Цивилизация
Российские правоохранители нашли и начали активно разрабатывать новую нишу, связанную с уголовным преследованием медиков, утверждают в Национальной медицинской палате (НМП). Причем крайними зачастую оказываются не истинные виновники гибели людей. На встрече с журналистами эксперты НМП рассказали об особенностях судебной защиты пострадавших пациентов и медработников, а также о том, что остается за скобками судебной практики.
По словам сопредседателя комитета независимой экспертизы качества НМП, члена правления Лиги защитников прав пациентов Алексея Старченко, возложение ответственности на рядового врача удобно не только прокуратуре, но и руководству медучреждения. «Соблазн свалить все на самое слабое звено очень велик, — заявил он. — Так ЛПУ (лечебно-профилактическое учреждение) может избежать репутационного ущерба и необходимости выплачивать компенсацию.
Нередко пострадавшему пациенту или его родственникам прямо говорят о виновности врача и советуют жаловаться конкретно на него. Проще найти виноватого на первом этапе конфликта и его посадить, чем платить пациенту в рамках гражданского судопроизводства».
Поддерживают такую экономию и в госорганах управления здравоохранением.
Еще одна «опасная тенденция» — перекладывание ответственности на другое ЛПУ, рассказал Старченко. В качестве примера он привел случай, когда в гибели молодого человека, происшедшей из-за «технического дефекта операции» в кардиоцентре Пермского края, обвинили двух участковых терапевтов, которые «не направили его вовремя на операцию». «Высокий статус учреждения позволил свалить все на участковых, и их осудили, — рассказал Старченко. — И только после нашего вмешательства это дело было направлено на пересмотр».
Одним из самых вопиющих примеров перекладывания с больной головы на здоровую стало заключение о причине смерти предпринимательницы Веры Трифоновой в СИЗО «Матросская Тишина», считают эксперты НМП: в этом обвинили врача, проводившую Трифоновой за десять дней до гибели сеанс гемодиализа.
Старченко рассказал также о последнем судебном разбирательстве, в котором НМП участвует в качестве независимого эксперта. Речь идет о гибели в апреле 2013 года молодой женщины в Люберецкой районной больнице. После непродолжительной операции, связанной с прерыванием замершей беременности, у пациентки произошла остановка дыхания и сердечной деятельности. Благодаря усилиям врачей она пришла в себя, но через три дня погибла от полиорганной недостаточности. Следствие пришло к выводу, что виноват в этом проводивший анестезию реаниматолог, который на тот момент заменял заболевшего заведующего отделением. В том числе на него возложили ответственность за недостаточное реанимационное оборудование операционной.
Между тем, по словам Старченко, отвечать за недооснащение больницы должен в первую очередь главврач, во вторую — заведующий гинекологическим отделением, допускающий проведение экстренных операций в таких условиях. Однако подобное «избирательное следствие» встречается повсеместно, отмечает эксперт.
Во Владимирской области сейчас ведется следствие, в ходе которого претензии в связи с отсутствием палаты пробуждения для послеоперационных пациентов предъявляются не главврачу ЛПУ или региональному Минздраву, а рядовому анестезиологу.
И во всех этих случаях в основе решения лежит заключение экспертизы, с которым в НМП категорически не согласны. «Мы представили в Генпрокуратуру свое экспертное заключение по люберецкому случаю, — рассказал Старченко. — Передозировки анестезиологических препаратов не было. Но сама по себе замершая беременность — очень опасная патология. Это конгломерат некротических элементов в матке, и при их выскабливании токсические вещества устремляются в кровоток, нередко вызывая токсический шок. Поэтому такие операции следует проводить не в манипуляционной, а в операционной, где развернуты все реанимационные службы».
По мнению эксперта, предъявленное анестезиологу обвинение несправедливо, а вот больница как юридическое лицо должна выплатить родственникам погибшей денежное возмещение.
«Основная проблема таких дел заключается именно в экспертизе, на основании которой суд принимает решение, — рассказал Старченко. — Но говорить о ее объективности и независимости не приходится, сегодня судмедэкспертиза в России — абсолютно неконтролируемая зона. В итоге невежественные или ангажированные экспертные заключения приводят к несправедливому решению. При этом я не знаю ни одного эксперта, которого бы привлекли к ответственности за неправильное заключение».
Еще сложнее противостоять «корпоративности» экспертов пострадавшим гражданам. Как рассказал адвокат Лиги защиты прав пациентов Дмитрий Айвазян, в одном из его дел экспертное заключение отсутствовало вовсе, поскольку не нашлось «смельчака, который решился бы его подписать».
По его словам, довольно рядовую операцию проводил один из лучших нейрохирургов страны. Однако через две недели пациент умер, а на вскрытии в канале его спинного мозга обнаружили салфетку.
Не помогло и обращение к зарубежным экспертам: российское законодательство не позволяет судам принимать решения на основании их заключений.
Патологоанатомическая служба и судебно-медицинские эксперты часто оказываются связаны с госорганами и потому их заключения бывают необъективными, рассказала эксперт качества медицинской помощи НМП, руководитель ярославского Медико-правового центра Людмила Добродеева. Кроме того, «в интересах медицинских организаций оказывается давление также и на экспертов качества медицинской помощи страховых компаний».
«Идет поток заказных заключений, и профессионалы это видят, — рассказала Добродеева. — НМП опротестовывает эти экспертизы. Но если в больших городах это можно сделать, заменив состав экспертного бюро, то на районном уровне творятся поистине чудеса: в качестве эксперта может выступать врач, принимавший участие в лечении.
При этом у прокурора, который не может даже грамотно прочесть заключение и задать вопросы, в голове уже есть санкции и статья».
Тем не менее большинство пациентов все равно предпочитают обращаться не в суды, а в прокуратуру, отмечают в НМП. Из-за отсутствия доверия к судебной системе число гражданских исков в суды не превышает 600–700 в год.
По мнению экспертов НМП, необходимо уходить от уголовного судопроизводства, в результате которого врачей осуждают по ст. 109 УК (причинение смерти по неосторожности). И переводить такие дела в рамки гражданско-правовых процессов, предполагающих компенсацию морального и материального вреда со стороны ЛПУ. При этом у всех сторон останется возможность «цивилизованной защиты».
И самое главное, надо развивать институт независимой профессиональной экспертизы, считают в НМП. Изобретать велосипед при этом не придется — система решения конфликтов с пациентами отлажена во многих странах, рассказал президент НМП Леонид Рошаль. Рассмотрением вопросов, связанных с неблагоприятными исходами при лечении, занимаются специальные комиссии при профессиональных медицинских организациях, которые и определяют, виновен ли медработник. Их заключение является основанием для рассмотрения дела в суде.
По словам Рошаля, обычно в состав таких комиссий входят судья в отставке и два его зама — со стороны пациентского и врачебного сообществ. При этом все рассмотрения проводятся обезличенно, только по документам. Комиссия направляет эти обезличенные материалы экспертам, и сделанное ими заключение уже считается весомым вердиктом. Таким образом решается около 80% конфликтных ситуаций. Те же, кто недоволен решением этой комиссии, имеют право обращаться в суд.
Кроме того, НМП предложит Минздраву создать специальный отдел, который бы систематизировал и вывешивал на сайте обезличенную информацию обо всех проходящих в стране «судебно-медицинских» делах. Такая база должна быть доступна любому врачу, чтобы он мог «соотнести свою деятельность с тем, за что могут посадить». Заодно здесь можно было бы разместить и черный список недобросовестных экспертов.
