Цивилизация
Нет регламента, нет порядка
— Какой главный риск оказался инвесторов в этой области?
— Для всех инвесторов во всех проектах риск один. Надо реализовать проекты в разумные сроки за разумные деньги. Наверное, именно этот риск и губит этот проект. Если мы говорим про суборбитальный туризм, то проект был остановлен исключительно из-за того, что административно-правовые риски были очень высокие. Мы на каждом шагу упирались в то, что нет регламента, нет порядка, нужно менять законодательство, и было очень много таких моментов.
После этого было понятно, что даже если деньги мы найдем, если инвестор их выделит, непонятно, когда проект будет реализован и будет ли реализован вообще. Надо понимать, что это очень сложный технический проект.
Потом мы занялись проектом сверхлегкой ракеты, там было еще «лучше». Там заказчика просто нельзя было найти, потому что никому эта ракета не нужна. Вроде как есть готовые ракеты, вроде как можно и так летать, есть же ракета «Союз», есть модернизации ракеты «Рокот», есть «Ангара» легкая.
Мы планировали разрабатывать новую ракету, но когда стали предлагать варианты, оказалось, что всех это вроде как интересует, но к конкретике никто не перешел. Говорят: пока нас устраивает и на этих ракетах летать, другие нам не нужны. Все. Заказов в Российской Федерации на новую ракету нет. А суборбитальный проект отягощен очень серьезными рисками, и правовыми, и административными.
— Заказчиков для сверхлегких ракет нет в России, но мы же видим успешные примеры того, что сегмент сверхлегких ракет в мире развивается...
— Все сверхлегкие ракеты, которые мы видим, во-первых, в большинстве своем ориентированы на госзаказ, на оборонный заказ США. Во-вторых, они ориентированы на собственный рынок США и их сателлитов. В Российской Федерации этот рынок полностью недоступен, поэтому мы можем ориентироваться на некоторые коммерческие заказы за пределами России (они есть, но в очень малом количестве) и в самой стране. Так вот, некоммерческого негосударственного заказчика в России мы найти не смогли. Они вроде как есть, но когда начинаешь с ними говорить, они отвечают — ребят, ну вы там сделайте как-нибудь сами ракету, а мы может быть потом подумаем, брать ее или нет. Ни один инвестор в это вкладываться не будет.
«Мы не знали, что там голое поле»
— Но когда вы все начинали, наверняка искали ответы на эти вопросы?
— Я работал в ракетно-космической отрасли, и я с этими проблемами не встречался.
Очень много проблем, которые были в нашем суборбитальном проекте, в ракетно-космической отрасли просто не наблюдаются. Потому что там хитрый правовой порядок. Например, есть специальный порядок согласования новых космических комплексов на космодромах. Ни один комплекс не был введен в строй по общему порядку в России. Все было введено в строй по распоряжению правительства и куче подзаконных актов. То есть отдельные законы выпускались по космодромам, понимаете? Порядка не было.
И я хочу сказать, что очень многие в Роскосмосе тоже об этом узнали только после того, как мы с этими проблемами пришли. Они тоже думали, что все так и движется. Это как будто машина едет, и все окей, а потом оп, перестала. Смотришь, а там, оказывается, обезьянки крутили колеса. Ты говоришь — подождите, а я педали нажимал. А там обезьянки... Вот примерно такая ситуация. Причем тут обвинять не в чем людей. Мы же этого не делали ни разу. Мы приходим, а тут, действительно, голое поле буквально.
— И вы думали, что в голом поле можно построить космодром?
— А мы не знали, что там голое поле, понимаете?
Космодромы строились, ракеты строились, все делали. Никто не понимал, что эти риски будут.
Я, честно, работая в отрасли, не понимал. Проект несколько раз трансформировался. Сначала я думал, что отраслевые предприятия многое сделают, а мы займемся общим проектированием. Потом у нас открылись глаза, что, оказывается, не будут. Потом одни проблемы, другие, третьи.
— Вы думали, что отраслевые предприятия вам что-то сделают?
— Да, конечно. Я же работал на отраслевых предприятиях. У меня договоренности даже были, когда я переходил в этот проект. По двигателям, по изготовлению ракет с предприятиями отрасли в Воронеже. Там были готовы на коммерческой основе разрабатывать двигатель для суборбитального туризма. Но прошло время, мы стали согласовывать сроки и деньги, а у них свои задачи, им не интересно, они хотят создавать что-то свое, не то, что им нужно, и тому подобное. И сказали: «Да идите вы на фиг, у нас своих задач полно».
— Что в вашем проекте должно было быть вашей разработкой, а что — на аутсорс?
— Изначально мы должны были комплекс ракеты и аппарат, их элементы разработать сами. Договоренности такие предварительно были, но когда появился инвестор и деньги, все сразу сказали «иди ты нафиг, это же надо реально делать». И все, на этом все закончилось. Изначально мы думали, когда было падение спроса на «Протоны», что Центр Хруничева мог бы производить ракету. И был разговор с директором завода. Но мне сказали, что эта ракета будет стоить как «Протон», несмотря на то, что она меньше, легче и дешевле, потому что «Протонов» не будет, а вот за счет ракеты будем кормиться. Как думаете, к чему это приводит? К тому, что делать будем в другом месте. Вот такой был диалог.
Секретные документы
— Большая часть сообщений о «КосмоКурсе» в последнее время касалась проволочек и бюрократии с космодромом в Нижегородской области. Какую роль это сыграло?
— Большую роль сыграло. Если бы даже мы пошли размещать наш комплекс на космодроме Восточный, получили бы не меньше, а больше проблем.
— То есть в любой области, субъекте был бы одинаковый порядок?
— А это требование законодательства РФ, субъект ничего не может сделать.
— Есть какие-то акты, которые регламентируют строительство космодромов?
— Этого как раз практически нет. Есть последние два года ГОСТ на тему безопасности эксплуатации, а до этого было хуже. Есть общий порядок согласования сложных технических объектов, но космодромов там нет. Все почему-то пытаются найти там слово «космодром», но его там нет, и обращаются в Роскосмос. Земли космической деятельности, например, должны быть в федеральном пользовании по закону РФ о космической деятельности и земельному кодексу. Приходим к федералам и говорим, что земли должны быть в федеральной собственности, а те спрашивают, зачем они им, это же ваше частное.
Ну и все, такой разговор уже года три длится. И есть куча таких моментов.
— Вы сказали, что не получили от Минобороны документы на разработку ракеты. Что это за документы, что они должны были согласовывать?
— Это нормативы технической документации, которые прописаны в техническом задании, которое нам выдал Роскосмос. Там вписаны требования. Пилотируемая космонавтика, обслуживание ракет, космодромов и эксплуатация — они находятся в ведении Минобороны, исторически им принадлежали и до сих пор принадлежат. Минобороны по закону не имеет права эти требования никому выдавать, если этот кто-то не является заказчиком разработки. Других таких требований не существует, их надо писать.
— Человек не знающий мог подумать, что Минобороны должно было поделиться с вами какими-то секретами ракетных разработок, чтоб вы смогли их использовать в своей ракете, это не так?
— Эти документы секретные, они раскрывают, как сделать так, чтоб ракета не падала людям каждые пять минут на голову. Там написаны нормы, как это сделать, как отработать и прочее. Это действительно техническая документация, нормативная, конкретные требования. И куча таких документов секретных по линии Роскосмоса у нас есть. А есть документы, которые, так исторически получилось, принадлежат Минобороны. Они в части эксплуатации космодромов, космических систем, в части пилотируемой космонавтики. И в законе написано, что Минобороны их дает только в случае, если оно заказчик. Что естественно, понятно и логично.
— И вы узнали об этом не в начале работы?
— Конечно, не в начале! Нам дали, что могли. Мы же не знали, что Роскосмос не имеет никаких прав эти документы использовать. Роскосмос сам не знал. Знаете, почему они не знали? Потому что у них всегда есть Минобороны в заказчиках. У них эти документы есть, они даже об этом не задумывались.
— То есть это не вина конкретного злого человека в Минобороны?
— Это вообще ничья вина. Просто мы еще не прошли этот путь.
— Если говорить конкретно про структуру Роскосмоса, роль Роскосмоса, как они вам помогли и как не помогли?
— В том, что они могли сделать — они во всем оказали помощь. И по лицензированию, и по нормативной документации. Все остальные вещи, которые они не смогли нам сделать — они реально не могли, потому что, например, у них там не было нормативной документации. Они там и нормативку меняли частично, они нормы выписывали и меняли, и сейчас даже переделывают, и с космодромами пытаются разобраться. Они тоже там кругами ходят и не понимают, как найти этот кончик, за который потянуть и сделать. Они стараются. Как минимум они начали это делать, потому что это надо делать.
Это стало всем понятно. Это же не только проблема «КосмоКурса», что мы не имеем доступа. Когда они сунулись, то поняли, что не имеют права. Мы им на многие вещи глаза сами раскрыли.
Что будет дальше
— Многие смотрели на ваш кейс с надеждой. Сколько опытных конструкторов и выпускников вузов у вас работали?
— Около 50 человек работают сейчас.
— А что с ними будет дальше?
— Есть поручение подумать, как этот коллектив сохранить и использовать в работах Роскосмоса. Сейчас разговоры об этом ведутся, но пока окончательных договоренностей нет.
— Конструктора из каких предприятий в основном к вам приходили?
— Это все предприятия РФ перечислять. Из разных. Из Центра Хруничева, из РКК «Энергия», «Прогресс», с двигателестроительных, авиационных предприятий...
— А выпускники каких вузов?
— МГТУ им. Баумана, МАИ, МФТИ иногда заскакивал. Были и другие, из Санкт-Петербурга, Самары, Волгограда.
— До вас еще был неудачный опыт «Даурии», которая оступилась на отношениях с Роскосмосом. Какой бы урок могли вынести будущие частники?
— А что я частникам мог сказать? Не знаю. Искать пути развития. Есть разные частники. Есть компания «Спутникс», которая работает со спутниками — у них все хорошо. По ракетам — ну, я всем частникам сочувствую. Пытаться надо. Может быть, когда-нибудь что-нибудь получится.
— Получается, любой частник, который захочет сам либо с помощью других предприятий создавать ракетные двигатели, просто столкнется с той же проблемой с Минобороны, у которого он просто не получит разрешительной документации?
— Ну, может быть, ее через пять лет перепишет Роскосмос, что-то переделают. Но сейчас эта проблема есть. Либо Минобороны включать как заказчика — в этом, в принципе, ничего проблемного нет, им будет интересно. Если будет федеральный заказчик, и с космодромом порядок организует, и с нормативной документацией... Или ждать, пока в России это будет переделано, потому что есть же у нас инструменты отмены государственных актов.
Сейчас многое меняется. Остается ждать, пока этот процесс дойдет до этих вещей, и заниматься чем-то другим.
У нас не так много компаний, групп, специалистов, которые по ракетам вообще специализируются. Есть люди, которые что-то в гараже пилят, на уровне двух болтиков и газовой горелки. Но они пока дойдут до того, что им понадобится нормативная документация для разработки, для испытания ракеты, наверное, к тому моменту уже все в лучшую сторону изменится. Но если кто-то серьезно будет работать, они, конечно, в это упрутся. Просто мы дошли до этого этапа. Другие не дошли. У «КосмоКурса» есть лицензия Роскосмоса, лицензия ФСБ. Назовите мне хоть одну компанию по ракетам в России, которая получила лицензию Роскосмоса хотя бы. А требования там простейшие.
Я бы ждал частников, которые бы могли это поддержать и развивать, но я пока таких не вижу. Мы же в одиночку перлись. В одиночку прошибали лбом.
Мы первые лицензию получили на свой проект, после этого появился нормальный порядок получения лицензии. Но ни один частник в это больше не полез. Никто еще не нашел нормальных инвесторов и не попытался создать нормальный коллектив. Вот это меня очень огорчает.
— Какие дальше ваши личные планы?
— Сейчас самая главная задача — сохранить коллектив в рамках Роскосмоса.
Если меня попросят или пригласят в рамках коллектива дальше заниматься вопросами выведения ракет-носителей, я бы с удовольствием взялся.
Есть наш коллектив, который еще трудоспособен, и есть задача его передать в Роскосмос. Это главная задача. Если меня пригласят участвовать в разработке вместе с этим коллективом, я бы согласился. Если нет, буду дальше думать.