Проблема эта, причем, оказалась актуальна не только для России, где многие женщины живут по принципу «бьет — значит, любит». В четверг Всемирная организация здравоохранения опубликовала данные последних исследований, согласно которым каждая третья женщина в мире подвергается домашнему насилию.
— На какой стадии сейчас находится законопроект о предупреждении насилия в семье?
— Законопроект в разработке уже год, он находится на стадии экономического обоснования и экспертизы. Были его обсуждения в Общественной палате, в Госдуме, в совете по правам человека при президенте РФ. Сейчас он проходит госдумовскую экспертизу. Вначале рабочая группа, описывавшая рамки законопроекта, была более узкая, в нее ходили представители Минздравсоцразвития. Теперь в ней участвуют представители МВД, поскольку законопроект необходимо обсудить с ними. Основным исполнителем закона будет полиция. Это комплексный документ, который дает определение разных видов насилия. Мы также предложили поправки в Уголовный, Административный, Семейный кодексы. Инициативная группа депутатов в Госдуме, думаю, уже в сентябре этого года внесет его на рассмотрение.
— С чем связано нынешнее возобновление работы над этим законом? С тем, что в нашей стране взялись за детей?
— Здесь несколько факторов сыграли свою роль. Началось все давно. Во-первых, перед нашим обществом стоит задача улучшения демографической ситуации. Если у нас убивают женщин, как эту журналистку, мать троих детей (в убийстве Ирины Кабановой в январе 2013 года обвиняют ее мужа), то о каком отношении к демографии мы можем говорить?
О каком здоровье нации мы можем говорить, если у нас насилию подвергается каждая четвертая женщина, а дети становятся свидетелями насилия и страдают от посттравматического стресса? В итоге синдром посттравматического стресса становится хроническим для огромного числа людей.
У правоохранительных органов нет сейчас никаких механизмов действия. Это комплексное вызревание изнутри, поскольку мы все-таки хотим изменить что-то к лучшему в нашем обществе. В Минтрудсоцразвития есть совет по гендерному равенству, он создан в рамках требований международных механизмов, обязательств РФ по исполнению конвенции по ликвидации дискриминации в отношении женщин. В рамках этого гендерного совета встал вопрос о необходимости такого закона. Поскольку я вхожу в этот совет, мне поручили создать рабочую группу. С этого и началась эта работа. Я привлекла экспертов, которых знала, мы обратились в министерство, стали рассылать этот законопроект. Я настроена очень оптимистично, потому что по сути закона замечаний пока не было, все говорят о том, что он нужен. А замечания к законопроекту были только технические.
— В чем особенности этого законопроекта?
— В некоторых странах сначала создают закон о семейном насилии, а потом думают, как его применять. У нас уникальная ситуация, поскольку мы суммируем российский опыт, наработанный за последние 20 лет. Это и опыт правоохранительных органов, и мировых судей, и юристов, которые представляют права женщин в суде. Все люди, которые работали над законопроектом, непосредственно связаны по профилю своей деятельности с проблемой насилия в семье. Поэтому мы надеемся, что закон будет работать и позволит нам создать эффективную систему реагирования на проблему, чтобы снизить уровень насилия в семье.
— На опыт каких стран вы ориентировались?
— Мы проанализировали законодательства соседей — Молдавии, Казахстана, Киргизии, Украины, Грузии. В этих странах действуют законы о противодействии насилию в семье. За основу мы взяли модельный закон, рекомендованный ООН с точки зрения блоков, которые должны быть в него включены. Кроме того, мы ориентировались на российский опыт, поскольку юристы, писавшие законопроект, — практикующие юристы, которые вели подобные дела. Несмотря на то что мы ориентировались на разные страны, преломление шло через российский опыт. На самом деле этот закон должен помочь и соседним странам улучшить свое законодательство.
У нас есть опыт работы в Молдавии. Я могу сказать точно, что когда у них был написан закон, то люди к нему не были готовы. Та система реагирования, которую они хотят выстроить на основе этого закона, говорит о том, что саму проблему они не до конца понимают. Это закон, который был написан кем-то для Молдавии, но сами они не знают, как его применить. Это все равно, что перевести закон Австрии и принять его в Молдавии. В Австрии, когда писался этот закон, понимали, чего хотят для своего общества, а в Молдавии, похоже, нет. В результате в Молдавии вся система реагирования на проблему насилия в семье построена так, как это было бы при реагировании на проблему торговли людьми. Теперь нас пригласили помочь Молдавии переработать их систему реагирования. А переделывать гораздо сложнее, чем создавать с самого начала.
— Что конкретно будет прописано в законопроекте?
— В нынешнем законопроекте прописаны все механизмы, которые позволят и защитить женщину, чтобы не совершилось повторное преступление, и в то же время там есть процедуры оказания помощи обидчику.
Потому что на самом-то деле мы можем до бесконечности защищать пострадавших, но, пока не будет эффективной работы с теми, кто совершает насилие, мы не сможем это остановить и не сможем ничего изменить. А если всех мужчин направлять в тюрьму, им от этого тоже лучше не будет.
Мы прописали необходимость групповых программ для обидчиков. С этими мужчинами должны работать психологи-мужчины. У нас в России есть своя организация «Мужчины XXI века», которая как раз и занимается работой с обидчиками, и мы учитывали их опыт. Кроме того, там регулируется и работа учреждений, куда могут обращаться женщины, и введение охранных предписаний, как судебных, так и внесудебных, и других механизмов.
Уровень осознания проблемы насилия в семье у всех людей настолько высок, что все понимают, что ее нужно законодательно регулировать, что нельзя делать вид, что проблемы не существует. Конечно, есть риск, что те законы, которые принимаются в спешке и необдуманно, не будут работать. Именно поэтому мы подошли к разработке законопроекта очень тщательно. На последнем заседании рабочей группы мы много обсуждали с представителями МВД, как он будет работать, проигрывали все ситуации, когда в полицию обращается женщина.
— Где вы собираетесь брать специалистов, которые будут работать с женщинами?
— На сегодняшний день общие представления об этой проблеме есть уже у очень многих. Наш центр разработал множество программ, которые были апробированы и МВД, и Минтрудсоцразвития. Другие организации и учреждения тоже как-то пытаются эту проблему решать. В Свердловской области все мировые судьи обучаются по программе, которую мы вместе с ними разработали. Она направлена на то, чтобы мировые судьи как можно раньше распознавали насилие в семье и включали возможные механизмы защиты. Конечно, нужны будут специалисты по этому закону конкретно. Но готовые программы, которые можно внедрять, уже существуют.
— Вмешательство третьих лиц как-то регулируется?
— Да, прописаны все случаи сообщения, особенно если угрозе подвержены дети. Опять-таки никто не может вынудить женщину уйти в убежище. Там уже будет действовать участковый по своему плану. По крайней мере, семьи будут под наблюдением, и мужчина не будет чувствовать, что у него есть право применять насилие. На сегодняшний день у нас такой высокий уровень насилия, потому что есть мужчины, которые считают, что у них есть такое право. Когда закон покажет, что права применять насилие нет ни у кого в семье, то многие остановятся, на мой взгляд. Это как вождение за рулем в пьяном виде. Понятно, что злостные нарушители всегда будут и проблема не решиться завтра же. Но это еще и духовная трансформация людей, потому что понимание и осознание того, что ты не имеешь права применять насилие по отношению к другим людям, — внутренний процесс, а закон является только рамками, которые останавливает это насилие. Злостных нарушителей он не остановит, но тех, кто мог попасть в такую рискованную ситуацию просто потому, что не оценили своей силы, не подумали о последствиях, закон остановит и убережет. Закон не ставит целью взять под контроль каждую семью.
Просто на сегодняшний день женщины и дети, которые страдают от насилия, вообще не могут получить никакой защиты и поддержки от государства, потому что эта проблема не определена законодательно.
— Как будут выявляться случаи периодического насилия? Женщина же может сказать, что она упала, ударилась о косяк?
— Там прописаны все эти механизмы. Сегодня женщина всем рассказывает о том, что она упала с лестницы или ударилась о косяк, и все делают вид, что верят. С этим ничего сделать нельзя, потому что ей предложить нечего. Когда будет закон, полицейский, приходя к ней, может сказать, что он понимает, почему жена защищает мужа, но лучше не будет. Потому что когда насилие есть, то оно циклично и с каждым разом только усиливается. Он может ей сказать, что «если ты осознаешь опасность, то можешь обратиться в разные организации, где тебе окажут помощь». Мы не говорим о выявлении, речь идет о том, чтобы хотя бы оказать помощь тем, кто сам обращается. У нас сейчас, даже если женщина хочет, чтобы ее защитили, она до конца не может получить помощь. Даже простая обязательная юридическая помощь для обвиняемого есть, а для пострадавших нет. И женщины, которые уже пострадали, могут идти только к тем юристам, которые согласятся взять их дело бесплатно, либо платить деньги.
— В России уже пытались принять закон о противодействии насилию в семье, но у него оказалась тяжелая судьба. Не будет ли в этот раз также?
— У нынешнего закона не тяжелая судьба. Закон, который был написан в 1995 году, давал определение семейного насилия, но он концептуально был выстроен неверно. Там был введен термин «зависимые члены семьи», а доказать, кто это, было сложно. Предполагалась формулировка: «в ситуации насилия женщина изымается из семьи и помещается в убежище». То есть раз женщина — зависимый член семьи, то ее из семьи можно «изъять». Второй неверный момент в прошлом законе — реагирование было построено на патронаже социальных служб, а патронаж неэффективен и даже опасен, когда обидчик агрессивен. Возлагать реагирование нужно на полицию. Я принимала участие в обсуждении всех 56 версий того законопроекта и была на заседании, когда приняли решение, что его не нужно принимать, потому что поправки, которые там появились, стали противоречить Конституции. Поправки к законопроекту не дали ощутимого результата.
Сейчас законопроект концептуально написан верно, и он направлен на нужную целевую группу — пострадавших от насилия женщин и детей, которых нужно защищать. Еще одна особенность этого законопроекта состоит в том, что он разработан в тесной связке государства и гражданского общества. В нем учитывается опыт работы и реагирования как общественных организаций, так и государственных структур. У полиции сегодня нет никаких инструментов, чтобы бороться с этой проблемой, потому что все зависит от заявлений пострадавших, без них ничего сделать нельзя. Но часто даже если женщина подает заявление, то на следующий день она его забирает, и так происходит не только в России, но и по всему миру.
— В прошлый раз говорили, что этот закон вмешивается в «дела семейные», мол, незачем сор из семьи выносить. Теперь не будет такой же ситуации?
— Найдутся люди, которые тоже так будут говорить. Но, если честно, я не думаю, что совесть большинства людей позволит сказать, что это семейное дело. Конфликты есть в каждой семье, но насилие, в результате которого погибает мать троих детей, — это точно не дело одной семьи. Оно становится общественным, как только выясняется, что дети попадут в детдом. Тогда это перестает быть частным делом семьи. И, к счастью, людей, которые думают, что это дело мужа и жены, все меньше. Они, скорее всего, не совсем знакомы с самой проблемой и имеют в виду конфликты и отдельные ссоры, а мы говорим о проблеме систематического насилия.
— А если женщина не хочет заявлять на мужчину?
— На определенной стадии, когда ситуация становится опасной и женщина это понимает, обращаются практически все. После принятия закона женщина будет понимать, что если в семье происходит что-то не то, то ситуацию можно изменить. Тогда и обидчики, возможно, начнут понимать, что с ними что-то не так, и возьмут ответственность за свое поведение. И, когда мужчина будет готов к тому, чтобы применять насилие, женщина должна быть готова ему сказать: «Нет, дорогой, чтобы у нас дети были здоровыми, нужно то самое надежное плечо, а не крепкий кулак».
В субботу читайте в «Газете.Ru» интервью с координатором телефона доверия для женщин, пострадавших от домашнего насилия, кризисного центра «Анна» Ириной Матвиенко.