Ответим на коммунистический террор своим — до его начала
Указ рейхспрезидента о защите народа и государства от 28 февраля 1933 года был издан еще до полноценного прихода нацистов и Адольфа Гитлера к власти. Документ приостанавливал действие полдюжины статей Веймарской конституции и разрешал любые ограничения на личную свободу, свободу выражения мнения, свободу печати, свободу собраний, тайну почтовых, телеграфных и телефонных сообщений. Снимались ограничения на выдачу ордеров на обыск и приказов о конфискации собственности. Формально это делалось согласно 48-й статье конституции, допускающей чрезвычайные меры при критической угрозе стабильности государства, однако указ не сопровождался письменными ограничениями и потому фактически разрешал все что угодно ради произвольно трактуемой цели.
Президент Пауль фон Гинденбург был вынужден подписать указ после пожара в Рейхстаге, случившегося за день до этого. Почему он загорелся на самом деле, никто не знает до сих пор, но нацисты быстро сочинили историю, которая помогла им на полпути к захвату власти.
Пожар в Рейхстаге, 27 февраля 1933 года
AP
На федеральных выборах в ноябре 1932 года нацисты получили 33,1% голосов — это больше, чем у социал-демократов (20,4%) и коммунистов (16,9%), но недостаточно для создания парламентского большинства и формирования правительства. Поэтому правительство получилось коалиционным, и 30 января фон Гинденбург назначил его главу — Гитлера, как лидера самой крупной партии. Первым действием будущего фюрера стал призыв к роспуску рейхстага и повторным выборам 5 марта: нацистов не интересовала демократическая власть в составе коалиции, их идеология подразумевала тотальную диктатуру без всяких ограничений.
Канцлер Гитлер пообещал спасти народ от коммунизма, и по всей стране штурмовые отряды начали громить офисы профсоюзов и компартии, а также избивать и убивать левых политиков. Во второй половине февраля террор в более мягкой форме перекинулся и на социал-демократов — старых врагов коммунистов, которые подавили в 1919 году восстание спартакистов («Союз Спартака» — марксистская организация в Германии начала XX века) и убили без суда Карла Либкнехта и Розу Люксембург.
Поэтому, когда вспыхнул Рейхстаг, Гитлер ощутил свою победу. Стоя на фоне пожара и стараясь его перекричать, он сказал: «Эти недолюди не понимают, что народ на нашей стороне. Они забились в свои мышиные норы и не собираются из них выходить, поэтому, конечно, они не слышат аплодисменты толпы».
Колонна штурмовиков SА марширует по улицам Берлина, 1932 год
Bundesarchiv
В официальном заявлении правительства по поводу пожара было сказано, что он должен был стать сигналом к началу коммунистического мятежа и гражданской войны.
«Масштабный грабеж в Берлине был запланирован на четыре часа утра во вторник. Установлено, что начиная с сегодняшнего дня по всей территории Германии должны были начаться террористические акты против известных людей, против частной собственности, против жизни и безопасности мирного населения», — говорилось в коммюнике.
Последний рывок к абсолютной власти
На практике нацистским чиновникам даже не потребовалось ждать указа от 28 февраля, чтобы начать государственный террор. Уже утром после пожара десятки коммунистов бросили в тюрьму, и лишь затем глава МВД Пруссии (крупнейшая земля Германии) Герман Геринг обсуждал с коллегами, какое юридическое основание можно подвести под аресты. Вскоре после этого министр разрешил стрелять на поражение при любых задержаниях политических преступников, а также отменил все остальные нормы и процедуры для полицейских.
За две недели после пожара арестовали около 10 тыс. человек, по большей части коммунистов. Арестовали главу Коммунистической партии Германии Эрнста Тельмана, будущие лидеры ГДР Вильгельм Пик и Вальтер Ульбрихт отправились в изгнание. Интересно, что Гитлер не стал полностью запрещать КПГ, несмотря на арест тысячи ее членов: он опасался, что в этом случае коммунисты поднимут настоящее восстание. Кроме того, на мартовских выборах они должны были отнять голоса у социал-демократов. Судьи и прокуроры враждебно относились к КПГ, даже если сами не были нацистами, и потому конвейер по отправке коммунистов в тюрьму работал без остановки.
Параллельно с этим началось срастание нацистской партии с государством — штурмовики в коричневых рубашках патрулировали улицы вместе с полицией, крупный бизнес добровольно-принудительно делал пожертвования для НСДАП ради стабильности государства, а за порядком на мартовских выборах следили отряды SA и SS.
Совместный патруль: полицейский и коричневорубашечник, 5 марта 1933 года
Bundesarchiv
Несмотря на это, мартовское голосование дало нацистам лишь 43,9% — гораздо меньше, чем хотел Гитлер. Коммунисты, находясь в полуподпольном положении, смогли набрать 12,3%, но это им не помогло, поскольку всех их депутатов арестовали и не дали прийти ни на одно заседание.
Гитлеру осталось преодолеть последний рубеж — получить чрезвычайные полномочия, чтобы править без оглядки на парламент и любые законы. 43,9% для этого было мало, но Гитлер смог убедить главу Центристской партии (ныне — христианские демократы) поддержать его.
По одной из версий, Людвиг Каас согласился в обмен на гарантии безопасности его партии и сохранение прав католиков, по другой — его убедили стоявшие вокруг на переговорах штурмовики.
В итоге глава нацистов получил чрезвычайные полномочия 23 марта 1933-го 444 голосами против 94 (значительная часть противников не добралась до заседания). С этого момента в Германии официально установилась диктатура в том виде, в котором она вошла в учебники истории. Государство отныне было подчинено двум главным задачам — завоеванию мирового господства и приведению немецкого народа в соответствие с расовыми идеалами нацистов.
Почему немцы согласились передать власть фанатику?
Немецкие историки видят у прихода Гитлера к власти две группы причин.
Немецкий народ тяжело переживал поражение в Первой мировой войне и экономические тяготы Великой депрессии.
Кроме того, в военно-патриотической среде сразу после окончания мировой войны возникла «теория об ударе ножом в спину» — якобы немецкий народ не проиграл Антанте на поле боя, а вместо этого предатели-социалисты устроили революцию и заставили страну капитулировать. Анализировать эту теорию должны психиатры, поскольку одним из ее главных сторонников был Эрих Людендорф.
Австрийская карикатура 1919 года
Vienna Arbeiterzeitung
Он был начальником немецкого генштаба и в октябре 1918 года лично требовал от правительства заключить мир на любых условиях, пока союзники не прорвали фронт и не навязали его безо всяких условий. Аргументы в пользу этого были такие же, как у всех военных историков, изучавших вопрос: немецкие дивизии понесли огромные потери, истощены и массово отказываются повиноваться командирам, а Антанта только что бросила на свою чашу весов сотни тысяч рвущихся в бой американских солдат. О том, что Германия потерпела крах в войне, знали почти все ее жители, но, как и Людендорф, предпочли забыть это и перенести ответственность на абстрактных предателей.
Одной этой теории было бы недостаточно для уверенной победы нацизма, но с 1929 года мир охватила Великая экономическая депрессия. Люди массово нищали и теряли работу, а нацисты предлагали простые рецепты и ответы: виноваты враги и евреи, для решения всех проблем достаточно дать нам власть, и мы возьмем реванш за Первую мировую.
Наконец, сыграла роль вторая группа причин — не бывает демократии без демократов. И коммунисты, и нацисты видели своей целью диктатуру, для достижения которой можно применять любые средства и идти на любые жертвы. Умеренные политические партии были деморализованы и сами не верили, что демократия и Веймарская республика чего-то стоят, раз не могут дать людям ответов и преодолеть экономический кризис. Оставалось лишь выбрать между двумя партиями радикалов, и почему немецкая элита предпочла не коммунистов, объяснить легко. Их идеи подразумевают красный террор, передел собственности, насильственную перестройку общества — все то, что видели в Советской России. В этом свете нацисты казались меньшим из зол, особенно крупным предпринимателям и аристократам, для которых Гитлер выглядел мещанским клоуном и болтуном, не способным ни на что серьезное.
К сожалению для всего мира, на его счет они крупно ошиблись.