Цивилизация
Нефтяники меняют требования
Около двухсот человек в спецовках нефтяного предприятия «Каражанбасмунай» и обычной гражданской одежде стоят перед зданием акимата Мангистауской области в Актау. Напротив в два раза больше полицейских со щитами и дубинками. Прохожие не обращают на происходящее внимания: мирная забастовка нефтяников в Актау, как было и в потрясенном недавними беспорядками Жанаозене, тянется здесь седьмой месяц и собирает все меньше участников. Полиции, правда, раньше не было дела до бастующих, но к «усилению» за пять дней успели привыкнуть даже в спокойном Актау.
Теперь у нефтяников, протестующих против незаконного, по их мнению, увольнения, новые требования: вывести из Жанаозена и Актау войска, объявить в области трехдневный траур по погибшим и гласно расследовать уголовное дело об убийствах и погромах, произошедших 16 декабря.
«Полиция открыла огонь. А кто им давал такие приказы, чтобы открыли огонь по народу? От кого они, от женщин или от детей открыли этот огонь?» — возмущаются в толпе. Листовку с требованиями, адресованными вице-премьеру правительства Казахстана Умирзаку Шукееву, мне протягивает водитель бензовоза Руслан Шахимов. Лидером бастующих он называться отказывается: «Лидер тут народ».
Месторождение Каражанбас в 200 километрах от Актау, где до увольнения летом этого года работал Шахимов, первым поднялось на забастовку. Впрочем, голодать и оставлять рабочие места нефтяники (в основном транспортники и буровики) стали не сразу. Когда в 2009 году правительство Казахстана выпустило постановление о повышающем отраслевом коэффициенте зарплат, который составил 1,8, нефтяники стали добиваться его применения. Тогдашний профсоюзный лидер Ербосын Косарханов сначала поддержал рабочих, говорит Шахимов. «Он нашел Наталью Соколову — нам же нужен был юрист. Она жила в Актау, раньше в нашей конторе работала. Потом у нас начались примирительные комиссии, но ничего не выходило. Потом арбитраж начался, в январе 2011-го, и Косарханов его сорвал», — рассказывает водитель. По словам нефтяников, профсоюзный лидер предал рабочих, согласившись на неравное представительство в трудовом арбитраже — три человека от недовольного зарплатами коллектива и пятеро представителей руководства.
Это судебное решение — основной аргумент, который приводит менеджмент нефтяных предприятий «Каражанбасмунай» и «Озенмунайгаз» (последнее находится как раз в Жанаозене), отстаивая свою правоту. Еще один: зарплаты низкоквалифицированных нефтяников выше, чем в среднем по региону, — 250—300 тысяч тенге (50—60 тысяч рублей).
«Прям душа болит, что они про нас говорят людям, про высокие зарплаты, но это неправда. Я работаю семь лет, максимальная зарплата у меня была 113—115 тысяч тенге (около 22 тысяч рублей. — «Газета.Ru»). У других — от 80 до 180 тысяч. А наши работодатели даже не нюхали нефть, а насколько больше получают», — кипятится Шахимов, стоя у акимата на ледяном ветру. Другой участник забастовки, оператор цеха по добыче нефти Шукир Сисембай, показывает мне свою «жировку» — листок расчета заработной платы за октябрь 2011 года. В документе указана сумма: «чистыми», после вычета налога и пенсионных отчислений, получается 170 тысяч 612 тенге (около 34 тысяч рублей).
После решения арбитража коллектив рабочих месторождения Каражанбас стал добиваться отставки председателя профсоюза Косарханова, а фактическим лидером борьбы за повышение зарплат стала Наталья Соколова. Пока она писала заявления в прокуратуру и обращения на имя президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, нефтяники начали голодовку. Сначала от еды отказывались все сотрудники Каражанбаса — около трех тысяч человек. Через девять дней рабочие стали падать в обмороки во время смены, месторождение прекратило работу, буровые работы не велись две недели — дежурили только аварийные бригады. 26 мая к забастовке «Каражанбасмуная» присоединились нефтяники из Жанаозена — по большей части из солидарности. Кроме того, несмотря на наличие «вредного» коэффициента в документах, с рабочими «Озенмунайгаза» заключили дополнительные соглашения, в результате чего зарплаты уменьшались, а не росли. Но идти до конца были готовы не все: «У людей кредиты, семьи. У всех по трое и больше детей — откликнулись на призыв президента улучшать демографическую ситуацию, жены дома сидят».
В июне и июле отказывающихся выходить на смену стали увольнять: работы на месторождении Каражанбас лишились 1080 человек, с жанаозенского «Озенмунайгаза» уволили 1450 рабочих.
Объемы добычи нефти восстановили, а уже бывшим сотрудникам предприятий пришлось изменить требования: теперь речь шла не о повышении зарплат, а в первую очередь о восстановлении на работе.
Юрист Соколова («которая помогала нам все грамотно, по закону делать», говорят о ней рабочие) к тому времени уже была за решеткой. Еще в середине мая 2011 года дело в отношении нее по статье «разжигание социальной розни» (ст. 164 Уголовного кодекса Казахстана) потребовало возбудить руководство «Каражанбасмуная». За месяц ее несколько раз задерживали по административным делам, обвиняя в нарушении правил проведения массовых акций. 25 мая Соколову арестовали на восемь суток, и на свободу она уже не вышла: когда истек срок «административки», юрист оказалась в статусе задержанной по все-таки возбужденному делу о «социальной розни». «Дали шесть лет, сидит в колонии в Атырау», — сообщают нефтяники.
Позиция представителя Каражанбаса и поддержавшего его прокурора в суде сводилась к тому, что Соколова намеренно ввела в заблуждение сначала рабочих «Каражанбасмуная», а потом их коллег из Жанаозена, все ее требования были отвергнуты судами и правоохранительными органами, а оставшиеся без работы люди оказались заложниками ее личных амбиций.
Дело юриста Соколовой
«Да какие там амбиции. Она просто работала начальником отдела кадров в «Каражанбасмунае» и за год подписала девять приказов об увольнении в связи со смертью. Это были мужики 40—50 лет, которые приходили домой со смены, ложились спать и не просыпались. Очень тяжелые условия работы, химические реагенты, нефтяные испарения и газовые выбросы. Этот ветер постоянный с песком, экологический фактор, вода здесь отвратительная», — объясняет муж осужденной Василий Чепурнов, с которым мы встречаемся в кафе в нескольких кварталах от площади, где стоят уволенные нефтяники.
По его словам, жена — юрист по образованию, поработала в правовых департаментах нескольких нефтяных компаний, трудилась кадровиком на Каражанбасе всего год: когда она стала поднимать вопрос о смертности среди рабочих на вредном производстве и необходимости повышения зарплат, в мае 2010 года с ней просто не продлили контракт.
В октябре ей предложил работу профсоюз, Соколова согласилась и принялась заваливать обращениями прокуратуру, комитет национальной безопасности (КНБ), правительство области, министерство нефтяной промышленности, писала президенту. Первоначально речи о забастовке не шло: опытный юрист, ранее успешно судившаяся с налоговыми органами, считала, что сможет доказать в суде правоту рабочих: «Казалось, что система все-таки работает».
«Но этого арбитража, на который ссылается руководство «Казмунайгаза» (компания владеет 50% «Каражанбасмуная» и 100% «Озенмунайгаза»), попросту не было. Когда рабочие пришли в суд, их физически туда не пропустила полиция, заседание было сорвано, а потом Косарханов подписал отказ от всех требований от имени рабочих», — продолжает Чепурнов. При этом председатель профсоюза с января до апреля 2011 года не сообщал об этом документе нефтяникам. Когда о решении стало известно — началась голодовка. Соколова, которую к тому времени не пускали на территорию «Каражанбасмуная», приходила их консультировать, и рабочие выходили к ней — эти встречи в суде потом были названы незаконными митингами, на которые Соколова выводила нефтяников. За них ее дважды оштрафовали, потом посадили в СИЗО и наконец арестовали по уголовному обвинению.
«После этих восьми суток я приехал забирать ее из СИЗО и сначала не понял, что происходит. А потом смотрю — выезжает автобус с полицией, потом машина, в которой она сидит, с ней сотрудники, и сзади еще автобус. Думали, ее будут отбивать рабочие», — вспоминает Чепурнов. Но у изолятора не было никого, кроме мужа Соколовой. До суда он ее больше не видел. «В суде она защищала себя сама, от первого адвоката не было толку, потом все отказались», — говорит супруг юриста. В августе суд приговорил Соколову к шести годам колонии: прокурор требовал семь, но наличие у подсудимой 15-летнего сына сочли смягчающим обстоятельством. Апелляционная инстанция подтвердила приговор, отказавшись приобщить к делу лингвистические экспертизы выступлений юриста перед рабочими, которые провели по заказу Чепурнова: в деле остались только заключения специалистов, сделанные по указанию следователей. В них эксперты приходят к выводу, что юрист призывала к незаконным акциям и сеяла социальную рознь.
После ареста жены Чепурнова, который работал в одной из сервисных компаний, обслуживающих месторождение, уволили.
«Не хочу называть компанию, потому что они мне перед увольнением дали поработать сверхурочно, чтобы выплатить побольше выходное пособие. На него сначала жили, теперь золото жены продавать начинаю», — рассказывает об источниках своего нынешнего дохода муж осужденной. Он утверждает, что внесен в «черный список» и с ноября ни одна его попытка устроиться на работу не увенчалась успехом (Чепурнов инженер, занимался обслуживанием и строительством скважин). Зато в ноябре же ему дали первое долгосрочное свидание с женой — на три дня. Их сын не видел матери с момента задержания.
«В декабре началась амнистия, и Наталья под нее вроде бы попадает: у нее несовершеннолетний ребенок плюс первая судимость. Но я боюсь, что ее не выпустят, иначе рабочие могут воспрянуть духом и опять начать активно бастовать», — рассуждает Чепурнов.
«Почему телевидение к нам не идет?»
Источник «Газеты.Ru» в акимате Мангистауской области сообщил, что представители областного правительства во время переговоров с бастующими согласились предоставить им рабочие места на нефтяных предприятиях месторождений области и других регионов Казахстана, но о повышении зарплат речи не идет — напротив, нефтяникам могут предложить оклады на 10—15% ниже прежних. «Наше требование главное — чтобы вывели войска. А по работе — чтобы восстановили и выплачивали все», — непреклонен водитель Шахимов. «Где телевидение? Почему никто не снимает?» — вмешивается в наш разговор молодой казах. Телекамер, да и вообще журналистов на площади действительно нет.
Пока стояние перед зданием акимата продолжается, в пресс-центре неподалеку проводит брифинг советник акима области Жанна Ойшибаева. Она сообщает, что восстановление Жанаозена идет полным ходом и там уже вовсю работает мобильная связь и продуктовые автолавки. «Не-а, не работает, я сегодня там был», — перешептываются журналисты.
На вопрос корреспондента «Газеты.Ru», известно ли акимату о злоупотреблениях в отделениях полиции и пытках во время допросов, о которых сообщают жанаозенцы, Ойшибаева отвечает коротко: «Такой информации нет».
Зато переговоры с нефтяниками, которые выходят на площадь в Актау, «ведутся, и весьма конструктивные», утверждает она, не вдаваясь в подробности.
На трибуне пресс-центра советника сменяет официальный представитель МИДа Алтай Абибуллаев. «Информация, которую распространяют некоторые СМИ, о том, что количество жертв больше 50 или 70, не соответствует действительности. Официальная информация по количеству жертв и раненых была обнародована генпрокуратурой. В настоящее время на лечении находятся 73 человека, остальные уже вышли из больниц. Просим еще раз убедительно, любезно просим вас объективно освещать события, опираясь на информацию правоохранительных органов и акимата, а также правительственной комиссии», — увещевает чиновник, чем напоминает мне полицейского из Жанаозена, который сутки назад требовал у меня аккредитацию на право беседовать с местными жителями.
