Всего по программе поддержки соотечественников из Сирии в Адыгею переехали 126 семей, или почти 600 человек. Это не только адыги, признаются в майкопском Центре адаптации репатриантов, но и представители практически всех кавказских народов – абхазы, чеченцы, дагестанцы, осетины, карачаевцы, чьих предков водоворот исторических событий отнес на Ближний Восток. Директор центра Асхад Гучетль признается, что в прошлом году квоты закончились еще в сентябре, а в этом прием иностранцев не начинался – отложили до конца Олимпиады.
Большинство переселенцев, покидая охваченную противостоянием президента Башара Асада и исламской оппозиции страну, успевали взять только самое необходимое. Имущество и дома, нажитые несколькими поколениями, остались на разграбление мародерам. Удивляет, что эти люди остаются оптимистами, с сердечной благодарностью принимают даже незначительную помощь. Некоторые, привыкнув рассчитывать только на себя, и от нее отказываются.
Майкопский фастфуд
Официально клоун Рональд Макдональд еще не поселился в столице Адыгеи. Но палестинец Мотаз Халиль, переехавший сюда летом 2012 года, удивился: почему есть обычные крохотные чебуречные, а нет кафе по типу «Макдоналдса»? Особых денег у семьи не было — «только себя живыми вывезли, даже продать ничего не успели», — поэтому пришлось объединиться с другими родственниками и партнерами. Рискнули. Долго присматривались к меню, хотелось внести в него национальный колорит. Даже спрашивал первых посетителей: чего бы хотели попробовать?
Сейчас в кафе Мотаза трудятся восемь человек – практически вся семья, плюс еще несколько сирийцев. Местные только кассиры, так как некоторые работники еще плохо говорят по-русски. Кстати, сам владелец до переезда прожил в нашей стране, тогда еще СССР, несколько лет – окончил журфак МГУ.
«Из знакомых репатриантов, переехавших в Адыгею, назад никто не уехал и не собираются. Главное — куда? Опять в войну? — говорит палестинец. — В России всем легче. К иностранцам здесь относятся очень хорошо, русские отличаются простотой и гостеприимством. Смотрят, какой ты человек, а не откуда. Здесь спокойнее. На Западе без денег ты не нужен, должен в их модель встраиваться, жить как они».
На вопрос, с какими проблемами чаще сталкиваются сирийские репатрианты, Мотаз называет только большое количество проверок и сложности с языком. «У того, кто выехал из Сирии с деньгами, дела идут легко — знают, чего хотят, куда их вложить. Правда, тяжеловато с налогами и проверками — уж слишком их много. Но таких сирийцев меньшинство, многие в войне вынуждены были оставить все», — признается он.
По секрету он сообщает, что проект «мини-Макдоналдса» оказался не очень удачным: Майкоп — город небольшой, посетителей немного. «Раз уж начали, нужно идти до конца. Деньги вложили, обратно их не вернуть, — настойчив Мотаз. — Летом собираемся перед кафе место оборудовать, мороженое продавать».
Принцип скорпиона
Как и Мотаз, бывший сириец Джаркас Гияс Субхий — выпускник факультета английского языка и филологии Дамасского университета — раньше долгое время уже жил в России. Здесь он женился, здесь родились двое его детей. Но в 2005 году заболела оставшаяся в Сирии мать, пришлось вернуться. Два года назад семья, увеличившаяся еще на одного ребенка, окончательно переехала в Майкоп. «У меня российское гражданство. Но проблемы остальных репатриантов знаю очень хорошо, потому что близко общаюсь с ними, ими живу», — рассказывает Джаркас, ставший помощником ректора Адыгейского государственного университета по общественным связям.
Самая большая проблема, считает он, — документы. «Чтобы сделать временную регистрацию, получить статус переселенца, нужно сдать толстый пакет документов. Настоящее головокружение. Как их собрать, покидая охваченную войной родину?
Переезжающие сюда еще не знают, какие именно документы потребуют. Им говорят — везите хоть из Сирии», — сетует собеседник. Проблем добавляет и то, что многие репатрианты говорят только по-черкесски, русский не успели выучить. От загруженных работой госслужащих им порой достается резкое: «Иди — учи язык, потом возвращайся».
Решить проблему может государственная программа помощи соотечественникам. Но силами одной дотационной республики ее не вытянуть, рассуждает Джаркас. Если появятся дополнительные сотрудники, хорошо говорящие по-черкесски, понимающие арабский, и главное, знающие, как помочь сирийцам при отсутствии той или иной справки, — всем станет легче.
«Другая сложность — трудоустройство. Люди помогают друг другу, многие строителями, отделочниками работают. Без разрешения на временное проживание на работу практически не берут, — рассказывает Джаркас. — Кто-то на свой страх и риск трудоустраивает неофициально. А сейчас частники боятся — несколько случаев было, когда поймали нелегалов и хозяев оштрафовали. Пока статус РВП получишь — полгода пройдет, да и то с большими проблемам. На что все это время жить?»
Центр адаптации репатриантов, отметил помощник ректора, работает очень хорошо. Однако у него нет полномочий и рычагов для решения проблем сирийцев. Основная помощь там — консультативная. Несколько сирийских черкесов, столкнувшись с такими проблемами, вернулись на старую родину.
Другие сразу выбирают Турцию или Иорданию — там временная регистрация оформляется без бюрократии всего за две-четыре недели.
«Уехали с одной войны, а приехали — здесь моральная война, нет понимания, — завершает беседу Джаркас. — При этом сохраняют оптимизм. Потому что большинство из них — скорпионы. Это значит, что падая, каждый раз начинают жить заново. Выхода нет, ведь в Сирию возвращаться нельзя».
Встреча через полтора века
С доктором Омаром Хусамой Муки мы беседуем в кабинете майкопской детской поликлиники №2. «Жили в сирийском городе Хомсе. Но одиннадцать лет учился в Минском медицинском институте, — рассказывает о своей жизни педиатр. — Когда в конфликт на моей родине вмешались другие страны, понял, что вести войну будут против государства, которое защищает всех. Поэтому вместе с женой и двумя детьми, им сейчас 10 и 16 лет, переехал в Адыгею. Отсюда мои предки шапсуги, здесь живут их потомки, большая семья. Они меня встретили в аэропорту, особенно помог Ибрагим Мугу». Врач признается: даже не задумывался о страхе попасть в чужую страну, заранее связался с представителями своего рода, обсудил с ними переезд. «Надежда была на две вещи: Россия — хороший друг Сирии, хватит того, что у меня сирийский паспорт. И второе — мой род, которым стал гордиться еще больше», — пояснил Омар.
За событиями на родине его семья следит: «Нужно, чтобы никто не вмешивался во внутренние дела Сирии, чтобы оставили ей право выбирать себе друзей. Там остались родные, многим из которых просто не за что переехать в другую страну».
Директор Центра адаптации репатриантов Асхад Гучетль добавляет, что среди переселенцев есть инженеры, окулисты, стоматологи, машинисты, переводчики с английского языка, геодезисты — представители практически всех специальностей. Приняв их, Адыгея приобрела квалифицированные и опытные кадры.
Он признался, что главными проблемами остаются квоты на иностранных рабочих (в прошлом году на республику их было всего 450) и знание русского языка. «Вопрос с языком потихоньку решаем. На базе гимназии два раза в неделю проходят занятия, порой всей семьей на них приходят — и дети, и родители. Между собой для тренировки стараются разговаривать и по-адыгейски, и по-русски», — сообщил директор центра. Нет, по его словам, проблем и с расселением. Кому-то помогают представители рода, другие снимают квартиру сами, третьи переезжают в сельские пустующие дома.
А в ауле Панахес построили порядка 15 новых одноэтажных домов. Материалы собирали всем миром, присылали даже из других кавказских республик. В январе семьи сирийцев справили новоселье. «Сама Россия и республика настолько добродушно встретили людей, которые возвращаются, здесь они не видят преград», — подытожил Гучетль.
Конечно, единодушны все собеседники, проще адаптируется молодежь. За пару месяцев ребята уже сносно изъясняются на русском. Сложнее пожилым, которые привыкли к прежнему образу жизни, здесь у них нет друзей, работы, они плохо знают город.
Нет проблем и в сфере религии. Муфтий Адыгеи и Краснодарского края Аскарбий Карданов рассказал, что наплыва репатриантов в мечети нет: «Все, как и у нас, зависит от воспитания в семье. Если жили в арабской стране, это не значит, что обязательно мечеть посещают. Как и здесь — есть адыги, которые мусульмане, но в мечети их не увидишь».