказалось, заключенные не имеют права на замечания сотрудникам».
Планы на ближайшие три года Евгений Витишко не строит. Вместе с тем он не намерен отбывать в колонии весь срок и собирается «предпринять с адвокатами все, чтобы избежать этого».
— Чем планируешь заниматься после освобождения?
— Давайте сначала освободимся. Возможно, этот процесс затянется на некоторое время. Все зависит от ситуации в стране в целом. Возможно, на некоторое время уеду из России. Если не уеду, буду по-прежнему заниматься защитой природы.
— Не жалеешь, что не эмигрировал раньше, как Сурен Газарян?
— Нет, не жалею. Считаю, мои действия с момента осуждения достаточно последовательны. Сурену было актуально эмигрировать в связи с фабрикацией второго дела. Считаю для себя верным продолжить начатое и доказать стране, что наш приговор неправосуден.
На вопрос о том, почему реакция МОК и Евросоюза оказалась не столь последовательной, а олимпийский комитет вообще удовлетворился формальным ответом представителей России о законности наказания, Евгений Витишко говорит: реакция ЕС была и до вступления приговора в силу. Он встречался со многими зарубежными журналистами, депутатами Европарламента. И смог через них донести Европе и миру, что в России не все так гладко в области защиты прав человека и охраны окружающей среды, прочих обязательств, взятых страной при подписании международного договора по подготовке Олимпийских игр.
